[~fanpire~]

День добрый!
Дорогие сообщники, существует ли какая-то унификация в переводе обращений Имса, таких как:
darling, pet, love?

@темы: discussion, offtop, translations

---

Музыкальное АУ "Между нотами". Глава 2

[hirasava]

Название: Между нотами
Переводчик: hirasava
Бета: Diamond Ontissar
Оригинал: by toomuchplor Between the Notes
Серия: Steinway!verse
Размер: макси, 25895 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Имс/Артур
Категория: слэш
Жанр: юмор, романс, АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: "Музыка – это пространство между нотами". К. Дебюсси. Знакомство с родственниками и семейные праздники. Или вся та жизнь, которая происходит, когда ты не заперт в аудитории на занятиях.
Примечание/Предупреждения: Вторая часть музыкальной серии "Стенвейверс". Первая тут: Ach, des Knaben Augen

Глава 1



Ханука, 2000 год

— Ой-вей, мой тухес почти надорвался от тяжести этой штуки! — драматично стонет Имс, едва волоча ноги, и тянет за собой пульмановский чемодан на колесиках.

— На этом все, — отвечает Артур, — больше ни единого слова на идише, — он быстро движется вперед, расправив плечи, обгоняя Имса на несколько шагов.

— Я пробуждаю в себе дух Хануки, — парирует Имс, изображая вселенскую обиду. Его еврейский акцент исчезает, и он возвращается к обычному английскому говору.

— Я серьезно, — хмурится Артур. — Имс, это не смешно, поверь мне.

— О, лапушка, — воркует Имс, как всегда, когда Артур впадает в угрюмое настроение. — Я никогда не опозорю тебя перед твоей семьей, пупсик.

— Это тоже чересчур, прекрати, — добавляет Артур, оглядываясь через плечо, и идет быстрее. — И никакой чрезмерно вычурной английской фигни, просто будь нормальным.

— Вычурной английской фигни? — в шоке повторяет Имс и резко останавливается. — Вычурной английской фигни? — снова произносит он, выделяя каждое слово.

— Имс, — говорит Артур и оглядывается назад. Его лицо вдруг принимает умоляющее выражение. Кажется до него доходит, что последняя фраза была лишней. — Да ладно, ты же понимаешь, что я имею в виду.

— Я точно знаю, что ты имеешь в виду: ты хочешь, чтобы я вел себя, как нормальный мужик перед твоей нетолерантной семейкой, которая, видимо, не в состоянии понять шутки твоего педерастического дружка, к тому же еще и язычника, — Имс бросает чемодан, складывает руки на груди, щурится и недовольно смотрит на Артура. Он, кажется, надул губы, но Артур не из тех, кого можно напугать раздражением и нервным срывом.

— Да, именно так, — невозмутимо и равнодушно отвечает Артур. — Давай, ускорься, мой отец ненавидит ждать, — он поворачивается, чтобы снова рвануть в сторону выхода из аэропорта, но практически сразу замирает, ощутив груз вины на плечах. Артур снова поворачивается к Имсу, затем подходит к нему, взволнованный и виноватый. — Эй, — говорит он, — я не хотел сказать, что... Я просто... это поездка по-настоящему треплет мне нервы.

Имс озадаченно смотрит на него. Что же за родители у Артура, раз ему не насрать на их мнение? Сам он не может вспомнить ни одного раза, когда бы его волновали хоть какие-то мысли предков насчет него или, тем более, чтобы ему хотелось их порадовать.

— Ты понравишься им, — говорит Артур таким тоном, словно сам себе не верит. — Просто... будь с ними полегче, они все еще привыкают к тому, что мне нравятся парни.

— Конечно, я буду мягок, — отвечает Имс, качая головой и убеждая себя, что так и сделает. — Артур.

Тот протягивает руку и гладит Имса по голове, пытаясь улыбнуться, но у него не слишком получается.

Когда Артур поворачивается, чтобы взять свой чемодан, Имс понимает, что кто-то уже держит его. Мужчина среднего возраста, высокий, худой, с короткими темными седеющими волосами.

— Папа, — бледнея, говорит Артур. — Эм, привет. Я думал, мы встретимся с тобой на улице.

— Ну, — отвечает тот и выглядит так, словно в данную минуту и сам хотел бы этого больше всего на свете. — Что ж, я подумал, что будет лучше пойти и встретиться с твоим... должным образом представиться, — он тянется через Артура и протягивает руку, встречаясь с Имсом взглядом. — Питер Гольдберг, очень рад наконец-то познакомиться с вами.

— Чарльз Имз, — отвечает Имс, пожимая руку отцу Артура, и слегка ошеломленно смотрит на него, настолько сильно похож на отца Артур. Словно сейчас он заглянул на тридцать лет вперед. — Очень рад знакомству, благодарю за приглашение.

Артур заметно расслабляется от того, что Имс не сыплет словечками на идише и не называет его «лапушка». Имс чувствует, как внутри у него теплеет, и думает, что может представить, будто ему просто нужно кому-то угодить, не обязательно родителю его парня.

— Ладно, позвольте мне, — говорит отец Артура и тянется за чемоданом Имса, но тот вежливо настаивает, что справится сам. Артуру приходится идти между Имсом и отцом, разделяя их всего лишь своей сумкой, и он уже напрягается как струна, словно ему придется играть на конкурсе музыку, которую он до того в глаза не видел, перед самыми блестящими пианистами мира — живыми или уже почившими.

— Хорошо, что вы, ребята, утеплились, последние несколько дней выдались холодными, — немного неловко говорит мистер Гольдберг.

— У нас в прошлые выходные консерваторию почти замело, — отзывается Имс, застегивая пальто и пихая Артура локтем, просто чтобы увидеть, как тот хмурится.
— Надо признать, снежная сказка уже потеряла свою привлекательность в моих глазах, и я даже успел соскучиться по серой дождливой зиме.

— Из какой части Англии вы родом? — спрашивает мистер Гольдберг.
— Не припоминаю, чтобы Артур упоминал об этом.

Имс мимолетно улыбается Артуру.

— Вряд ли он знает, — говорит он, и уши Артура розовеют от намека Имса, будто его волнует только его тело. — Моя семья из Виндзора, который располагается в южной части страны, немного западнее Лондона.

— Виндзор — как замок? — спрашивает мистер Гольдберг, удивленно поднимая брови. — Замок, в котором живет Королева?

— Э, — говорит Имс, пока они проходят шумный участок дороги между терминалом и парковкой, — ну, да, он недалеко от моего дома, — Имс смотрит на Артура — по-прежнему бледного и напряженного. — Хотя не могу сказать, будто мы ходим друг к другу на чай.

Мистер Гольдберг немного натянуто улыбается, напоминая этим выражением Артура, когда тот пытается воспринять одну из его шуток, но у него все равно ничего не выходит. Он нажимает кнопку вызова лифта.

— Боюсь, сегодня вечер пройдет тихо — мама Артура работает в ночную смену.

— Где Аарон? — внезапно высоким голосом говорит Артур, и Имс удивленно смотрит на него. Мистер Гольдберг, судя по выражению его лица, удивлен не меньше.

— О, он... — отец замолкает, вздыхает и качает головой.

Возникает короткая пауза. Лифт приезжает, они входят, и двери закрываются.
Мистер Гольдберг нажимает одну из кнопок. Артур прикрывает ладонью рот и прочищает горло, все еще не до конца оправившись от кашля, который остался после простуды, подхваченной им в конце семестра.

— Я подумал, мы могли бы просто доесть то, что осталось, а завтра уже, когда все соберутся, устроим шикарный обед, — внезапно говорит мистер Гольдберг.
— Надеюсь, вы не против.

— Конечно, — соглашается Артур.

— Да, все прекрасно, большое спасибо, — улыбаясь, быстро добавляет Имс. — Вам действительно не нужно обременять себя лишними хлопотами, мистер Гольдберг.

Когда они почти доходят до парковки, Артур слегка замедляет шаг и воровато хватает Имса за рукав пальто, чтобы отец ушел вперед.

— Прекрати это делать, — шипит он Имсу, широко раскрыв глаза.

— Что именно? — растерянно интересуется тот. Он почти уверен, что не сказал ничего грубого или неприличного. Пока, во всяком случае.

— Ты разговариваешь, как... — Артур поджимает губы, и обычно Имсу кажется это очень милым. — Элиза Дулиттл ближе к концу «Моей прекрасной леди».

— Иди в жопу, не говорил я так! — восклицает Имс, возможно, слишком громко в гулком пространстве парковки, но мистер Гольдберг всего лишь бросает на них мимолетный взгляд и идет дальше. Имс мысленно повторяет про себя все, что говорил до этого, и понимает — Артур, возможно, прав: он автоматически нацепил личину итонского выпускника, которая по умолчанию являлась лучшей его обложкой. — Ладно, прости. Значит, предпочитаешь, чтобы я сыпал словечками, вроде «блять», «жопец» и «черт возьми»?

— Нет, — возражает Артур, поджимая губы, чтобы скрыть усмешку. — Просто убери, пожалуйста, этого жутковатого английского пижона из Степфорда.

— Слушаю и повинуюсь, — соглашается Имс, улыбаясь Артуру, потому что тот очарователен, когда притворяется чопорным и неприступным, хотя, на самом деле, Имс уже давно рассеял этот образ.

***

Семейная обитель Артура — просто эталон для всех американских фильмов: двухэтажный деревянный белый домик с зеленой окантовкой и дорожкой, ведущей к отдельно стоящему гаражу.

— Наверху живет мой брат, — говорит Артур Имсу, как только они выходят из машины и идут к багажнику за вещами. Он кивает в сторону деревянной лестницы, установленной с наружной части гаража. — Ты, вероятно, завтра с ним встретишься.

Внутри дом такой же светлый и уютный. Артур быстро знакомит Имса с первым этажом, пока мистер Гольдберг копошится на кухне. Единственная по-настоящему занимательная комната — фортепианная студия рядом с гостиной. Полки в ней до отказа забиты атрибутикой детства Артура-музыкального-вундеркинда. Дипломы, кубки и медали, газетные вырезки с выцветшими фото, где у Артура длинные как у девчушки волосы.

— Ни слова, — предупреждает Артур.

Имс прижимает руку к сердцу, и на его лице появляется нежная тоска по утраченной юности Артура.

— Серьезно, ни единого слова, — повторяет он, но уже не так агрессивно.
Имс зажимает его у «трофейной» стены, собираясь поцеловать в уголок рта.

— Не надо, — говорит Артур, — отец.

— Точно, — вздыхает Имс и отступает.

Они едят в тишине, пока мистер Гольдберг парит над ними, а потом идут в гостиную к маленькому телевизору и устраиваются на противоположных концах дивана. Артур бесцельно щелкает по каналам.

— Что ж, думаю, в конечном итоге мой отец не так уж ненавидит тебя, — изрекает Артур и останавливается на «Я люблю Люси»[1].

— Ну, это и было целью всей поездки, разве нет? — отвечает Имс. — Помнится, кто-то говорил: «Пожалуйста, молю, мой дорогой, любимый и великолепно прекрасный Имс, прошу тебя, поехали со мной ко мне домой на празднование еврейского Рождества, чтобы мой отец мог познакомиться с тобой и перестать тебя ненавидеть».

— Мне кажется, — говорит Артур, и его нос слегка розовеет, а сам он не отводит взгляда от экрана телевизора, — что в разговоре фигурировало меньшее количество слов и больше различного рода мотивирующих действий.

— Нет, я уверен, что в какой-то момент ты назвал меня великолепным и прекрасным, — упорствует Имс и заваливается на Артура, сокращая между ними пространство. — Я бы не смог согласился на этот определенно неприятный опыт, если бы не это.

— Имс, ну, правда, — говорит Артур, — ты не можешь так делать, мой отец, наверняка рассекает в коридоре, только и ожидая момента, чтобы ворваться в комнату.

Но, в конце концов, Артуру всего девятнадцать, и иногда Имс использует это в своих интересах: нет ничего легче, чем склонить подростка к разврату в неподходящих местах.

— Всего лишь быстрый поцелуйчик, — уламывает Имс и тычется носом в местечко под ухом Артура. Плечи Артура на миг напрягаются и поднимаются, вероятно, ожидая вероломного нападения исподтишка, но он снова расслабляется, когда Имс дает понять, что единственной его целью являются нежные и легкие прикосновения губами к мягкой коже под его подбородком.

— Милый? — вдруг слишком близко от них раздается женский голос, и Имс резко выпрямляется, всем сердцем жаждая, чтобы родители Артура не околачивались в непосредственной близости от них в момент, когда казалось, будто Имс кувыркается с их миленьким сыночком.

Конечно, когда он поворачивает голову в сторону дверного проема, то видит невысокую опрятную женщину в розовом медицинском халате, которая опирается рукой о дверной косяк.

— Артур? — говорит она все тем же требовательным тоном, и Артур вскакивает с дивана.

— Привет, мама, — блеет он, широко раскрыв свои невинные глазки.

— Милый, — повторяет она, входит в гостиную и крепко обнимает сына, целуя его в щеку. — Ох, мой дорогой, я так рада тебя видеть! Я ужасно соскучилась.

Имс также поднимается с дивана, ощущая себя слегка неуютно.

— Ма, — протестует Артур, — ма, ну хватит, — но он улыбается и не слишком вырывается от демонстрации материнской любви. — Ма, я хочу познакомить тебя с Имсом.

Имс, внезапно покрасневший, вдруг сбивает локтем пару со вкусом сделанных безделушек.

Миссис Гольдберг выпускает Артура из объятий и натянуто улыбается Имсу, весьма очевидно окидывая его изучающим взглядом.

— Артур не упоминал о вашем возрасте, — говорит она.

Имс выдыхает, но не может придумать, что ответить на эту реплику, поэтому мгновение просто стоит с открытым ртом, потом захлопывает его и пытается обаятельно улыбнуться.

— Он не намного старше меня, — говорит Артур, — ему всего двадцать три.

— И вы еще учитесь? — с нажимом спрашивает она.

— А, да, — наконец берет себя в руки Имс. — Магистратура по вокалу.

— Аспирант, — нейтрально произносит миссис Гольдберг.

— Он действительно хорошо поет, — вливается в разговор Артур. — То есть, он лучший среди певцов.

— Я и не знал, что ты так думаешь, — польщено отзывается Имс.

— Имс, — многозначительно говорит Артур, едва заметно кивая в сторону матери.

— Точно. Ну, — говорит Имс и делает шаг в сторону хозяйки дома, протягивая ей руку. — Приятно познакомиться, миссис Гольдберг.

— Пожалуйста, зовите меня Эстер, — прохладно произносит она, но вежливо отвечает на рукопожатие. — Питер покормил вас, мальчики?

— Да, — кивает Артур, очевидно, пытаясь вклиниться между матерью и Имсом, чтобы снять напряжение. — Мы поели. И теперь просто... тусуемся.

— Я видела, чем вы занимались, — говорит она, все еще не отводя взгляда от Имса. — Артур, Чарльз остановится в старой комнате Аарона. Мы с твоим папой так решили, и, насколько я могу судить, не стоит снова поднимать эту тему.

— Хорошо, — быстро кивая, неловко соглашается Артур, засунув руки в карманы. — Нет, то есть, я понимаю.

— Я знаю, ты считаешь это лицемерием, поскольку Рейчел много раз завтракала с нами, но, когда это под твоей крышей, ситуация кажется в корне иной, — добавляет она и наконец-то переводит взгляд на Артура. Выражение ее лица немедленно смягчается. — Ты согласен?

— Согласен, — отвечает Артур и почему-то улыбается. Затем наклоняется и целует ее в щеку. — Спасибо, мам.

— Как я уже сказала, больше ни слова на эту тему, — отвечает она. — Ну, Чарльз, идемте. Мы должны зажечь менору[2], прежде чем я отправлюсь спать.

— Ма, Имсу вовсе не нужно... — протестует Артур.

— Он приехал на Хануку, и он — часть семьи, — отрезает она. — А теперь идемте. Немедленно.

Имс действительно не рассчитывал на то, что окажется стоящим в полукруге с Артуром и его родителями перед менорой и станет слушать песнопения на идише. То, что Артур - еврей, всегда было для Имса чем-то теоретическим — тот никогда не ходил в синагогу, не молился и даже не сыпал словечками на идише, которые сам Имс подхватил, едва оказался в Новой Англии. Поэтому казалось очень странным слышать Артура, поющего на иностранном языке — так обыденно и вместе с тем застенчиво.

Мистер Гольдберг зажигает две свечи на меноре, стоящей на столике прямо у панорамного окна в гостиной. Мгновение они смотрят на менору, затем миссис Гольдберг — Эстер — протягивает руку и сжимает плечо Артура.

— Как хорошо, что ты дома, — говорит она и целует его в макушку. — Ладно, я отправляюсь спать. Питер, не забудь оставить свечу перед тем, как соберешься ложиться.

Мистер Гольдберг идет за ней, оставляя Артура смущенно стоять перед менорой, пока Имс заворожено наблюдает за ним.

— Ни слова, — говорит Артур. — Возможно, она заставит тебя пойти в субботу в синагогу. Честное предупреждение.

— Я думал, тебя осыпят подарками, — говорит Имс. — Разве это не у вас та часть с восемью днями подарков?

Артур пожимает плечами.

— Родители дарят нам с братом подарки на Рождество. Поддаются давлению Санты и все такое. Как и множество еврейских семей.

— Значит, Санта Клаус — пожалуйста, а Иисус — нет? — уточняет Имс. — Мне нравится, я всегда ненавидел проклятые уроки катехизиса, распевания гимнов и сборы в аббатстве.

— Правда? — удивляется Артур. — Я думал... думал, тебе будет не хватать Рождества.

— Нет, всё супер, — с жаром говорит Имс. — Я, как и все тут, буду петь на иврите. Научишь меня, или это так страшно, что мне лучше не стоит открывать свой рот?

— Это не страшно, просто парочка благословений, — говорит Артур. — Ты правда хочешь выучить их?

— Конечно, — говорит Имс. — Да ладно, я уже услышал ноты, мне просто нужны слова.

— Как с тобой трудно, — говорит Артур, но улыбается. — Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать.

***

Когда Артур показывает прежнюю комнату Аарона; Имс, наконец, понимает, что за подтекст был в разговоре Артура с его матерью. Она соединена с комнатой Артура крошечной ванной.

— Итак, — говорит Имс, вглядываясь в размер ванной через огромный плакат Гленна Гульда[3], который висит на стене прямо над двуспальной кроватью Артура, — я должен притвориться, будто сплю на раскладушке в комнате с беговой дорожкой, пока сам тайком проникну в твою комнату и буду дефлорировать тебя.

— Ты еще не дефлорировал меня, — указывает Артур. — Но да, думаю так и есть.

— Мне нравится твоя мама,— говорит Имс и ухмыляется.

***

На следующее утро Имс, вымытый и одетый, жует тосты на кухне, ожидая Артура, который все еще не перерос присущую всем подросткам страсть до последнего валяться в постели. Когда он наливает себе вторую чашку кофе, за его спиной распахивается дверь и входит Артур, одетый в грязную клетчатую рубашку и рваные джинсы.

Имс растерянно моргает и, наконец, замечает отличия: более длинные волосы и немного вытянутое лицо, щетина, на пару сантиметров выше рост.

— О, — говорит двойник Артура более веселым тоном, чем была у оригинальной копии. — Точно. Парень Арти.

— Имс, — привставая, представляется он.

— Аарон, — отвечает брат Артура, потому что очевидно: это именно он. Аарон улыбается Имсу гораздо более непринужденно, чем Имс способен заставить улыбаться Артура хоть где-то, кроме постели. — Я просто выпью кофе, не обращай на меня внимания.

Имс машет рукой в сторону кофейника на столе.

— Боюсь, я уже почти опустошил его, но, если что, с радостью сварю новый.

— Не-е, все нормально, — небрежно бросает Аарон и ставит чашку на стол, выливая в нее остатки кофе. Он садится напротив Имса и снова улыбается. — Итак, ты тот чувак, который спит с моим младшим братом.

— Да, это я — говорит Имс, улыбаясь в ответ. Если Аарон хочет деморализовать его своими подколками, придется ему приложить немного больше усилий. — А ты тот, кто живет над гаражом и выбрал работу в забегаловке целью своей жизни?

— Гарья-жом? — ухмыляясь, повторяет Аарон, насмешливо коверкая произношение Имса. — Да, это я, и я живу над гарьяжом, — он тянется к сахарнице и кладет сахар в кофе, размешивая его ложкой. — Ну что ж, думаю, ты как раз во вкусе Артура.

— Здорово, — говорит Имс, решив воспринять это как комплимент.

Они молча пьют кофе, и Имс неожиданно легко ощущает себя с Аароном, который, по крайней мере, с самого начала выкладывает свои карты на стол.

— Черт, и давно ты проснулся? — спрашивает Артур, спускаясь по лестнице в пижамных штанах и футболке. Он зевает и морщится. — Привет, Аарон.

— Уже два часа, — отвечает Имс. — Так и бывает, когда ты заканчиваешь семестр, надрывая последние жилы, придурок.

— Ты сказал «черт»? — спрашивает Аарон и широко раскрывает глаза от восторга. — Артур! В доме твоей матери.

— Он слегка чопорный под сенью этого дома, — соглашается Имс.

— Это потому, что он идеальный ребенок, — замечает Аарон.

— Вот только не надо, — говорит Артур, переводя взгляд с одного на другого. Затем он садится рядом с Имсом. — Мне нужен кофе.

— Мы все выпили, — нагло сообщает ему Аарон. — Кто рано встает, тому Бог дает.

— Угу, — отвечает Артур, опираясь подбородком о руку. Он выглядит слишком сонным и вялым для человека, который беспробудно проспал двенадцать часов.

— Я сделаю, — сжаливается над ним Имс. Он встает, берет пустой кофейник и готовит кофе, спиной ощущая на себе внимательный взгляд Аарона.

— Спасибо, — говорит Артур, когда Имс возвращается с кружкой горячего свежего кофе.

— На здоровье, — отвечает он и снова садится, погладив Артура по спине.

Выражение лица Аарона не меняется — та же рассеянная скука, однако Имс чувствует перемену в нем: неприязнь немного ослабевает, когда тот сообщает, что собирается вернуться к себе.

— Ты появишься на ужине? — немного формально спрашивает Артур.

— Да, конечно, — отвечает Аарон и, уходя, оставляет свою кружку на столе.

Имс ждет, пока закроется дверь, прежде чем облокачивается на Артура и говорит:

— Вау, и почему ты не сказал мне, что твой брат — просто более взрослая и горячая версия тебя самого?

— О боже, Имс, — мученически вздыхает Артур.

— Нет, правда, я подумываю о том, чтобы махнуться вариантом, — продолжает он, делая вид, будто действительно прикидывает в уме такую мысль.

— Он не по мальчикам, — терпеливо разъясняет Артур. — Абсолютно.

— Я умею убеждать, — говорит Имс. — Да ты только посмотри на меня. Как я могу не понравиться?

Артур вздыхает и пьет свой кофе.

***

Артур не шутил, когда предупреждал Имса, что его родной город невероятно скучный. Первые пару дней в Мак-Мюррей Имс старается скоротать время празднеств, особенно когда Артур запирается со своим роялем для ежедневных занятий. На улице чертовски холодно, но мало снега, чтобы можно было поиграть в снежки или вылепить снеговика, и Имс всего раз выходит погулять, а потом возвращается с заледеневшими пальцами и ушами. Он рад, что сейчас не в Англии со своей чертовски неприятной английской родней, но иногда тоскует по некоторым атрибутам домашнего Рождества: и корзинам из «Фортнум и Мейсона», и легкому доступу к алкоголю из семейного винного погреба, и... ладно. Это действительно все, о чем может сожалеть Имс, пропуская праздник с семьей. Еще ему начинает казаться, что Артур был прав, когда решил так много спать, и днем в пятницу он спит два часа, пока его бойфренд внизу играет Моцарта.

— Серьезно, Имс, я убью тебя, — говорит Артур ночью, когда тот оказывается слишком бодрым, чтобы заснуть.

— Не можем ли мы, пожалуйста-пожалуйста, заняться сексом? — канючит Имс, в последней отчаянной мольбе вставая на одно колено. Артур уже успел отказать ему три раза. — После этого я уснул бы как младенец.

— Мой отец спит прямо по коридору, — шипит Артур и переворачивается, чтобы уткнуться лицом в подушку.

Имс лежит на своей стороне кровати, отвернувшись от Артура, и рассматривает то немногое, что может разглядеть в комнате с этого ракурса да еще и в полной темноте. Все вокруг предсказуемо аккуратно и минималистично и разбавлено лишь одним плакатом Гленна Гульда времен детства Артура. Все остальное — почти что фото из дизайнерского журнала. Имс наклоняется и лезет в тумбочку у кровати Артура. Там салфетки и бутылка дорогого лосьона для рук. Эти вещи имели бы совершенно другой смысл, будь они в комнате какого-нибудь другого девятнадцатилетнего мужчины, но Артур держит то же самое и в квартире Имса. В салфетки он сморкается, а лосьоном смазывает свои драгоценные руки.

Еще в тумбочке лежит стопка старых журналов «Details»[4]. Имс достает верхний и листает его, наклоняя так, чтобы свет от уличного фонаря падал на страницы. Большую часть он перелистывает со скучным выражением лица, останавливаясь лишь когда ему попадаются на глаза грациозные, стройные парни с обнаженными торсами в обтягивающих джинсах. Опять же, Имс не сомневается, что Артур читал журналы, а не использовал их для других целей, но это не значит, что он сам не может насладиться низменными вариантами использования этих журналов.

— Имс, — произносит Артур в подушку.

— М-м-м? — отзывается тот.

— Ты дрочишь в моей постели?

— По сути — да, - легко признается Имс, свободной рукой переворачивая страницу журнала.

— Имс, — снова говорит Артур, явно разрываясь между раздражением и сонливостью. — Не дрочи в моей постели.

— Ну, ты прямо воплощение гостеприимства, — говорит он, откладывая журнал и доставая руку из-под одеяла. — Я проснулся и...

— Имс, — бурчит Артур в подушку.

— Слушай, если я все равно дрочу, не лучше ли поучаствовать? — говорит Имс, отбрасывает журнал в сторону и томно прижимается к прекрасному упругому заду Артура.

— Я устал, — протестует тот.

Имс засовывает руку ему под футболку и гладит по спине.

— Слушай, просто потому, что ты дрых весь день, — начинает Артур, но заикается, когда Имс опускается вниз и начинает целовать оголившуюся кожу на талии Артура. — Имс, — говорит он в последний раз.

— Тише, Артур, ты должен вести себя очень тихо, — говорит Имс, дергая за пояс его пижамных штанов. — Насколько тихим ты можешь быть для меня?

Артур вздрагивает и позволяет Имсу перевернуть его — пружины на кровати мягко скрипят, но больше не раздается ни единого звука.

Имс стягивает штаны с Артура, обнажая его член, а потом целует живот и бедра, прежде чем берет головку в рот.

Оказывается, Артур может быть очень тихим.

***

Ничего особо интересного не происходит до обеда следующего дня. До этого утром, Имс извертелся на заднице, сидя на субботней службе в синагоге.

(Это было практически также паршиво, как и на любой из сотен молебнов и служб, которые Имсу пришлось вытерпеть в школьном возрасте. Единственным бонусом являлась новенькая ермолка, которую Артур одолжил ему. Как оказалось, Имс выглядел в ней блестяще).

Ужин вылился в небольшое застолье с благословениями, обилием жареной пищи и интересными еврейскими блюдами. Имс помогал мистеру Гольдбергу на кухне весь день, пока Артур потерялся в своем рояле, а в четыре часа появился Аарон с высокой красивой девушкой — его подругой Рейчел.

— Я так очарована всем английским, — сообщает она Имсу, облокотившись на столешницу, пока тот делает все возможное, чтобы не обжечь руки о горячие пончики из фритюрницы мистера Гольдберга. — Я никогда не была в Лондоне. Ты жил там?

— Да, конечно, — отвечает Имс, укладывая пончики на поднос. Возможно, он слегка переигрывает с акцентом. — Моя семья живет не слишком далеко от Лондона, и последние два учебных года я ходил в школу в Вестминстере.

— Вестминстер, это как Вестминстерское аббатство? — пораженно спрашивает Рейчел. — С Биг-Беном?

— Да, который чертовски раздражает, когда слышишь его каждый день на протяжении всей своей жизни, — доверительно сообщает ей Имс. Рейчел явно зачарованно смотрит на него.

— Аарон сказал, что ты певец, — продолжает она. — Ты и в мальчуковом хоре был?

— Посещал ли я мальчуковый хор? — повторяет Имс и подается вперед, чтобы придвинуться чуть ближе к Рейчел. — Конечно, лапуля, не я ли пел на Би-би-си в канун Рождества «Once in Royal David’s City»?

— Определенно нет, — говорит Артур, заходя на кухню и вламываясь в разговор. — Позволить Имсу говорить об Англии это как играть в две правды и ложь. Просто учти это, — он бросает острый взгляд на Имса, затем улыбается Рейчел.

— Артур, давно не виделись, ты так возмужал, — говорит Рейчел и треплет его по плечу. — Мистер Гольдберг, все пахнет и выглядит потрясающе.

— Спасибо, Рейчел, — отзывается тот с большей теплотой, чем обращался к Имсу за все три дня вместе взятые. — Так здорово, что ты пришла.

— Ну, — немного смущенно отвечает Рейчел. Затем смотрит на Аарона, которого отправили накрывать на стол. — Вы же понимаете, праздники.

— С ним каши не сваришь, да? — интересуется Имс.

Она бросает на него печальный взгляд, но не раздражается от вопроса.

— Да, определенно не сваришь.

— Тогда почему? — продолжает Имс и ждет, пока мистер Гольдберг отойдет в другой конец кухни. Затем понижает голос и снова наклоняется к ней. — Он, кажется, тот еще задрот, живет с родителями и не может найти нормальную работу. Не так ли?

— В какой-то мере, это его точное описание, — соглашается Рейчел и жует пончик.

— Имс, оставь ее в покое, — говорит Артур, ткнув его в плечо.

— Эй, я пытаюсь подружиться с еще одним аутсайдером, который проник в семью Гольдбергов, так что отвали, — отвечает Имс.

— Ты пытался клеиться к моему брату — ладно. А теперь подбиваешь клинья к Рейчел. Прямо у меня под носом, — мрачно говорит Артур.

Имс смотрит на Рейчел.

— Аарон такой же злобный ревнивец?

— Еще какой, — вздыхает Рейчел.

— Да пофиг, — говорит Артур и идет помогать брату.

— Итак, дашь ли парочку крутых советов о том, как заставить мистера Гольдберга не относиться ко мне как к главному местному педофилу? — интересуется Имс.

Рейчел фыркает.

— Прости, тут я вряд ли могу помочь. Я выбрала брата, который всегда злил своих родителей, а ты того, кто настолько совершенен, что ему и в подметки не годится ни один гей.

— На самом деле Артур весьма далек от идеала, — говорит Имс. — У него ужасное чувство юмора, и он может быть удивительным ханжой. Ему повезло, что есть я, который развращает его и иногда заставляет смеяться.

Мистер Гольдберг громко откашливается, стоя за спиной Имса. Тот выпрямляется и возвращается к работе, пока Рейчел смеется у него за спиной, прикрыв рот ладошкой, черт бы ее побрал.

Имсу не слишком понятна закадровая история Аарона и Рейчел, кажется, как и всем окружающим. Все, что Имс смог узнать: они вместе уже нескольких лет, и сейчас Рэйчел студентка юрфака в Питтсбурге, в то время как Аарон продолжает профукивать жизнь, живя как подросток под родительским крылом. Имсу очень нравится Рейчел, но он подозревает, что ей было бы гораздо лучше без Аарона.

— Кто пьет вино? — спрашивает мистер Гольдберг, прежде чем все усаживаются за стол. — Чарльз?

— Спасибо, — говорит Имс, приятно удивленный, что его сочли взрослым.

— Аарон? Рейчел?

— Совсем немного, — отзывается она, и Имс игриво подмигивает ей, получая в ответ слегка удивленный взгляд.

— Артур? Чуть-чуть в честь Хануки? — спрашивает глава семейства, и чувство сопричастности Имса немного тускнеет. Но Артур выглядит настолько довольным, что Имс не может сдержать улыбки при взгляде на него. — Аарон, почему бы тебе не благословить еду?

Они сидят, держась за руки, и Аарон произносит слова иудейской молитвы. Когда благословение заканчивается, Имс замечает, что Аарон попытался удержать руку Рейчел немного дольше, но та отстраняется, безучастно улыбаясь, и тянется через стол за солонкой.

Разговор быстро разгорается, а затем расщепляется на несколько обсуждений. Артур с Аароном вспоминают школьные годы, а Имс и Рейчел вежливо обсуждают со старшим Гольдбергом их магистратуру. В какой-то момент Аарон принимается рассказывать истории о детских подвигах Артура, и тот отвечает ему, вспоминая его собственные. Вскоре все весело смеются, и Эстер делится всеми бедами, которые обрушил на них маленький Аарон.

— Передать не могу, насколько тяжкий труд - воспитывать мальчишек, — заканчивает она, и за столом слышатся смешки. — Они ведь сущее наказание, даже Артур.

— Не хочешь еще одного ребенка? — интересуется Аарон. — Или всегда планировала остановиться на двух?

— Знаешь, мне хватило неприятностей с вами обоими, — говорит Эстер, махнув в его сторону салфеткой, затем встает, чтобы убрать со стола.

Артур допивает вино и поднимается, чтобы помочь родителям на кухне. Едва он выходит, Имс быстро хватает бокал Рейчел и выливает большую часть ее вина в свой.

— Что ты... — опешив, говорит она.

Имс снова подмигивает ей.

— Залетела, да? — тихо говорит он ей. — Ты несколько раз подносила бокал к губам, но не пила.

— Ну... я... — начала Рейчел и быстро посмотрела на Аарона, который в шоке пялился на Имса. — Ничего не говори, мы собирались подождать окончания Рождества, чтобы...

— А зачем, по твоему, я перелил к себе твое вино? — спрашивает Имс и торопливо выпивает его, едва родители возвращаются в комнату. — Эстер, пожалуйста, позвольте мне, — говорит Имс, вставая и помогая с остальными блюдами. — Мне так сильно хочется помочь, ведь я сегодня весь вечер с почтением наблюдал, как мистер Гольдберг делал всю работу.

Эстер смеется и позволяет Имсу нести поднос с десертом. Рейчел, кажется, оправилась от шока, но Аарон вдруг тревожащим образом погружается в себя. Мистер Гольдберг открывает еще одну бутылку вина и поднимает бокал.

— За семью, — говорит он и чокается с Рейчел и Имсом, и от этого последний прямо светится от удовольствия, глядя, как Артур застенчиво улыбается ему.

— За семью, — соглашаются все и выпивают.

— Есть кое-что... — говорит Аарон и глубоко выдыхает.

— Аарон, — напряженно говорит Рейчел и перестает улыбаться.

— Нет, раз уж разговор о семье, то мы... то есть... мы хотим вам кое-что сказать, — возбужденно произносит Аарон.

— Решили пожениться? — с восторгом спрашивает Эстер.

— Не... не совсем, — заикается Аарон. — Я имею в виду, я... черт. Рейчел, не... Не нужно...

Но Рейчел уже подскакивает и, бормоча извинения, торопливо выходит из комнаты. Аарон идет за ней.

— И что это было? — озадаченно спрашивает Артур.

— Еще один акт драмы Аарона и Рейчел, — вздыхает мистер Гольдберг. — Я даже не пытаюсь больше следить за этой чертовой мыльной оперой.

Имс барабанит пальцами по столу и думает про себя, не будет ли крайним хамством с его стороны, если он доест десерт, пока Рейчел рыдает на кухне.

— Кто-то должен сходить за ними? — спрашивает Артур. — Может я...

— Нет, — говорит Имс, и кладет ладонь на пальцы Артура, сжимая их под столом. — Нет, милые бранятся — только тешатся, лапушка.

Слышится звук открываемой и закрываемой двери, а затем в столовой появляется Аарон.

— Я должен пойти за ней, — говорит он, — мам, пап, простите. Это не то, что... — и он снова уходит.

Имс хватает пончик и ест его, пока остальная часть семьи сидит в неловком молчании.

— Он должен отпустить девочку, — наконец произносит мистер Гольдберг. — Просто она сейчас более зрелая, чем он сам.

— А я хотела бы, чтобы она бросила его раз и навсегда и позволила ему двигаться дальше, — высказалась Эстер, качая головой.

— Мне очень нравится Рейчел, — говорит Артур и сжимает руку Имса.

Имс хватает еще один пончик, чувствуя, что у него больше шансов удержать свою негласную добродетель, если рот его будет занят.

***

— Этого не может быть, — в ужасе говорит Артур.

— Зуб даю, — шепчет Имс и придвигается к нему под одеялом. — Рейчел точно залетела.

— Вот дерьмо, — выдыхает Артур, обескуражено оседая на подушку. — Вау, мама будет в бешенстве. А у папы вообще крыша поедет.

— Да, — соглашается Имс. — Ты прав: Аарон умеет привлечь к себе внимание с помощью драмы, ничего не скажешь.

— Вот почему он попросил ее выйти за него замуж месяц назад, — говорит Артур, все еще прижимая Имса к себе. — Боже, бедная Рейчел.

— С другой стороны, — говорит Имс. — На фоне всего этого я буду выглядеть идеальной подружкой — ты не можешь сделать меня беременным и разрушить наши жизни.

— Боже, это не разрушит их жизнь, — недовольно говорит Артур, затем светлеет лицом. — Правда, отец определенно забудет обо мне, как только все это всплывет.

— Погоди, вот начну я петь Ханукальные благословения завтра вечером и стану светом в окошке у твоего отца, — говорит Имс и прижимает руку к груди. — Barukh atah Adonai, Eloheinu, melekh ha’o...

Ему приходится замолчать, когда Артур хлопает его рукой по губам и душит подушкой.

***

— Пошли, — говорит Артур на следующий день после завтрака. — Обувайся.

Имс храбро следует за Артуром через задний двор и поднимается по лестнице в квартиру Аарона. Они стучат в дверь, и Аарон открывает, выглядя так, будто переживает адское похмелье.

— Чего? — сощурившись, спрашивает он.

— Мы пришли разработать стратегию, — сообщает Артур и толкает его внутрь. Имс пожимает плечами и идет следом.

Небольшое пространство квартиры грязное, темное и малость холодное, но Аарон сметает с дивана на пол какие-то книги и DVD-диски, и они садятся.

— И с вами Шерлок Холмс, который просветит для вас ситуацию, — говорит Аарон. — Господи, какой пиздец, — он съеживается в продавленном кресле и вздыхает.

— Тебе нужно пожевать чего-нибудь нормально прожаренного, — сочувственно говорит Имс, глядя на страдающего похмельем Аарона. — У тебя есть яйца и колбаса?

— В холодильнике, — отзывается Аарон, бледный и несчастный. — Думаю, они еще не сдохли.

Имс встает, находит чистую сковородку и принимается за дело. Повар из него не такой уж и талантливый, но, по крайней мере, он знает, что жирная пища отлично годится для отходняка. Кроме того, сварганить яичницу и поджарить пару сосисок не так уж и сложно, пока Артур занимает Аарона и пытается его подбодрить.

— Она не выйдет за меня, — говорит Аарон, когда Имс появляется с тарелкой. — Черт, Арти, это пиздец. Ей придется растить его в одиночку, и она говорит, что от меня в данный момент больше проблем, чем помощи.

— Ну, с ней сложно поспорить. Ты только посмотри на это место, — отмечает Имс. — Ешь.

— Знаешь, а ты мудак, — фыркает Аарон, бросая раздраженный взгляд на Имса, но берет вилку и вяло тычет ею в колбасу.

— Да ладно тебе, сейчас это задрыпанная, жалкая конура, — продолжает Имс. - Поверь мне, я видел много тонущих в депрессии своих владельцев квартир, но твоя — в первых рядах. Ты что, собираешься затолкать в угол колыбельку и называть это домом?

— Я хотел бы снять нормальную квартиру, — говорит Аарон. — Мне просто нужна нормальная работа.

— Этого не произойдет, пока ты живешь вот так, — отвечает Имс, качая головой. — Ты должен в буквальном смысле содержать свой дом в порядке, и это станет мотивацией к тому, чтобы найти хорошую работу, — Имс наклоняется и поднимает какие-то бумаги с пола, разглядывая их.

— Тебе-то откуда знать? — отвечает Аарон, но ест приготовленный Имсом завтрак, и краски постепенно возвращаются на его бледную помятую физиономию.

— У меня есть парочка друзей, прошедших через подобное, — настаивает Имс. — И точно тебе говорю — она не будет с тобой, пока ты не покажешь, что способен хотя бы позаботиться о себе самом.

— Имс, отвали, - предупреждает его Артур.

— Нет, он прав, — Аарон вздыхает. — Блять. Я — полная хуйня.

— Он, конечно, ходячий пиздец, — соглашается Имс, обращаясь к Артуру. — Давай начнем хотя бы с малого — можно вымыть посуду и сходить в прачечную, пока он будет раскладывать свои бумажки, — Имс вновь смотрит на листы. — Кстати, охрененно. Ты рисовал?

— Я иногда придумываю дизайн для тату, — отмахивается Аарон.

— Правда? — удивляется Имс. — У тебя есть татуха? Покажешь?

Аарон закатывает рукав и демонстрирует предплечье, затем оборачивается и задирает футболку, чтобы показать еще одну татуировку на правом плече.

— Это очень круто, — восхищенно говорит Имс. — И какого хрена ты не художник?

— Не думаю, что Рейчел сочтет татуировщика лучше бармена, — морщась, отвечает Аарон.

— Нет, я имею в виду, нормальный художник типа иллюстратора или графического дизайнера. Разве ты не можешь пойти учиться на это?

Аарон пожимает плечами.

— Я полное говно в обучении.

— Не тогда, когда учишься тому, что нравится, — вклинивается в разговор Артур, складывая посуду в раковину. — Ты забиваешь на учебу, когда пытаешься зубрить какое-нибудь ненавистное дерьмо типа истории или финансов.

— Я... — говорит Аарон и наклоняется, чтобы взять листы у Имса. — Это глупо, я не могу, — снова начинает он, но умолкает, глядя на рисунки.

Имс начинает складывать одежду в один угол, обнаруживая под завалами ковер, в то время как Артур моет посуду и выкладывает ее в сушку. Когда Имс в очередной раз смотрит на Аарона, тот сидит, склонившись над этюдником, и что-то неистово рисует, абсолютно затерявшись в своем собственном мире.

***

Разгребать завалы холостяцкой берлоги брата Артура — не совсем тот вариант праздничного досуга, который предпочел бы Имс, однако это хоть какое-то занятие. Аарон, кажется, наконец-то замечает кипучую деятельность Имса с Артуром, снующих вокруг него, и вытаскивает моющие средства, прежде чем приступить к этапу реально отвратительных работ: чистке туалета и холодильника.

— Эй, — тихо окликает Артур, когда Имс проходит мимо него с мусорным пакетом, переполненным коробками от еды на вынос. — Эй, — и он не говорит «спасибо» или еще что-то, просто обхватывает ладонью затылок Имса и мягко целует его в губы.

— Да, конечно, — измучено отзывается Имс. И внезапно его осеняет: он дико, тупо и безнадежно без ума от Артура.

***

К концу дня в канун Рождества квартирка Аарона сверкает. Все убрано и разложено в полном порядке, мебель креативно переставлена Артуром, чтобы освободить и систематизировать пространство.

— Вау, — говорит Аарон. — Я уже забыл, какого цвета у меня пол.

— И еще кое-что, — говорит Артур и исчезает на лестнице.

Аарон садится на вычищенный диван и рассматривает стену, куда прилепил свои лучшие эскизы.

— Надеюсь, я смогу сохранить ее в таком состоянии.

— По крайней мере, пока не переедешь в собственную квартиру, — слегка улыбаясь, добавляет Имс.

— Я никогда больше и рта не раскрою на тему глупой одержимости Артура чистотой, — говорит Аарон.

Артур выбирает именно этот момент, чтобы появиться в дверях, с чем-то, завернутым в нейлоновый чехол — длинным узким и тяжелым на вид.

— Это было в подвале, мама доставала ее, когда к нам приезжала тетя Роза с сыном.

— Блин... Думаешь, я должен... — нерешительно начинает Аарон, но Артур закатывает глаза и машет Имсу, чтобы тот помог ему. Немного поспорив, они, тем не менее, умудряются расположить в свободном углу детский манеж.

— Черт, эта штука делает все слишком реальным, — говорит Аарон, но протягивает руку и поглаживает край манежа.

— Мазл тов[5], — говорит Имс и хлопает его по плечу.

Артур, не сдержавшись, хохочет.

***

— С Рождеством.

Артур сонно моргает и медленно, глубоко вдыхает.

— Пора вставать? — спрашивает он.

Имс качает головой.

Артур слегка морщится. Он прекрасен в голубоватой предрассветной дымке утра с волосами, рассыпавшимися по подушке, теплый и сонный, плотно укутавшийся в белые простыни, с темными глазами и, кажется, полностью сосредоточенный на Имсе.

— Ты просто так решил меня разбудить? — хриплым после сна голосом рокочет Артур. Имс ощущает, как он резонирует в его собственной груди. — Или решил поздравить меня с Рождеством с утра пораньше и презентовать праздничный минет?

Имс кладет голову на подушку рядом с Артуром.

— Ну вот, испортил весь сюрприз, - ворчит он. — Значит, тебе не нужен мой подарок?

— Этого я не говорил, — все еще сонно пялится Артур на Имса. — Я так сказал?

Имс ловит пальцы Артура и целует их.

— Сейчас вернусь, — говорит он и скатывается с кровати.

— Эй, ты куда? — протестует Артур, но он по-прежнему слишком вялый, чтобы сесть и посмотреть.

Имс возвращается, встает на колени на кровати и тычет Артура в бок большим зеленым конвертом.

Артур морщится, но принимает его.

— Рождественская открытка? — он аккуратно распечатывает конверт и достает лежащую внутри открытку. Она огромная и ужасно безвкусная, и когда Артур достает ее, осыпается блестящей мишурой ему на грудь. Из нее с тихим шорохом выпадают несколько листков, но Артур игнорирует их, пока вежливо читает кошмарные стишата, придуманные Имсом, в которых тот тщательно зарифмовал в каждой строчке слово «Рождество» и «еврейский». — Ух ты, — уныло произносит Артур, а затем берет в руки листы. — Это купоны на обнимашки или еще что-то... — он резко замолкает, широко раскрыв глаза. —Имс!

— Да? — отзывается тот, с самодовольным видом усаживаясь на кровати.

— Имс! — верещит Артур. — Ты серьезно?!

— Нет, я приложил колоссальные усилия, чтобы разыграть тебя и подарить тебе самый жестокий ненастоящий подарок в истории... — он не успевает закончить, потому что Артур резко подскакивает и прижимается к его груди, пристально глядя ему в глаза, словно ирландский сеттер, ожидающий от хозяина любимую игрушку.

— Имс, ты правда купил нам билеты в бизнес-классе до Лондона на весенние каникулы? — спрашивает Артур. У него такой вид, будто его сейчас разорвет на части. — Ты действительно подарил нам билеты на живой концерт Дэвида Лайвли[6] в Сент-Мартин-ин-зе-Филдс[7]?

— Да, — говорит Имс, решив больше не язвить, и наслаждаться выражением лица Артура, на котором сиял весь спектр эмоций от неверия до радости.

Артур почти сминает билеты, когда хватает Имса за рубашку и налетает на его рот, целуя с животным энтузиазмом.

— Ты совсем спятил? Ты серьезно? — бормочет он между поцелуями.

— Я думал, это было бы неплохо, — мягко говорит Имс.
— Но предупреждаю, мне нужно будет наведаться домой и навестить семью. Это был единственный способ получения билетов в бизнес-классе.

— Да ты шутишь! После всего, через что я заставил тебя пройти за эту неделю?! — восклицает Артур и заваливается на него всем телом, преданно глядя в глаза. — Имс. Это невероятно, ты — невероятный.

— Ну, очевидно, — говорит или пытается говорить Имс, но ему сложно дышать, потому что Артур придавил его и потому что смотрит сияющим от счастья взглядом.

— Дэвид Лайвли, — говорит Артур, а затем восторженно добавляет, — в Лондоне!

— Тише, — смеется Имс, думая, что радостные вопли Артура перебудят весь дом.

— К черту, плевать, пусть мой отец услышит, что ты удивительный, — говорит Артур, и без дальнейшей прелюдии немедленно сползает вниз по телу Имса. — Счастливой Хануки, — выдыхает он, сдергивает пижамные штаны Имса и бросает вороватый взгляд сквозь темные ресницы. — Конечно не поездка в Англию, но это все, что я могу сделать для тебя в данный момент.

Имс скользит пальцами в волосы Артура и улыбается, глядя на Глена Гульда. Ему кажется, что это — лучшее рождественское утро из всех, что у него были.

***

Пиздец подкрался на следующий день. Все началось, когда Эстер пришла к старшему сыну, чтобы взглянуть на преображение его жилья и увидела проклятый манеж в углу. Аарон был на работе, поэтому, естественно, последовавшие за этим вопли обрушились на Артура и, как следствие, зацепили Имса. Оба пожали плечами, а Артур подлил масло в огонь фразами типа «Я не хочу говорить за Аарона, разбирайся с ним сама» и «Я не могу объяснить тебе, это вообще не моя тайна».

После этого мама позвонила матери Рейчел, и Имс понял, что не так уж он и сгустил краски в своих пародиях на типичную еврейскую мамашку, потому что услышал крики матери Рейчел в телефоне и Эстер, которая колоритно сообщила свои мысли по поводу детского манежа у Аарона, а также выводы из скудных намеков Артура.

— Черт, Аарон убьет меня, — стонет Артур, пока мать отвлеклась от него. — Это катастрофа.

— Ты не виноват, — приглушенно бубнит Имс. — Ладно, а мы не можем свалить? У вас же есть сумасшедшие традиции шопинга на День Подарков?

— Поверь мне, уйти — не вариант. Это лишь переключит ее гнев с Аарона на нас, — жалобно говорит Артур.

— Ну, по крайней мере, мы избавимся от него, если затеряемся в толпе торгового центра, — предлагает Имс. — Серьезно, она сейчас отвернулась, давай смотаемся. Нам нужна передышка.

Артур внезапно резко срывается с места. Имс пытался поймать его, когда они хватают пальто и ключи и бегут в сторону гаража к автомобилю Эстер.
Но Артура охватывает краткое чувство вины после того, как они оказываются в безопасности салона. Все заканчивается решением отправиться в бар, где работает Аарон. А это означает, что Имс должен пойти и все рассказать Аарону, поскольку никто и никогда не поверит, будто Артуру двадцать один. Вероятно, даже после того, как он на самом деле достигнет этого возраста.

— Что ты здесь делаешь? — хмуро интересуется Аарон. — Если пришел клеить парней, знай, я немедленно надеру тебе задницу.

— Твоя мать рассказала матери Рейчел о вашей ситуации, — сообщил Имс. — Артур настоял на том, чтобы предупредить о капкане, ожидающем тебя по возвращении домой, — он оглядывает бар. — Кстати, ты пытаешься намекнуть мне, что у тебя тут мой клуб по интересам?

Но взгляд Аарона затапливает паника прежде, чем Имс успевает разойтись, и тот уже находится на полпути к выходу из бара, подзывая другого бармена.
Затем Аарон возвращается, застегивая на ходу пальто.

— Как это произошло? Рэйчел знает? — спрашивает он. — Это Артур распустил язык?

— Конечно нет, — отвечает Имс, по-прежнему сканируя посетителей внимательным взглядом. Очевидно, заведение - не гей-бар, но Имс уверен, что парень в углу явно не был натуралом.

— Давай уже, идем, — говорит Аарон, кивая в сторону двери.

— Кстати, тот парень и правда из моей команды, — говорит Имс, указывая на сидящего в углу. — Я прав?

— Чарльз, если понадобится, я найду время, чтобы надрать тебе задницу, — говорит Аарон. Имс пожимает плечами и выходит.

***

Аарон как угорелый несется в Питтсбург к Рейчел в общежитие, едва выслушав историю Артура о произошедшем (с очень трогательной кодой о том, что он абсолютно не виноват, «так что перестань так пялиться»).

— Как я рад, что завтра мы уезжаем, — вздыхает Артур, съеживаясь на водительском сидении и отирая пот со лба. — Серьезно, грядет самое страшное. Ты не переживал настоящих скандалов с криками и руганью, если не видел этого в исполнении моей семьи.

— Охотно верю, — говорит Имс. — Правда в моей семье, в основном, царствует горделивое молчание и выводящие из себя вздохи всякий раз, когда я приезжаю домой.

— Звучит восхитительно. Безмятежность, — Артур, прищурившись, смотрит на Имса. — Как думаешь, нас не перепутали в роддоме?

***

Побоище еще не остыло к тому моменту, когда Артур с Имсом отправляются на следующий день в аэропорт. Аарон не разговаривает с родителями, а Рейчел — с ним, и Артур ощущает явное облегчение, уезжая от всего этого.

— Все образуется, — говорит Имс Артуру, когда они упаковывают чемоданы, а дом погружен в леденящую кровь тишину. — Иногда всеобщий скандал — именно то, что нужно, чтобы потом сплотиться.

Артур слишком подавлен, чтобы правильно сложить свои рубашки и просто бессистемно запихивает их в чемодан.

— Выше нос, Иа, — подбадривает его Имс. — Через двенадцать часов мы окажемся далеко от всей этой густозамешанной фигни.

— Нет, думаю ты был прав — их жизнь полностью разрушена, — хандрит Артур. — И не называй меня Иа.

Артур продолжает вздыхать и сутулиться, и он чертовски раздражен даже после того, как они возвращаются на учебу. Все продолжается вплоть до того момента, когда они собираются отправиться праздновать Новый Год, и у Артура, напоминающего грозовое облако, звонит телефон. Это Аарон.

— Да? — отвечает Артур в трубку, и блаженная улыбка растекается по его лицу. Он только вышел из душа с полотенцем на бедрах и перебирает одежду, чтобы выбрать подходящую рубашку. — Я... то есть, это звучит так, будто... нет, я знаю. Но это ведь все равно хорошо, правда?

Когда Артур вешает трубку, на щеках у него расцветают ямочки, и настроение явно повышается.

— Аарон привел Рэйчел к себе, чтобы она увидела, как он теперь живет. Она все еще злится от того, как все вышло, но уже не винит Аарона. Он сказал, что она согласилась остаться с ним сегодня вечером: хочет посмотреть какие-нибудь фильмы и просто потусоваться, — Артур засовывает одну руку в рукав и, сияя, качает головой. — Кстати, он передает тебе «спасибо». За все, что ты сделал с его квартирой.

— На здоровье, — отвечает Имс, очарованный резким возвращением оптимизма Артура, как и много другого. — Погоди, не одевайся, я хочу обнять тебя, а ты снова начнешь ворчать, если я помну твою рубашку.

Артур снимает рубашку и аккуратно кладет ее на комод, а потом поворачивается к Имсу и обнимает его за талию.

— А ты не хочешь просто остаться дома и посмотреть кино? — лукаво и многозначительно интересуется Артур.

— Ты, маленький пошляк, — начинает Имс, но замолкает и прижимает Артура к себе с несколько преждевременными новогодними нежностями.
ПРИМЕЧАНИЯ:

1. «Я люблю Люси» (I Love Lucy) - американский комедийный телесериал, который шел 1951—1957гг

2. Мено́ра — золотой семиствольный светильник (семисвечник), который, согласно Библии, находился в Скинии Собрания во время скитания евреев по пустыне, а затем и в Иерусалимском храме, вплоть до разрушения Второго Храма. Является одним из древнейших символов иудаизма и еврейских религиозных атрибутов.

3. Гленн Гульд - канадский пианист, наиболее известный благодаря своим интерпретациям музыки Баха.

4. "Details" - ежемесячный мужской журнал, посвященный моде и вопросам стиля жизни.

5. Мазл тов - фраза, которая используется для поздравления в честь какого-либо события в жизни человека.

6. Лайвли Дэвид - концертирующий пианист американского происхождения. Почитать о нем можно тут

7. Церковь Святого Мартина «что в полях» (St Martin-in-the-Fields) — самая знаменитая приходская церковь Лондона. У церкви имеется собственный оркестр — академия Святого Мартина в полях.

@темы: Tom Hardy, Joseph Gordon-Levitt, translations, R

---

Арты

[Arthur, darling]

Все арты взяты вот отсюда, там же тамблеры авторов. Не для рекламы, а для информирования: действующий на данный момент тамблер, куда создатель(и?) практически каждый день делает перепосты как старых артов зарисовок, так и новых.

+10 артов

@темы: fanart, Tom Hardy, Joseph Gordon-Levitt, PG-13

---

[Полосатый Фредерик]

@темы: фест

---

Таблица переводов

[Pretty Penny]

Уважаемые сообщники, в особенности переводчики!

Фандому уже больше 6 лет и за это время было переведено множество самых разных текстов.
Чтобы не возникло казусов с переводами, пожалуйста, отмечайтесь в комментах, какой фик вы собираетесь переводить.
Эта таблица по всем переводам фандома, можно смело нести сюда фики с другими пейрингами и джен, если такие есть)
Если вы знаете текст, который тут не учтен, или нашли ошибку, пишите, я дополню.

Данный пост - обновление этого поста, ссылка под баннером в эпиграфе теперь будет вести сюда.

Таблица переводов
(ссылка на гуглдок)

запись создана: 04.04.2014 в 11:10

@темы: translations, administrative

---

i'm gonna do my thing | eames x arthur

[liztunez]

@темы: Tom Hardy, fanvids, Joseph Gordon-Levitt

---

[darrus]

Люди добрые, помогите найти два фика, крыша уже едет

Первый был на английском, но точно пару лет назад его переводили. У Артура с Имсом отношения, отец Имса умирает, Артур едет с ним на похороны и оказывает всяческую поддержку, потому что семья там ещё та. Кажется, Имс советовался с Артуром, прежде чем отказаться от наследства.

Второй был на русском, разделённые сны - это на самом деле форма наказания для преступников, но Артуру с Имсом благодаря правилу шести рукопожатий удаётся найти друг друга во сне (и события канона - это часть их сна), а потом они просыпаются. Никому до них не удавалось этого сделать, и в итоге их, кажется, отпускают. Фик старый.

Заранее спасибо!

@темы: fanfic: rus, fanfic: eng

---

Музыкальное АУ. Часть вторая. "Между нотами"

[hirasava]

Орфография при переписке в аське АВТОРСКАЯ. Да, Имс не любит знаки препинания. Кстати, я тоже:-)

Название: Между нотами
Переводчик: hirasava
Бета: Diamond Ontissar
Оригинал: by toomuchplor Between the Notes
Серия: Steinway!verse
Размер: макси, 25895 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Имс/Артур
Категория: слэш
Жанр: юмор, романс, АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: "Музыка – это пространство между нотами". К. Дебюсси. Знакомство с родственниками и семейные праздники. Или вся та жизнь, которая происходит, когда ты не заперт в аудитории на занятиях.
Примечание/Предупреждения: Вторая часть музыкальной серии "Стенвейверс". Первая тут: Ach, des Knaben Augen



ГЛАВА 1

День Благодарения, 2000 год

Кажется странным спустя столько месяцев снова сесть за руль после ходьбы пешком и езды на автобусе. Артур слишком хорошо осознает окружающие его автомобили и скользкую от дождя дорогу, по которой едет. Он ужесточает хватку на руле и бросает быстрый косой взгляд на мать, сидящую рядом на пассажирском сиденье. Она выглядит раз в десять более нервной, чем он, и именно по этой причине Артур предпочитал сам ехать домой из аэропорта. Его мама ненавидит час пик.

Конечно, пробка на дороге — самая меньшая из проблем Артура в данный момент.
Он бросает быстрый взгляд на свою мать.

— Есть кое-что, — говорит он и замолкает.

— Прости, что? — спрашивает она, слишком сильно вцепившись в приборную панель, пока Артур медленно ползет в потоке машин по забитой магистрали.

— Есть нечто, что я хочу рассказать тебе, — продолжает он, барабаня пальцами по ручке переключения передач. — Думаю, мне стоит покончить с этим.

— Ты собираешься ехать по I-79? — спрашивает она. — Думаю, это будет мудрым решением.

— Потому что, — говорит Артур, чувствуя, как легко льются из него слова, — ты же знаешь, как говорят — лучше выпустить все наружу, чем держать внутри.

Только вот это выражение Имс, как правило, использует, когда его настигают несколько пивных отрыжек. Возможно, сейчас впервые это воспоминание заставило Артура нежно улыбнуться, а не нахмуриться.

Мама не реагирует и по-прежнему вытягивает голову, глядя вперед, пытаясь угадать причину возникшей пробки.

— Я кое с кем встречаюсь, — говорит Артур, и мысль об Имсе все еще заставляет теплеть в груди.

— I-79… ты встречаешься с кем-то? И мы впервые слышим об этом? — говорит мать, демонстрируя одну из ее классических вызывающих тяжелейшее чувство вины пауз.

— Ну, — говорит Артур и снова барабанит пальцами, борясь со внезапной паникой, которая вот-вот настигнет его. — Ну, дело не только в этом.

— Что, все уже так серьезно? — спрашивает она. — Вот почему тебя нет в комнате, когда я звоню? А я-то думала, что ты пропадаешь на занятиях.

— Как правило, так и есть, — вздыхает Артур. — Но послушай, мам… — еще один трюк позаимствованный у Имса: хорошо поставленное певческое дыхание, когда не двигаешься, а просто дышишь. — Его зовут Имс.

Дело в том, что мама Артура — на самом деле, оба его родителя, — либерально настроенный, открытый человек, который всегда довольно ясно давала понять, что не считает представителей сексуальных меньшинств чем-то дурным, и что самое важное — это хорошее отношение к людям и разумные, адекватные поступки. И все же, несмотря на это, Артуру очень страшно сейчас сидеть здесь в час пик накануне Дня Благодарения и открываться перед нею.

— Имс, какое интересное имя, — говорит мама с чрезмерным воодушевлением.

Артур едет вперед пару метров, а потом снова останавливается.

— И? — спрашивает он, и его напряженный голос немного ломается.

— Ну, это сложно принять, милый, — невнятно отвечает она. — То есть, полагаю, мы вроде как догадывались, но это другое. Совсем иначе, когда слышишь это из твоих уст.

Артур непонимающе смотрит на голубую «Мазду» перед ними.

Мама вдруг сжимает его колено.

— Мы любим тебя несмотря ни на что.

Вернувшись к учебе после каникул, Артур проигрывал этот момент с Имсом в тех редких случаях, когда тот был достаточно серьезен, чтобы изобразить что-то, кроме его полуоскорбительных представлений о среднестатистической еврейской матери. Сцена разговора всегда заканчивалась здесь, и «мама» говорила, что все равно, так или иначе, любила его (иногда в сопровождении Имсовского взмаха одной рукой и крика «Ох, мой красивенький дурашка, я сейчас заплачу!», а потом он набрасывался на Артура и звучно целовал его в щеки, с еще большим энтузиазмом.)

У Артура было много репетиций этой сцены, но сейчас они ступили на территорию импровизации.

— Я знаю, мама.

— Твой отец может не… — начала она, но потом остановилась. — Давай скажем ему после ужина, хорошо?

— Папа не против геев, — полувопросительно произносит Артур, хотя знает, что это правда.

— Одно дело — иметь среди геев друзей и коллег, — говорит мама и делает паузу, позволяя Артуру самому закончить ее мысль. — Он привыкнет, милый. Просто знай, что это может занять какое-то время.

Артур следует за синей «Маздой» еще на шесть футов и снова вынужден остановиться.

— Ты предохраняешься? — интересуется мать.

— Боже, мама, — краснея, говорит Артур.

— Я имею право спросить, — заявляет она тем самым тоном, который использовала, когда расспрашивала старшего брата Артура — Аарона — о его школьных отношениях.

— Я имею право не говорить тебе? — парирует Артур, гораздо более вежливо, чем в свое время Аарон.

— Просто скажи, что ты осторожен, мне вовсе не нужны подробности, — давит она.

— Мы предохраняемся, — говорит Артур, и шея у него уже горит. Синяя «Мазда» включает левый поворот, вероятно, их полоса впереди совсем замерла. Артур также включает поворотник и выглядывает, проверяя, может ли хоть кто-то быть столь любезным, чтобы пустить его на соседнюю полосу.

— Я не предвзята, Артур, однако среди молодых геев более высокий уровень ИППП. Отсутствие ВИЧ вовсе не означает, что можно совокупляться без защиты. Вы можете заработать инфекцию горла при… ну ты понимаешь.

— Мама!!! — вопит Артур, ведь она выбрала именно тот момент, когда он перестраивался в другую полосу движения, чтобы нанести ему по-настоящему тяжелую психологическую травму, проиллюстрировав свои слова недвусмысленным жестом с участием ее рук и рта. Артуру вдруг становится понятно, отчего Аарон немедленно впадал в истерику, стоило их матери попытаться склонить его к подобным разговорам. Жизнь может быть по-настоящему отстойной, когда ваша мать — участковая медсестра.

— Я просто говорю, что мальчики в твоем возрасте не всегда верны, как бы вам этого не хотелось, и нет ничего плохого в том, чтобы быть осторожными, — она слегка ерзает на своем месте. — Я дам тебе пару брошюр, когда вернемся домой.

— Мама, — отчаянно повторяет Артур. Ему хотелось отмотать время и вернуться всего на две минуты назад, к своей прежней искренней и незапятнанной вере, будто его мать не настолько хорошо знает, что такое минет, чтобы изобразить такую красочную пантомиму.

— И парочку презервативов. У меня есть целые коробки с презервативами, — сообщает она, похлопывая его по колену. — Они со смазкой и весьма популярные в твоей среде.

— О, Боже мой, — стонет Артур, а потом, словно в ответ на его молитвенный зов, они вдруг минуют заглохший грузовик, который блокировал дорогу, и Артур может нажать на газ и снова вернуться на свою полосу, чтобы продолжить путь. — Я поеду по I-79, — говорит он, проносясь мимо синей «Мазды», и с радостью провожая ее в зеркале заднего вида. — Ты права, в это время по ней мы доберемся быстрее.

***

Артур не был дома с момента весенних каникул, то есть до всех событий с Имсом. В то время Аарон снова вылетел из колледжа (в который раз) и получил работу в баре (опять же), и его поездка домой была отмечена скандалами между родителями и старшим братом, пока сам он в основном запирался со своей любимой «Ямахой» и работал над Равелем для итогового экзамена.

На этот раз дома было гораздо тише. Когда Артур с матерью вошли через заднюю дверь, отец резал салат, а Аарон накрывал на стол. Они тут же прервались на минуту, чтобы подойти и поприветствовать друг друга — обняться и (в случае Аарона) обменяться подзатыльниками и возгласами о длинных волосах Артура («У вас там что, нет парикмахеров?» — интересуется папа) и тяжести его чемодана («Книги? Ты все такой же ботан, малой»).

За ужином отец мучит его вопросами об учебе, о педагоге по фортепиано, о нагрузке, которая будет у него на этом курсе и о его оценках, пока Артур ест столько, сколько может в себя впихнуть, ведь он так соскучился по удивительно вкусной еде, которую готовит отец, да и простому ощущению, когда тебя кто-то кормит. Даже Аарон, как правило, слишком занятой своей жизнью, чтобы обращать внимание на младшего брата, кажется, интересуется успехами Артура в учебе.

— Твой любимый, — говорит отец, неся исходящее паром блюдо, в котором заманчиво пахнет яблочный пирог.

— Для любимого дитяти, — говорит Аарон, но улыбается Артуру и игриво толкает его. Артуру знакомо это беззлобное подтрунивание, и он улыбается в ответ, с нетерпением протягивая свою тарелку, чтобы получить вожделенную первую порцию — пышный кусок с большим количеством хрустящей присыпки и фруктового топинга.

— Как Рейчел? — спрашивает Артур, чувствуя себя настолько блаженно и уютно, что готов говорить с переполненным яблочным пирогом ртом.

Резко накалившаяся после этих слов атмосфера, мягко говоря, тревожит.

— Рейчел отлично, — бодро отвечает Аарон, но в его тоне звучат напряженные нотки. — Вообще-то, без меня даже очень здорово, судя по ее же собственным словам.

— Серьезно? — огорченно спрашивает Артур. Рейчел и Аарон — идеальная пара, вот только Аарон, казалось, заработал привилегию на бесконечную историю сотворения глупостей. — Все действительно кончено?

— К вопросу об отношениях, — прерывает его мама. — Думаю, у Артура есть кое-какие новости по этому поводу.

Вероятно, между Аароном и Рейчел все по-настоящему плохо, если повернуть разговор к теме Артуровского камнг-аута кажется хорошим вариантом.

Он открывает и закрывает рот, чувствуя на себе взгляды отца и брата.

— Хм, — говорит Артур и смотрит на мать. Та обнадеживающе ему улыбается. — Итак.

Аарон смотрит на него скептически, а папа — с нейтральным интересом.

— Итак, — повторяет он, выдыхая. — Ладно. Ну, во-первых, я — гей.

— Боже, Джо Суонсон таки должен мне двадцать баксов! — радостно орет Аарон.

— Ты… ты, — говорит папа. — Ну, сынок, это…

— Ты спорил на то, что я — гей? — спрашивает Аарона Артур. — С Джо Суонсоном?

— Он сказал, что ты просто богемный говнюк, любящий искусство, а я ответил, что и сам люблю рисовать, но существует большая разница между наслаждением искусством и удовлетворением в душе…

— Аарон! — вопит Артур, снова вернувшись на десять лет назад под гнет своего брата подростка со специфическими шутками.

— В душе, я имел в виду эстетическое удовольствие от вида парней. Господи, Арти, достань свои грязные мыслишки из сточной канавы, ты, маленький извращенец, — Аарон пользуясь тем, что родители отвлеклись на новости, и тащит второй внушительного размера кусок пирога.

— Я не извращенец, — насупился Артур. — Мама?

— Аарон, хватит, — одергивает старшего мать. — Артур, продолжай.

Точно, ведь это еще не все. Артур выдерживает взгляд отца, который задумчиво смотрит на него, рассеянно ковыряя ложкой свой десерт.

— Во-вторых, — со вздохом говорит Артур, — я кое с кем встречаюсь.

Папа звучно роняет ложку и быстро извиняется, когда, поднимая ее, слишком громко возвращает на тарелку.

Воцаряется тишина.

— Я забегу вперед и сразу задам главный вопрос, который интересует всех присутствующих, — прерывает тишину Аарон. — Он — милый еврейский мальчик?

— Аарон, — одергивает его мать, но потом, кажется, передумывает. — А, кстати, он прав. Это так?

— Мама, — говорит Артур. — Его фамилия Имс, а не Сильверман.

— Так это его фамилия? — удивленно спрашивает она.

— Погоди, ты зовешь своего дружка по фамилии? — ухмыляясь, возбужденно спрашивает Аарон. — Он что, бандит?

— Его зовут Чарльз, — говорит Артур, все еще ожидая хоть какого-то ответа от своего отца. — Он просто любит, когда его называют по фамилии, не знаю, почему.

— Чарльз Имс, — говорит Аарон с бостонским акцентом, — Массачусетские Имсы.

— Вроде того, — говорит Артур, — но вообще-то он из Англии.

— Чарльз Имс, — меняет акцент Аарон, пародируя говор Уинстона Черчилля.

— Ты не мог бы заткнуться?! — рявкает Артур. — Боже, Аарон, хватит.

— Достаточно, Аарон, — соглашается мать. — Почему бы тебе не убрать со стола и не позволить вашему отцу минутку поговорить с Артуром? — она встает и собирает посуду, глядя на мужа и младшего сына взглядом, который Артур не в силах разгадать.

И вот Артур остается наедине с отцом и яблочным пирогом в качестве буфера.

— Мне жаль, — говорит Артур, несмотря на то, что торжественно поклялся Имсу не извиняться. И он не стал бы этого делать, даже если бы чувствовал вину. Но папа выглядит так… Артур понятия не имеет, как реагировать на этот взгляд. Он никогда прежде не видел его таким. Отец выглядит уставшим.

Он медленно качает головой и смотрит на Артура.

— Нет, не сожалей.

— Я вообще-то не сожалею, — начинает Артур и сглатывает. — В отличии от тебя.

Папа протягивает руку и гладит Артура по руке.

— Эй. Мне просто… нужно привыкнуть, вот и все.

Артур сидит, кожей ощущая это страшное разочарование. Как Аарон умудрился несколько раз вызывать у родителей такой чувство, Артуру никогда не понять. Это ужасное и разрушительное ощущение.

— Полагаю, мама уже успела прочесть тебе лекцию о безопасности, да? — продолжает отец, убирая руку и устало опускаясь в кресло.

— Да, — отвечает Артур и инстинктивно складывает руки на груди, пряча пальцы в подмышки.

— Хорошо, это… хорошо, — бормочет папа. — Слушай, я люблю тебя.

— Знаю, — говорит Артур. — Я тоже.

Мама возвращается на кухню, хотя наверняка все это время подслушивала за дверью их разговор.

— Значит так — этот Чарльз Имс приедет с тобой на зимние каникулы, — говорит она тоном, не терпящим возражений, и тепло опускает руку на сгорбленные плечи сына.

— Возможно у него не получится, — старается спасти Имса Артур.

Хватка на плече усиливается, затем мама наклоняется и целует его в щеку, и Артур ощущает в этой ласке знакомые стальные тиски материнского инстинкта.

— Всего лишь на несколько дней, — говорит она. — Но он может и задержаться, если захочет.

— Он, наверное, поедет домой в Англию, — говорит Артур.

— Он может вылететь из Питтсбурга, — с нажимом произносит мама. — Проблема решена.

Артур проводит ладонями по лицу, задаваясь вопросом, как, во имя всего святого, он собирается объяснить это Имсу.

***

После ужина, Артур достает из сумки ноты и идет в маленькую студию, которая стала его вотчиной с того момента, как Аарон забросил фортепиано в одиннадцать лет. «Ямаха», занимающая сейчас почти все пространство, была сравнительно недавним приобретением, сместив гораздо более скромное и безымянное пианино, после того, как Артур в свои четырнадцать лет занял первые места в четырех различных государственных конкурсах. Тогда появление «Ямахи» казалось чудесным и ошеломляющим, — гладкий черный корпус рояля был невообразимой роскошью здесь, в доме Артура.

Артур стоит в дверях и мгновение смотрит на инструмент — «Ямаха» выглядит такой маленькой, неожиданно миниатюрной и нежной по сравнению с «Безендорфером» Мол.

Он поднимает крышку, устанавливая ее на палку, хотя мама запретила делать это при обычных занятиях. Но сегодня можно.

Артур учит Моцарта для конкурсного концерта — выбор Майлза, а не его. Услышав об этом, Артур скорчил страдальческую физиономию, но Майлз настоял.

— Глядя на твои руки, весь факультет ожидает от тебя Рахманинова, Листа, поздний романтизм с октавами и высокопарными четверными нотами, — сказал он Артуру, взяв его руку в свою и растопырив его длинные пальцы. — Я хочу, чтобы ты показал им, как эти руки умеют быть нежными, игривыми и легкими, как пузырьки шампанского.

— Моцарт, — вздыхает Артур, открывая вторую часть нот. «По крайней мере, маме понравится, » — думает он. Это хотя бы не Скарлатти и Клементи или еще кто-то из тех «пенистых» итальянских композиторов. Моцарт был гением, даже если и писал для инструмента, который по размеру гораздо меньше стоящей перед ним «Ямахи».

Артур «разогревает» пальцы и начинает разминку. Как только его руки готовы и играют в привычном ритме, Артур забывает обо всем на свете, теряясь в музыке, которая скрывает от него все, что случилось сегодня.

***

Аарон живет в мансарде над отдельно стоящим гаражом, однако при этом у него нет ни стыда ни совести, поэтому он постоянно слоняется по главному дому в поисках еды и развлечений. Когда Артур на следующее утро идет проверить свою электронную почту, то находит братца перед родительским компьютером.

— Как долго ты будешь занимать его? — вздыхает Артур.

— Не знаю, — отзывается тот. Кажется, он просто сидит и разглядывает на странице пляшущих хомячков. Динамики голосят кошмарной, играющей по кругу мелодией, которой подпевает кто-то голосом бурундука.

— Занят чем-то важным? — многозначительно спрашивает Артур.

— Мама с папой раскошелились на высокоскоростной интернет, — говорит Аарон. — И имей в виду — у ма нет телефона.

— Они провели высокоскоростной интернет, чтобы ты зависал на сайте hampsterdance.com?[1] — уточняет Артур. — Разглядывал анимированные мохнатки?

— Ну, видимо, скорость для папиной работы, — говорит Аарон, — но он никогда не использует интернет, — Брат поворачивается и смотрит через плечо на Артура. — Я как раз собираюсь проверить свою почту, так что отвали.

— У тебя есть электронная почта? — сомневается Артур.

— Hotmail, — отвечает Аарон, поднимая руку и выставляя вперед указательный палец вместе с мизинцем, на манер рокеров. — Серьезно, отвали.

— Мне тоже нужно проверить свою электроннку, — говорит Артур. — Письма насчет учебы.

— Да, хорошо, — отзывается Аарон, — занимай очередь. И от*ись уже.

— Аарон, — говорит Артур, ненавидя его за то, что тот все еще в состоянии заставить его скулить.

— От-ва-ли! — поет Аарон.

Артур пинает кресло, на котором сидит брат, но все же выходит из кабинета.

***

В городке Макмарии делать особо нечего, поскольку здесь ничего не меняется. Артур, учась в школе, не многих мог назвать своими друзьями, и лучшие из них разъехались по университетам так далеко, что короткие осенние каникулы на День Благодарения не стоили долгого пути домой. Однако на всякий случай он все же звонит некоторым из них, просто чтобы проверить. В городе нет никого.

***

— Помочь? — спрашивает Артур отца, заходя на кухню. На часах едва полдень, но стол уже нагружен овощами, хлебом и зеленью, которую папа выращивает сам. — Я могу что-нибудь нарезать.

— С такими-то пальчиками? — отвечает тот. — Вряд ли, — он всучивает Артуру миску с картофелем и овощечистку. — Вот, тут у тебя меньше шансов закончить свою блестящую карьеру, случайно отрезав себе пару пальцев.

— Ну, спасибо, па, — улыбается Артур и приступает к работе.

Он чувствует себя комфортно, ведя привычные разговоры с отцом во время знакомого ритуала приготовления пищи. Он снова занимается чем-то полезным и продуктивным, закатывая глаза и неохотно улыбаясь в ответ на несмешные шутки отца. Папа Артура работает в издательстве, хотя, как говорил всем своим знакомым сам Артур, тот занимается вовсе не созданием романов, стихов или рассказов. В основном, его издательство выпускало техническую документацию и тому подобные неинтересные вещи. Артур всегда думал, что это очень скучная работа, но, так как отец постоянно отклоняется от этой темы, Артур просто наслаждается легким колебанием разговора в сторону реальных событий на его работе: коллег и грядущих планах.

В какой-то момент Аарон заходит на кухню и начинает совать пальцы в миски, пробуя все подряд.

— Это отвратительно, немедленно прекрати, — одергивает его Артур.

— После меня это попадет в духовку и пройдет тепловую обработку, так что в твоем ротике окажется стерилизованным, — парирует Аарон. — Не будь таким привередой, Арти.

Артур убирает миску с нарезанными кубиками хлеба подальше от брата.

— Ты собираешься помочь или просто пришел, чтобы вести себя, как надоедливый осел?

— Надоедливый осел? — повторяет Аарон с черчилевским акцентом. — Это Чарльз Имс тебя научил этому выражению? Или мне следует называть его принцем Чарльзом? Вашим величеством?

Артур не без труда игнорирует Аарона. Едва прозвучало имя Имса, отец снова притих.

— Думаю, из тебя выйдет очень красивая принцесса, — добавляет Аарон, положив локти на стол.

— Хватит, Аарон, — внезапно резко бросает отец. — Оставь Артура в покое.

Аарон выпрямляется и выходит из кухни с видом обиженного кота.

— Ты не станешь позволять ему издеваться над собой, — жестко продолжает он. — И постоишь за себя.

— Папа, это же Аарон, ему нравится вести себя, как придурок со мной, — протестует Артур, внезапно похолодев от неожиданной реакции отца.

— Многие люди — придурки, — говорит папа. — Но ты не будешь просто сидеть и терпеть от них унижения.

Артур откладывает в сторону скалку, которой раскатывал корж для пирога.

— Я не… Я… — бормочет он с болью в голосе.

— Ты постоишь за себя! — грубо повторяет отец. — Ты меня услышал?

— Да, — Артур пытается разозлиться на себя, чтобы не было так больно, и этот тон не всколыхнул бы в нем воспоминания о детстве, когда после него он всегда плакал. Ведь, как правило, такой тон звучал у их, в целом мягкого, отца крайне редко. — Папа.

— Он говорит такое! Ты должен…

— Что? Врезать ему? — напряженно спрашивает Артур. — А как же твоя недавняя забота о моих руках?

— Разве я говорил тебе устраивать драку? — парирует отец и резко рубит орехи, не глядя на Артура. — Именно это я сказал? Нет, я сказал, чтобы ты не молчал, позволяя людям…

— Думаю, мне пора, — прерывает его Артур и выходит из кухни, потому что если останется еще хоть на секунду, то уверен — папуле точно поплохеет от вида слабого и плачущего сына.

На этот раз компьютер свободен. Артур запускает веб-браузер и открывает свою электронную почту, с трудом моргая и искренне надеясь, что Имс написал ему что-нибудь, отправил хоть какой-то якорь, напоминающий о его жизни там, в консерватории, где никто с такой легкостью не заставляет его чувствовать себя конченным дерьмом.

Он выдыхает от облегчения, когда видит несколько непрочитанных сообщений. Артур нажимает на самое последнее.

Покушай там индейку за меня.: -* Имс

Артур поспешно отвечает, видя, что сообщение пришло всего несколько минут назад.

Ты там? Переходи в ICQ.

Он открывает аську и нервно барабанит пальцами по столу, ожидая, когда программа пустит его в чат. Слава богу, благодаря скорости, он быстро входит, но теперь приходится долго ждать, когда иконка с ником Имса станет зеленой.
Появившись, Имс спустя секунду пишет ему сообщение.

4shagscall[2]: привет как дела индеечка?

piano_kid[3]: еще в духовке.

4shagscall: я имел в виду тебя лапушка

piano_kid: могу я вернуться домой? Я ненавижу быть здесь.

4shagscall: правда? Я думал, что ты там будешь обжираться затем вы возьметесь за руки и будете водить хороводы вокруг стола.
4shagscall: популярные американские шоу обманули меня????

piano_kid: я серьезно. Я скучаю по тебе.

4shagscall:…лапулечка.

piano_kid: ты не мог бы прекратить?

4shagscall: что происходит

Артур мнется.

4shagscall: артур. я думал, ты говорил что твоя семья без пяти минут активисты радужного движения
4shagscall: стоит ли мне начинать переживать сейчас

Артур снова быстро печатает.

piano_kid: нет, эта часть вообще-то вроде прошла нормально.

4shagscall: ты не отсиживался в кладовке с бутылкой Джека

piano_kid: что????

4shagscall: прости именно так было с семейкой Имсов
4shagscall: я знатно надрался

piano_kid: мой старший брат такой придурок.
piano_kid: и папа такой: «Будь мужчиной!»

4shagscall: так вздрючь их всех тогда
4shagscall: что ты на тебе надето

Артур закатывает глаза.

4shagscall: ты у всех на виду посреди гостиной или что-то вроде этого

piano_kid: тебя бы это остановило?

4shagscall: конечно, нет. пытаюсь получить полную визуальную картинку с этого конца

Артур беспомощно улыбается, представляя Имса за компьютером в их, своего рода, де-факто квартире. Он, наверное, все еще в пижам; , несмотря на то, что уже вторая половина дня, его волосы торчат в разные стороны, и, скорее всего, левая рука засунута в штаны.

piano_kid: ты всегда заставляешь меня чувствовать себя лучше.

4shagscall: нет, нет, ты хотел сказать что-то вроде того что я всегда заставляю тебя чувствовать себя неимоверно хорошо

piano_kid: я серьезно.

4shagscall: словно бывает иначе
4shagscall: сказал он с величайшей нежностью

piano_kid: жаль, что меня нет рядом.

4shagscall: мой член тоже сожалеет
4shagscall: сожалеет это слабо сказано
4shagscall: и все-таки это правда
4shagscall: артур
4shagscall:?

piano_kid: прости я не могу печатать и одновременно расстегивать свои штаны.

4shagscall: ох бля расскажи подробнее

Артур смеется и качает головой, но храбро принимается печатать.

***

Мать семейства, с раннего утра отработавшая дневную смену, приходит домой как раз вовремя, чтобы накричать на сыновей и заставить их накрыть на стол. Ранее возникшее напряжение в отношениях Артура и Аарона, похоже, немного ослабло, и они достаточно дружелюбно взаимодействуют в привычном ритуале сервировке стола.

— Это татуировка? — спокойно спрашивает Артур, увидев, как что-то темное выглядывает их рукава рубашки Аарона. Тот всегда рисовал всякие каракули на себе еще со времен школы, и их родители даже не думали ругать его за эту привычку.

Аарон задирает рукав, чтобы продемонстрировать темный извивающийся узор, покрывающий нижнюю часть его предплечья.

— Если спросят, это просто фальшивая наколка, — отвечает Аарон, понижая голос также, как и Артур. — Я знаю, что ты считаешь это пошлым и так далее.

— Нет, — качает головой Артур. — Это действительно здорово, и вообще-то мне нравится рисунок.

— Это я нарисовал, — говорит Аарон, коротко улыбаясь Артуру, и снова поправляет рукав. — Тебе правда нравится? Я думал, что татуировки по твоему мнению это тупо.

— Ну, — ухмыляется Артур, — у Имса есть парочка.

— Так он плохиш? — восхищенно говорит Аарон. — Артур!

Артур широко улыбается.

— В некотором роде. Он просто… он.

— Это здорово, я понимаю, — выражение лица Аарона на мгновение меняется с насмешки на что-то более серьезное, и на секунду Артур видит непритворную грусть, но вот появляется их мать с картофельным пюре и разговор заканчивается.

— Мы должны помолиться, — говорит мама, как только все занимают свои места и зажигают свечи.

— Мама, — стонет Аарон.

— Правда? — отзывается Артур.

— Возьмемся за руки, — коротко командует она. — Питер, благослови еду.
Отец выглядит озадаченным, вероятно, пытаясь вспомнить, какая иудейская молитва читается на День Благодарения.

— Baruch Atah Adonai Eloheinu Melech HaOlam, She-he-chi-anu Vʼkimanu Vʼhigi-anu Lʼzman Ha-zeh[4], — наконец, говорит он.

— Аминь, — бурчат Артур с Аароном, с радостью размыкая руки и обмениваясь страдальческими «ох уж эта мать с ее одержимостью, порожденной еврейской школой» взглядами.

Но Артур снова думает, когда они начинают разносить еду, что Имс был бы в восторге от этих держаний за руки и молитвы. Возможно, и правда было бы забавно пригласить его в гости — это будет напоминать попытку утки плавать в желе.

***

— Боже мой, — Аарон, пошатываясь, идет к дивану и падает на него.

— Да уж, — блаженствуя, соглашается Артур, тем не менее все еще находясь в опасной близости к рвоте от переедания. Он плюхается в кресло, и ширинка на штанах неприятно давит на живот.

— Вот почему я не могу никуда переехать из дома, — говорит Аарон. — Папина еда. Похоже, это самый простая и действенная уловка еврейских родителей.

— Я даже выразить не могу, насколько скучал по этому, — стонет Артур. Он смотрит на часы: почти восемь. Мама занята общением с сестрой из Лонг-Айленда, а папа ретировался в кабинет, чтобы почитать. Артуру действительно нужно пойти и немного поиграть, ведь он не касался инструмента со вчерашнего дня.

— Не, мужик. Давай… просто позависаем, — Аарон поворачивает голову, чтобы лучше видеть Артура. — Я знаю, ты скучаешь по своему фортепиано. Но… остаться ненадолго?

Артур более чем удивлен. Он вряд ли может вспомнить хоть один раз, когда Аарон просил его составить ему компанию. Артур в шоке снова возвращается в кресло.

— Ну, ладно? — говорит он.

Аарон кладет руки за голову.

— Хочешь погонять в PlayStation или что-то в этом роде?

Артур выразительно смотрит на него.

— А, точно, бережешь пальцы, — говорит Аарон. — Тогда телек? — не дожидаясь ответа Артура, он выкапывает пульт и включает телевизор. Тот оживает, транслируя канал CNN. Аарон переключает каналы, пока не попадает на MTV, а затем немного убавляет громкость: Эминем. — Ты все еще ненавидишь такую музыку, или твой татуированный бойфренд заставил тебя передумать?

— Имс не смотрит MTV, — честно отвечает Артур. — Кроме того, у нас все равно нет кабельного.

— Хэх, — говорит Аарон. — Живете вместе?

— Да, уже давно, — отвечает Артур, — маме не говори.

— Понятное дело, — легко отвечает Аарон. — Он учится вместе с тобой?

— Да, — говорит Артур, глядя, как Эминем провозглашает себя настоящим Слимом Шейди. — Он аспирант.

— Старше тебя, да еще и в наколках, — присвистнув, смеется Аарон. — Маме точно не нужно знать об этом.

Артур прячет улыбку. Из уст Аарона это звучит круто.

— Но парень он хороший, — полувопросительно говорит Аарон.

Артур вспоминает недавнюю переписку в аське, где Имс сказал: «стоит ли мне начинать сейчас волноваться?», и кивает.

— Определенно хороший.

Артур покачивает ногой. На экране картинка меняется на Third Eye Blind. Артуру кажется, что он слышал их песню по радио в студенческом пабе, куда Имс всегда тащит его.

— Итак, — старается поддержать братание Артур, — ты и Рейчел.

— Да, — вздыхает Аарон.

— Что ты натворил? — спрашивает Артур.

— А почему ты думаешь, что виноват именно я? — вяло протестует Аарон.

Артур молчаливо поднимает бровь.

— Она злится на меня, потому что я попросил ее выйти за меня замуж, — говорит Аарон. — Не говори маме.

— Ясное дело, — автоматически отвечает Артур, даже если большая часть его мозга все еще пытается поверить в то, что произнес Аарон. — Ты… серьезно, что ли? Попросил ее выйти за тебя?

— Мне двадцать четыре, чувак, — говорит Аарон, тупо уставившись в телевизор. — Это не так уж и неразумно.

— Да, но… — говорит Артур и едва успевает остановить себя и не ляпнуть: ты живешь над родительским гаражом и у тебя дерьмовая работа.

— Я знаю, — вздыхает Аарон. — Бля.

— Я не понимаю, почему это заставило ее расстаться с тобой, — говорит Артур, действительно не улавливая логику в этом.

— Мы оба с тобой, — снова вздыхает Аарон и увеличивает громкость на телевизоре.

Время братского единства окончено, понимает Артур. Он остается еще на три клипа, а потом встает и идет в студию. Аарон ничего не говорит, просто хмуро пялится в экран.

***

4shagscall: по-прежнему ненавидишь свою семью?

piano_kid: сегодня получше.
piano_kid: Что у тебя?

4shagscall: артур.
4shagscall: не облегчай мне возможность грязно пофантазировать о тебе

piano_kid: на самом деле, родители уехали. Черная пятница.
piano_kid: а брат у себя.
piano_kid: и здесь на двери есть замок.
piano_kid: поэтому…
piano_kid:?
piano_kid: ты еще там?
piano_kid: Имс, если ты сейчас сидишь в компьютерном классе в консерватории пожалуйста, скажи мне, потому что это нихрена не смешно.

4shagscall: ты прав, трудно печатать и одновременно держать обоими руками свой член
4shagscall: и конечно мой член слишком огромный, чтобы им печатать, это походило бы на печатание крикетной битой

piano_kid: Имс
piano_kid: Ты не спросил, что на мне надето

4shagscall: бляяяяяяяя

piano_kid: возможно, я взял парочку твоих вещей с собой в Питсбург.

4shagscall: ой бля ты сделал это

piano_kid: Ты не заметил, что твои счастливые синие трусы отсутствуют?

4shagscall: Артур ты чертовски хорош, продолжай

piano_kid: ну, я мало что могу добавить. Синие трусы и улыбка?

4shagscall: подожди, дай мне узреть тебя, уже снимаю джинсы и рубашку

piano_kid: на самом деле… вау. Неужели ты это делаешь?
piano_kid: ты же не шутишь, да?
piano_kid: потому что я не шучу, и действительно сижу здесь в одних трусах
piano_kid: Имс?

4shagscall: я тут и смертельно серьезен, расскажи мне больше о тебе в моих трусах

piano_kid: это стыдно.

4shagscall: аррртуррр

piano_kid: ладно, хорошо. Трусы. Они немного намокли. Кое-где.

4shagscall: бля да

piano_kid: должен ли я… думаю должен…
piano_kid: я пчатаю сейчас 1 рукой

4shagscall: я тоже. боже.

piano_kid: я скучаю по твоим рукам, мои не такие

4shagscall: мои руки очень скучают по твоему члену
4shagscall: и рот
4shagscall: я хочу знать, как ты сейчас выглядишь, господи, как розовеет грудь и ты тяжело дышишь и издаешь эти свои звуки

piano_kid: ебать, бля ты великолепен в этом

4shagscall: скажи мне, когда ты кончишь, я хочу знать
4shagscall: можешь надавить сразу на всю клавиатуру и нажать enter, честно, я просто хочу знать, когда
4shagscall: кончи со мной Артур
4shagscall: и когда кончишь сними трусы и не стирай их, я хочу знать, как ты скучал по мне

piano_kid: dgfssssssssss

4shagscall: бля да я тоже я тоже

piano_kid:…
piano_kid: Вау. Это было… Вау.
piano_kid: ты не пошутил насчет трусов? Они довольно… хм.

4shagscall: не шучу, нет
4shagscall: и не стоит так удивляться, я говорил и худшее, когда ты сосал мой член

piano_kid: думаю, это ощущается по-другому, когда видишь такое на экране.

4shagscall: ты обкончал экран родительского компа??? молодец!!!

piano_kid: Имс.

4shagscall: арррртуууррр

piano_kid: сейчас я абсолютно голый сижу в кабинете своего отца и держу в руках серьезно пострадавшие трусы.
piano_kid: Но… спасибо.
piano_kid: это не должно было прозвучать саркастично. На случай, если тебе интересно.

4shagscall: я сижу сейчас здесь и благодарю богов потребительства за дар черной пятницы
4shagscall: это было почти так же хорошо, как покувыркаться с тобой

piano_kid: как ты можешь писать слово «потребительства», но не использовать ни одной запятой?

4shagscall: британская государственная система образования это полное гавно, я учился в итоне с ебаным принцем уэльским и он практически безграмотен

piano_kid: правда что ли?

4shagscall: расслабься, вилли совсем не по мальчикам
4shagscall: я узнавал

piano_kid: фингя

4shagscall: ты меня знаешь, я серьезно упустил шанс трахнуть будущего короля Англии дружище

piano_kid: ты просто ужасен, он моложе меня! Ему же, сколько, семнадцать?

4shagscall: тебя так легко разыграть пупсик

piano_kid: мне надо идти.
piano_kid: я слышал, что Аарон ходит по кухне, мне нужно одеться и спрятать твои трусы в чемодан.

4shagscall: тогда до воскресенья

piano_kid: ага, до воскресенья
piano_kid: мне пора.

4shagscall: привези мне индейки ХХХ

piano_kid: кстати, моя мама хочет, чтобы ты приехал на зимние каникулы. Пока!

piano_kid вышел

***

Артур играл в общей сложности всего четыре часа с момента приезда, поэтому пытается придумать, как бы ему компенсировать упущенное время, и занимается все субботнее утро. Приходит мама и топчется в дверях, бросая на него любящие взгляды, которые немало отвлекают, ведь Артур привык тренироваться за закрытыми дверями.

— Что? — спрашивает он, оттачивая тяжелый кусок у Моцарта.

— Ничего, — отвечает она. — Просто я скучаю по твоей игре.

Артур гримасничает.

— Это так красиво, милый. Я очень тобой горжусь.

— Спасибо, — смущенно бормочет Артур.

— И твой отец тоже, — добавляет она, больше не имея в виду только его игру.

— Я знаю, — отзывается Артур, уставившись в ноты перед собой.

— Просто дай ему время, — просит она.

— Мама, — раздраженно бросает Артур. — Я знаю.

— М-м-м, мой сладкий малыш, — говорит она, подходит ближе и обнимает его со спины, целуя в волосы.

— Мама! — напрягается Артур, однако все равно едва сдерживает смех, как и она сама. Они сейчас напоминают двоих, замерших в своего рода полунельсонех[5]: Артур сопротивляется захвату матери, пока та целует его в кончик уха. — Обещай, что не будешь так делать перед Имсом, — просит Артур, наконецподдавшись ее нежностям.

— Разумеется, — говорит она, но Артуру кажется, что в ее тоне он уловил слишком много язвительности и скрытого злорадства, чтобы его это не насторожило.

— Ты меня смущаешь, — стонет Артур.

— Я так люблю твои маленькие ямочки, — щебечет мама, целует его и, наконец, отпускает.— Аарон больше не дает мне так делать.

— И в чем его секрет? — интересуется Артур, но получает в ответ подзатыльник. Затем мать выходит из комнаты.

Артур возвращается к занятиям. Но не может справиться с невольной улыбкой, расцветшей на лице.

***

В тот вечер ему чудом удается избежать конфуза, когда мама предлагает постирать и выгладить его вещи, и Артур вовремя спохватывается, вспоминая о трусах Имса — это явно не то, к чему она могла бы быть готова. Поэтому он спешно придумывает какую-то нелепую отговорку и обещает сам обо всем позаботиться.

И это приводит к тому, что Артур субботним вечером стоит в цоколе у гладильной доски, осторожно отутюжившая все свои свежевыстиранные рубашки и брюки, чтобы приготовить их к укладке в сумку.

— Развлекушки в стиле Артура, — говорит Аарон, спускаясь по лестнице. — Ты достал мое тряпье из сушилки?

— Да, — говорит Артур и смотрит на сложенную стопку одежды.

— О боже, у меня нет чистых джинсов, а я должен быть на работе через двадцать минут, — Аарон роется в аккуратной стопке, достает рубашку, а потом выкапывает из кучи джинсы. Он, не теряя времени, расстегивает те, что на нем, и быстро стаскивает, бросая на пол. — Я работаю сегодня допоздна и, наверное, буду еще дрыхнуть завтра, когда ты уедешь.

Артур сбрызгивает крахмалом воротник рубашки и утюжит его.

— Ясно.

Аарон натягивает чистые джинсы, но не мучится с застегиванием, вместо этого снимает с себя футболку, изучает ее, а потом швыряет в кучу к чистой одежде и тянется за другой майкой.

— Итак, вернешься через месяц, да?

— Да, — подтверждает Артур. Он аккуратно складывает рубашку и проверяет каждую морщинку. Кажется, она готова, хотя после того, как он достанет ее из чемодана, все равно придется пройтись по ней утюгом.

— Хорошо, это хорошо, — рассеянно говорит Аарон. Он берет в руки белую футболку, натягивает ее, а затем надевает сверху черную рубашку. — Ты погладил ее?

— Немного, — признается Артур.

— Спасибо, мужик, — говорит Аарон, застегнув манжеты и взглянув на себя. — Ничего себе, я не носил выглаженных рубашек с того момента, как мамка пять лет назад перестала следить за моей одеждой.

— Да без проблем, — отвечает Артур и улыбается брату. — Ты… хм. Кажется, ты в хорошем настроении.

Аарон расправляет пальцем воротник рубашки.

— Да, в хорошем. Рейчел позвонила и сказала, что хочет поговорить.

— Здорово, — говорит Артур.

Аарон проводит рукой по волосам, отбрасывая их назад со лба в своей странной манере, и Артур не может сдержать короткую улыбку, глядя на него.

— Но все же это не примирение, — говорит он. — То есть, я имею в виду, это охрененно далеко от примирения.

— Ты все исправишь, — уверенно говорит Артур, потому что Аарон — мастер извинений и вторых (а также третьих и четвертых) шансов.

— Надеюсь, очень надеюсь на это, — отзывается тот и быстро застегивает свои джинсы. И вдруг, о чудо, Артур понимает, что Аарон лишь немного старше Имса, и это странно, потому что брат всегда был намного старше его, старше, круче и увереннее. Но здесь и сейчас он выглядит уязвимым и напуганным, и Артура осеняет: Аарон не такой, совсем не такой, каким он его всегда воспринимал. — Черт, — продолжает тот, и голос его немного подрагивает.

— Аарон, ты все исправишь, — повторяет Артур самым уверенным своим тоном.
Тот смотрит на него и горько усмехается.

— Что я могу сказать? Радуйся, что ты гей. И тебе никогда не придется иметь дело со всем этим дерьмом.

— Не знаю, не знаю, — отвечает Артур, вспоминая об их с Имсом эпической ссоре прошлой весной и всех мелких дрязгах, которые они пережили с тех пор: о том, как всегда шпыняет Имса насчет его грамотности, а тот потом дуется на него. И всех тех моментах, когда он должен был заниматься, а потому оставался в консерватории, вместо того, чтобы ехать к Имсу, и это вызывало скандал.

— Поверь мне, — говорит Аарон, — с девушками совершенно другое дерьмище, — он застегивает рукава на рубашке и пожимает плечами. Босой и сутуловатый он, тем не менее, все равно немного выше Артура. — Увидимся в следующем месяце, братишка.

— Да, увидимся, — отвечает Артур и принимается за следующую рубашку.

Аарон шутливо пинает его, разворачивается и идет в сторону лестницы. Несмотря на добрый посыл, это все же ощутимо болезненно.

***

На следующее утро отец везет его обратно в аэропорт. Они говорят об учебе и конкурсном концерте, воскресных утренних пробках и обсуждают, понадобится ли Артуру машина, пока он учится, и сколько времени займет дорога в Питтсбург, если добираться на ней в праздники.

Это очень похоже на их обычное общение, вдруг понимает Артур.

— Спасибо, что подвез, ну, и вообще, — говорит Артур, когда папа помогает ему достать сумку из багажника.

— Позвони, когда доберешься, — отвечает тот. — Мама будет волноваться.

— Да, — обещает Артур. Обычно после этого следует короткое объятие.
Но сейчас отец просто протягивает ему руку. На самом деле, Артур ощущает от этого странного, мужественно-грубоватого жеста странное облегчение. Он крепко пожимает отцовскую руку, затем они похлопывают друг друга по плечам, а потом Артур машет на прощание и тащит свой чемодан, скрываясь в здании терминала.

***

На самом деле не так уж и сложно пронести контейнер «Tupperware» с замороженной индейкой через посты охраны.

— Быть этого не может, — радостно говорит Имс, и его улыбка, как правило широкая и легкая, сейчас прячется за короткой и осторожной ухмылкой. Они стоят посреди железнодорожного вокзала, Артур только что отыскал его в толпе, и первое, что сделал — всучил холодную пластиковую коробку.

— Еще как может, — отвечает Артур, чувствуя, что еще немного, и он не сдержится, улыбнувшись во весь рот. Он не знает, из тех ли они пар, которые обмениваются обнимашками и поцелуями, когда встречаются в общественных местах, отношения — все еще что-то новое для них обоих. Поэтому они стоят в паре футов друг от друга и улыбаются.

Имс тянется за чемоданом Артура, и их пальцы на пару прекрасных секунд соприкасаются. Когда Артур снова смотрит Имсу в глаза, тот отвечает ему любящим и виноватым взглядом.

— Вовсе не значит, что я не хочу поцеловать тебя, — говорит он, — просто, боюсь, нас заметут за непристойное поведение в общественном месте, если я начну.

— Тогда не двигайся, — приказывает Артур и гладит Имса по щеке — его великолепной линии челюсти, такой знакомой под его пальцами. Он быстро целует его, все же на пару мгновений задерживаясь на его губах, коротко и голодно вздыхая. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — признается Артур, отступая. — Давай свалим отсюда.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. тут игра слов. Во-первых вот оно видео - www.youtube.com/watch?v=1qN72LEQnaU с этими поющими хомяками. Во-вторых, hamster это хомяк, но Артур специально говорит hamРster, намекая на неприличный смысл этого слова.

2. 4shagscall - зови потрахаться

3. piano_kid - парень с роялем

4. Благословен ты, Господь Бог наш, царь Вселенной, поддерживающий нас и позволивший прийти к этому дню (иврит)

5. Нельсон - приём в борьбе. Осуществляется путём просовывания руки через подмышки противника и нажима кистью руки на шею и затылок.

@темы: Tom Hardy, Joseph Gordon-Levitt, translations, R

---

Музыкальное АУ "Ach, des Knaben Augen" Финал

[hirasava]

Вот и окончена первая часть этой удивительной серии. Спасибо всем, кто ждал перевода и писал отзывы, это очень стимулирует!

Название: Ach, des Knaben Augen
Переводчик: hirasava
Бета: Diamond Ontissar
Оригинал: by toomuchplor Ach, des Knaben Augen
Серия: Steinway!verse
Размер: макси, 24053 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Имс/Артур
Категория: слэш
Жанр: юмор, ангст, АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: Быть первокурсником престижной консерватории Новой Англии достаточно сложно и без главной звезды и лучшего баритона этой консерватории, который становится вашим певцом, и, как неизбежность, безнадежной влюбленностью.
Примечание/Предупреждения: Название фика - это испанская песня "Ах, глаза того парнишки" из переведенного на немецкий Паулем Хейзе сборника "Испанские песенки". Это первая часть лучшей в англофандоме серии работ " Steinway!verse". У меня был всего один семестр сольфеджио в далеком прошлом, так что если заметите неточности в переводе спец. лексики буду признательная за сообщение в ЛС)

Глава 1
Глава 2
Глава 3



Конечно, они не круглосуточно занимаются сексом, хотя и довольно часто. Некоторое время после воссоединения, примерно в первую неделю, они слишком отчаянно трахаются, чтобы замедлиться и расслабиться. Артур никогда не думал, что можно так жить — разгуливать голым по квартире, трепаться, поддразнивать друг друга и лежать, прижавшись близко-близко. Они много смеются, даже он сам иногда хохочет до колик и слез в глазах. А потом, когда все, кажется, утрясается и превращается в повседневность, вдруг словно возвращается их первое утро, и они снова набрасываются друг на друга в голодном порыве, вот только теперь все гораздо лучше, потому что они хорошо друг друга изучили, и между ними не возникает недопонимания, разочарования или недосказанности.

Иногда они спорят, что съесть на ужин, или стоят в очереди в кинотеатр, или Имс учит Артура курить. Артур, у которого не было настоящего друга со времен подросткового возраста, лишь парочка приятелей в средней школе, уже почти забыл, каково это - просто любить кого-то, хотеть быть рядом, говорить о глупостях и серьезных вещах. Когда он смущенно признается в этом, Имс не улыбается и не дразнит его. Просто наклоняет голову набок и говорит: «Ты всегда казался мне таким одиноким». И Артуру приходится дважды сглотнуть, прежде чем он может признаться: «Я и был одинок». Он наклоняет голову и трет подбородок. «Но больше — нет».

Естественно, они не могут проводить вместе каждую минуту. У Имса репетиции с Марией в консерватории и (Артуру приятно обнаружить это) по совместительству работа баристы в «Старбаксе», чтобы как-то зарабатывать на жизнь. Артур все время работает в отеле, в основном отгоняя пьяных ухажеров и выясняя, сколько классической музыки он может втиснуть в свою программу прежде, чем менеджер начинает бросать на него свирепые взгляды. Кроме того, Артур играет свой прежний репертуар, потому что исполнение «Embraceable You» четыре раза за ночь нихрена не поддерживают в тонусе.

***

— Я должен вносить свою лепту в аренду, — говорит Артур первого июля.

— Отвали, не похоже, что ты живешь со мной, — едко отвечает Имс.

Артур думает, что это, вероятно, смешно — в конце концов, его зубная щетка поселилась в стаканчике на полочке в ванной, и он занял целую сторону в кровати Имса. В любом случае, в следующий раз он покупает продукты, и Имс ничего не говорит, так что Артур считает, что они квиты.

***

Но они снова возвращаются к этому разговору, когда Артур отправляется в прачечную Имса в свой выходной субботний день, пока Имс на работе.

(«Ты не моя домохозяюшка, Артур, как бы я не трепетал от этой мысли»).

А потом снова, спустя неделю, когда Имс понимает, что у Артура на связке болтается запасной ключ от его квартиры. И уже почти шесть недель.

(«Ну, и какого черта мне делать, если я случайно захлопну дверь? — спросил он, и Артур подумал, что лучше не напоминать, что запасной ключ не помог бы ему в любом случае, поскольку находился бы в вазе с фруктами в закрытой квартире).

И еще раз в конце июля, когда Артур две ночи проводит в своей комнате в общежитии, выясняя, скажет ли ему Имс валить нахрен или...

(Имс оставляет двухминутную тираду на автоответчике Артура на тему того, что: Артур запихнул непонятную жратву на вынос в какой-то богом забытый ящик в шкафчике, и когда, блять, он намеревается вернуться; не то чтобы Имс так уж дожидается его, сидя у окна, тем более Артур не живет там, он свободен приходить и уходить, когда захочет, но, возможно, Имсу стоит подумать об установке специальной кошачьей дверцы, если некий скиталец подумает заглянуть и так далее).

Когда Артур на следующий день возвращается в квартиру, то обнаруживает блестящий новый ключ в пустой фруктовой вазе и корзину у двери с бельем для прачечной, увенчанной горкой четвертаков.

— Я дома! — громко сообщает Артур.

— Ты нихрена не живешь здесь, — отзывается Имс откуда-то из гостиной.

Позже, ожидая, когда шмотки Имса высохнут, Артур снова и снова слушает странное сообщение, пока не понимает, что на самом деле пытался тот сказать. Это в стиле Имса, доходит до Артура, отрицать очевидный факт, что Артур прожил с ним все лето. После того, как он выясняет это, Артур странно успокаивается, потому что Имс прочерчивает границы (в основном теоретические) только в качестве демонстрации другому своих чувств. Это «только сейчас и не более» от Имса, по сути, превращается в почти романтический рефрен между ними.

***

— Тебе бы поставить дома пианино, — говорит Имс, наблюдая, как Артур копается в куче одежды, разбросанной по всему полу. — Тогда не пришлось бы одеваться. Меня это вполне устроило бы.

— Инструмент в комнатах в общаге не поощряется, — отвечает Артур, нюхает рубашку, кривится и отбрасывает ее прочь.

— Да, а в нормальной квартире? — добавляет Имс.

— Может, когда-нибудь, — соглашается Артур. — У меня есть приличное фортепьяно дома у родителей, и его доставят сюда, когда я стану аспирантом, и что-то в этом роде, — он надевает рубашку, которую при обычных обстоятельствах, скорее сдох бы, чем выбрал, но вся остальная его одежда либо грязная, либо не поглажена. Ему стоит еще раз заглянуть в свою комнату в общаге. Например, сегодня вечером.

— М-м, — говорит Имс, доставая ноги из-под одеяла, вероятно, стараясь выглядеть соблазнительно.

— Ты в состоянии сварганить что-нибудь поесть, пока меня не будет? — спрашивает Артур.

— Я хочу полностью прояснить ситуацию, мой милый Артур, — отвечает Имс. — Я не имею в виду, что сгораю от желания, чтобы ты навсегда поселился со мной со своим роялем.

— Серьезно, это снова заплесневело, какая гадость, — говорит Артур, совершенно не реагируя на очередную Имсовскую декларацию «только сейчас и не более».

— И я не куплю тебе фортепиано, даже несмотря на то, что моя семья — сборище богатых ублюдков, — продолжает Имс. — И меня возмущает, что ты надеваешь мою рубашку, когда закрываешься в аудитории, чтобы предаться разврату со своим инструментом, который любишь больше, чем меня.

Артур смотрит на рубашку, надетую на нем.

— Она не твоя, а моя, — врет он. — Разве нет?

— Не знаю, иди сюда, я проверю, нет ли моего имени на бирке, — предлагает Имс, нагло и многозначительно улыбаясь.

— Нет, — говорит Артур, — я знаю, что она — моя, — он снова смотрит на себя. — Я почти уверен в этом.

— Она выглядит слишком большой для тебя, даже я могу в ней поместиться, не снимая с тебя, — гипотетически говорит Имс и шевелит голыми ногами.

— Я должен идти заниматься, — отвечает Артур, покусывая нижнюю губу. — И я только что помылся.

— Ладно, тогда буду держаться от тебя подальше, — покладисто говорит Имс. — Просто подай мне пульт от телика, прежде чем уйдешь.

Артур закатывает глаза, но снимает футболку и заползает на кровать, обхватывая Имса ногами.

В конце концов, у него нет обязательного времени, когда он должен быть в консерватории.

***

Но вот уже конец августа, новый семестр начнется через нескольких недель, и Артур принимается тратить больше времени на занятия, боясь того, что Майлз спросит с него, какой прогресс он совершил за прошедшие три месяца. Отчего-то ему не кажется, что отточенный навык идеального отсоса произведет на учителя такое уж сильное впечатление.

Имсовские концертные лекции прошли. К счастью, они выпадали на время, когда у Артура была работа в отельном ресторане. Он, наконец, нашел в себе силы признать, что неприлично завидовал кому-то, кто играет для Имса. Артур уверен, что досидел бы до конца и не устроил сцену с Марией, но был счастлив, что не пришлось испытывать свою силу воли.

Теперь они вернулись к совместным репетициям, и Имс выучил несколько песен для своего предстоящего первого года аспирантуры, а Артур стал более уверенно работать с прежним репертуаром Имса в рамках подготовки ко всем выступлениям, которые ожидали его в этом году.

— Пение за ужин, — объясняет Имс, — в буквальном смысле. Теперь, обремененный этими аспирантскими стипендиями, я - их рабочая лошадка. Декан факультета вокала и оперного исполнения станет пихать меня куда можно и нельзя, чтобы я отработал каждую копейку.

— Бедняжка Имс, — говорит Артур, поглаживая его по волосам. У него не выходит идеально сымитировать акцент Мол, но, по крайней мере, он в состоянии повторить ее слова. — Все вокруг твердят тебе, какой ты талантливый, и как же ты выживаешь при этом?

Артур закрывается с Безендорфером, надев перед этим чистые, отглаженные, серые брюки и накрахмаленную белую рубашку. Он впервые за несколько недель ночует перед этим в своей комнате в общежитии. Они с Имсом выясняли, что будет, когда Артуру придется с утра до ночи пропадать на учебе и репетициях, и он не сможет успевать на автобус, на котором обычно ездит из квартиры Имса и обратно.
По крайней мере, решает Артур, его прежняя форма одежды для индивидуальных занятий должна претерпеть значительные улучшения, даже если из-за этого Имс снова станет угрожать ему кошачьей дверцей.

Кто-то закрасил пенис на стене, освежив помещение к новому учебному году, но рояль все тот же. Артур ставит сборник нот на пюпитр и принимается за свою обычную разминку. Растяжка для рук, упражнения для пальцев, а затем несколько медленных проигрываний звукоряда, аккордов, арпеджио и каденций. Заканчивая разминку, Артур играет песню Воан-Уильямса, которую Имс привез ему тогда, в первый их вечер на его работе в ресторане. Она достаточно проста для исполнения, с хорошей акустической длительностью, которая ладно разгоняет его творческое мышление, при этом не перегружая излишне сложной техникой сразу перед началом репетиции.

Хлопает дверь. Артур поднимает голову, наполовину удивленный, наполовину ожидающий, что, может, пришел Имс. Но это Мол.

— Мне показалось, что я услышала тебя, — говорит она. — «Безмолвный полдень»[1] — такой прекрасный кусок, ты отлично его играешь.

— Спасибо, — немного натянуто говорит Артур.

В последнюю их встречу Мол хладнокровно объяснила ему, что он слишком эгоистичен и молод для истинной художественности исполнения. Тот факт, что он практически доказал ее правоту, не помогал преодолеть напряжение между ними. Артур не знает, что Имс сказал ей, поскольку она, наверное, уже догадались обо всем, что произошло с тех пор. Однако его не покидает сильное ощущение обязанности — это Артур, будучи студентом, должен что-то сказать, как-то извиниться или объяснить, чтобы разрядить атмосферу.

— Просто разминка, — выпаливает он, и это совсем не напоминает извинения.

— Второй год будет очень насыщенным для тебя, — говорит Мол и заходит внутрь. — Тебя ожидает обширный репертуар, раз ты намерен добраться до вершины этого нелегкого курса.

— Да, — говорит Артур, — Майлз хочет, чтобы в конце я сыграл на конкурсном концерте.

В конкурсе, как правило принимали участие юниоры, но частенько амбициозные студенты соревновались, чтобы просунуть ногу в дверь и получить возможность быть избранным в качестве солиста для консерваторской концертной программы следующего года.

— Конечно, — сказала Мол к легкому недоумению Артура. — Ты, несомненно, прекрасно выступишь, — она скрещивает руки на груди. — Я не собиралась тогда в мае так нахально вести себя с тобой.

— Нет, — поспешно говорит Артур. — Нет, вы были правы. То есть, я все еще твердо намерен продолжить карьеру в качестве сольного исполнителя, но я так много узнал от вас, играя с... Это было очень ценно и не только в рамках изучения камерной музыки.

Мол немного неуверенно улыбается.

— Как правило, учителя, — запинаясь, говорит она, словно Мол — Мол!— старается с осторожностью выбирать слова, — не тратят годы, работая с очень сильными и умными студентами, которые никогда не станут настоящими творцами. Это приводит к разочарованию. Но с тобой, с тобой я увидела этот большой потенциал. И боюсь, что немного... увлеклась.

Артур смущенно кивает, принимая ее слова, хотя кажется совершенно неправильным, чтобы Мол пыталась загладить вину, когда она всегда была выше подобного.

— Я с нетерпением жду этого года, — говорит Артур, и ему кажется, что после проведенного с Имсом лета его голос звучит теперь иначе, странно и непривычно.

— Как и я, — спокойно отвечает Мол, хотя и с некоторой насмешливостью. — Что ж, оставляю тебя дальше заниматься оттачиванием твоей игры, — говорит она, собираясь выйти из комнаты, когда внезапно удивленно восклицает. В дверях, улыбаясь, появляется Имс.

— Я знаю, что мы говорили о четырех часах, — говорит он Артуру, — но можно ведь немного подкорректировать время? Я просто столкнулся кое с кем из вокалистов, и они захотели узнать, сможем ли мы ненадолго заглянуть на ужин в студенческий паб?

Имс явно ни словом не обмолвился Мол о произошедших переменах в их отношениях, судя по тому, как удивленно изогнулись ее брови, когда она перевела взгляд с него на Артура, глядя на них остро и пытливо.

— Ты же знаешь, я не очень люблю тусоваться с певцами, — отвечает Артур, стараясь не так уж сильно напоминать скучного и непробиваемого домоседа. Просто ради Мол.

— Да, но, — на полном серьезе говорит Имс, — пиво! И крылышки! На ужин!

Артур корчит мину.

— Хорошо. Но я пойду только после того, как закончу свою репетицию.

— Другого я и не ожидал от тебя, мой самоотверженный добрый молодец, — говорит Имс, и шире раскрывает дверь, чтобы выпустить Мол. — Всего хорошего, Мол, надеюсь, увидимся на занятии на следующей неделе?

Она улыбается, искренне и тепло.

— Конечно. До следующей недели, — и отступает, элегантно закрывая за собой дверь.

Артур смотрит на Имса не в силах перестать улыбаться.

— Ты серьезно ни слова не сказал ей о нас за все лето просто чтобы удивить ее и одновременно смутить меня?

— Ну, это не такой уж великий секрет, — многозначительно говорит Имс. — Я просто хотел посмотреть, спросит ли она, кто из нас сверху, и как это можно использовать вот в той песне Штрауса.

— Какая гадость! — восклицает Артур, но двигается в сторону, когда Имс опускается рядом на скамейку.

— Думаешь, ее это не интересует? — с нажимом продолжает Имс, толкнув Артура локтем в бок. — Она всегда ратует за интим между певцом и пианистом и прямо фонтанирует идеями о фелляции посреди репетиции, а еще обожает ляпнуть что-нибудь, отчего ты краснеешь, как маковый цветочек.

— Я не краснею, — говорит Артур, — и она не будет говорить о фелляции, Господи Боже.

— Ставлю десять долларов, — говорит Имс. — Десять долларов, что до конца года она обязательно пустится в рассуждения, кто из нас активчик, а кто пассивчик.

— Десять долларов? — усмехается Артур. — Я думал, что твоя семья — богачи.

— Отлично, — соглашается Имс, наклоняется и кусает Артура за мочку уха. — Спорим на этот гребаный рояль?

— Я не смогу купить его тебе, если проспорю, — отвечает Артур, закатив глаза, но наклоняется к Имсу, касаясь щекой его губ.

— Тогда для тебя же лучше, чтобы Мол оказалась хорошо воспитанной девочкой, коей ты ее и считаешь, — выдыхает Имс на ухо Артуру.

Артур отстраняется, облизывая губы, и смотрит на Имса, довольно развалившегося на скамейке. Он бросает оценивающий взгляд на эти полные губы и красивые глаза.

— Договорились, — говорит он и скрепляет сделку поцелуем.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. "Silent Noon" Воан-Уильямса www.youtube.com/watch?v=hJLoNu5tLgI&feature=rel...

2. Я не нашла перевод песни "Ach, des Knaben Augen", поэтому вот мой вариант. Прошу любить и не жаловаться:-)

Ах, глаза того парнишки,
Сладостны и так чисты.
И что-то в них сияет,
Завоевывая мое сердце.

И этим милым взором
Он смотрит мне в глаза!
Если увидит он в них свой образ,
То, несомненно, примет меня с любовью.

И поэтому я отдаюсь ему во власть,
Только, чтобы служить этим очам,
Ведь то, что сияет в них
Покоряет мое сердце.

@темы: Tom Hardy, Joseph Gordon-Levitt, translations, R

---

Музыкальное АУ "Ach, des Knaben Augen" Глава 3

[hirasava]

Название: Ach, des Knaben Augen
Переводчик: hirasava
Бета: Diamond Ontissar
Оригинал: by toomuchplor Ach, des Knaben Augen
Размер: макси, 24053 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Имс/Артур
Категория: слэш
Жанр: юмор, ангст, АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: Быть первокурсником престижной консерватории Новой Англии достаточно сложно и без главной звезды и лучшего баритона этой консерватории, который становится вашим певцом, и, как неизбежность, безнадежной влюбленностью.
Примечание/Предупреждения: Название фика - это испанская песня "Ах, глаза того парнишки" из переведенного на немецкий Паулем Хейзе сборника "Испанские песенки". Это первая часть лучшей в англофандоме серии работ " Steinway!verse". У меня был всего один семестр сольфеджио в далеком прошлом, так что если заметите неточности в переводе спец. лексики буду признательная за сообщение в ЛС)

Глава 1
Глава 2



Здание консерватории достаточно большое, чтобы легко можно было избегать встреч кем-то, чье расписание и факультет отличаются от вашего. Артур, в основном, успешно избегает Имса, лишь пару раз — сбивающих дыхание и заставляющих бешено стучать в груди сердце — видит его мельком следующие несколько недель. Еще помогает то, что Артур большую часть своего времени тратит на отработку музыки, преодолев болезненную апатию, которая угнетала его в течении нескольких дней после бедового концерта.

У него слишком много музыкальных произведений, которые нужно выучить; Артур никогда до этого с таким рвением не бросался в столь сложный репертуар. Майлза все больше стало беспокоить болезненное напряжение, которое начал ощущать Артур между лопатками. Как ни старался, Артур не мог вернуть все то, чему учила его Мол, когда подходила и немного разворачивала его плечи, полностью меняя положение тела. Артур спит на полу на тонком матрасе и исключает из рациона кофе и изделия, содержащие белую муку, а также торжественно обещает Майлзу ограничиться тремя часами занятий в день, хотя и продолжает тратить любую свободную минуту, запираясь со своим фортепьяно.

Именно Бетховен становится самой большой проблемой Артура. Ему кажется, будто и вправду великий гений лично задался целью превратить его жизнь в ад. Динамика в сонате, которую разучивает Артур, дико неправильная, и он бросается в бой с давно умершим композитором, снова и снова пытаясь выжать из указанного темпа хоть какой-нибудь смысл для себя, но, так или иначе, абсолютно не может согласиться с ним.

— Тут не мягкая партия, — сообщает Артур Бетховену, разговаривая со сборником под изданием Генле в мягкой кремовой обложке. — Не так, тут должно быть как минимум меццо-форте.

Бетховенская маркировка с указанием «pp» — пианиссимо, очень мягко — смотрит на Артура.

— Слушай, я знаю, что ты гений и все такое, — продолжает свои попытки достучаться до Бетховена Артур, — но говорю тебе: тут ты облажался, Людвиг.

«РР,» — непоколебимо сообщают ноты.

— Да пошел ты, — говорит Артур, швыряет сборник на пол и врезается в оскорбительный кусок с максимальной громкостью, какую только возможно выжать из инструмента, играя его снова и снова. На пятый или шестой повтор низкий ля-бемоль вдруг издает лязг и замолкает. Артур вздрагивает и убирает руки с клавиш. Такой звук у фортепиано он не слышал ни разу в жизни.

Артур встает и заглядывает под крышку. Он действительно порвал фортепьянную струну из-за грешащей против правды ноты — даже нескольких нот. Оторванная струна не сворачивается калачиком, как в мультике, она просто висит печальным укором среди своих туго натянутых собратьев — бесполезная и жалкая.

— Отлично, — говорит Артур чреву инструмента. — Хорошо, празднуй победу, ты, дохлый мудак.

Он обходит рояль, садится и играет пианиссимо, игнорируя жужжание оторванной струны и ослабевшее из-за повреждения звучание ля-бемоль. Он просто позволяет Бетховену проигрываться так, как было задумано — тихо и спокойно — в точности, как тот хотел.

Все это накапливается в Артуре, он ощущает себя мыльным пузырем, который вот-вот лопнет, и ему хочется, нет, кажется правильным, играть громче, но он упорно продолжает, тихо-тихо. Музыкальная часть резко меняется под его пальцами: от огня и торжественной ярости, которые прочитал Артур в нотах, к чему-то, отягощенному грустной печалью, умиротворенному, и устало тянущемуся от аккорда к аккорду. Это логически приводит в следующей части — задумчивому меццо-пиано в мажорном ведущем регистре и шагу к светлому воображаемому миру, а потом, на повторе, к пианиссимо — как затяжной вздох, словно все печали в мире неизбежны, но при этом, все же, каким-то образом терпимы.

Артур заканчивает и сжимает ладонями виски. Он знает эту эмоцию. Ту, что сейчас сыграл.

Это то же самое, что было в последней песне «Winterreise».

***

— Хорошо, — говорит Майлз на следующем занятии. — Что бы там ни было, ты справился. Теперь Равель.

***

После успешного окончания семестра вся следующая работа маячит неопределенными пятнами. На него сваливается множество вещей, которые необходимо сделать. С теорией ему легко — Артур выучил ее еще несколько лет назад. Сольфеджио для любого крупного пианиста также не представляет серьезной проблемы. Его основная работа — написание эссе по музыкальной истории («Моцарт и художественная песня: романтика ранних песен»), и бесконечная «игра в угадайку», когда профессор проигрывает куски произведений — малоизвестных и очень коротких — а они должны определить первоисточник, композитора, стиль, форму, инструментовку и текст. Также у Артура есть еще одна важная письменная работа, которую он должен написать для курса английского («Ни один из нас не выступает перед иностранцами: «Музыка как символ в «Гордости и предубеждении»»), и макет программы к его фортепианному репертуару в комплекте с нотами.

И, разумеется, он должен отрабатывать свой итоговый курсовой экзамен — по сути, самую большую часть адского труда Артура в этом году. Экзамен играется перед аудиторией, состоящей из досточтимых представителей фортепианного факультета, каждый из которых сам является пианистом.

Этот экзамен идет последним в сессии, что является одновременно и облегчением (больше времени на отработку), и проклятием (бесконечное количество часов за инструментом). Артур радуется, когда его последний экзамен сдан, и он может полностью посвятить себя отработке репертуара для жюри. Все стало идти на лад с того памятного занятия, когда он порвал струну, но всегда ведь можно улучшить свой результат, — даже нужно — поэтому он продолжает добиваться большей выразительности и эмоциональности в игре.

— Я знаю, что ты воспринимаешь его, как помеху, — говорит Майлз в конце последнего занятия Артура накануне экзаменационного выступления.
— Влюбленность и все такое прочее. Это отвлекает от занятий и попросту ужасно. Но никогда не забывай, что твоя роль как исполнителя — раскрывать смысл, пропуская его через себя, Артур. Как можно играть любовь и отчаяние, если ты почти не покидаешь аудиторию, чтобы испытать их? Как ты думаешь показать это в своей музыке, если не позволяешь себе жить?

Артур в абсолютном шоке. Майлз впервые хоть как-то дал понять, что знает о произошедшем между ним и Имсом. Обычно их разговоры были сугубо профессиональными и касались только того, как улучшить игру Артура, — не больше, но, и не меньше.

— Знаю, что смущаю тебя, — усмехнувшись, говорит Майлз, напряженно похлопывая Артура по плечу. — Я достаточно наговорил и просто хотел донести свою выстраданную мудрость.

— Я не влюблен, — огрызается Артур. — Мне понятна ваша мысль, просто я не думаю, что в данный момент это можно отнести ко мне.

— Конечно нет, прошу прощения, — соглашается Майлз, наверняка про себя посмеиваясь над ним, но Артур воспринимает это как знак, что занятия окончены, и принимается собирать свои вещи.

***

В конечном итоге о результате никто не говорит ни слова. Жюри сидит в полутемном концертном зале за столом, едва подсвеченном лампой, и просит объявлять каждое исполняемое произволение. Когда все заканчивается, они говорят «спасибо», после чего только и остается, что тихо подняться по затемненной лестнице и выйти из зала. На этом все.

В конце дня Артур ждет у дверей студии Майлза, желая услышать его мнение (хотя, будучи преподавателем Артура, тот не участвовал в процессе оценки исполнения), но Мол находит его первой.

— О, Артур, ты так хорошо выступил, я очень гордилась, увидев, как ты применил свой опыт работы с камерной музыкой к сольному репертуару, — говорит она, совершенно очевидно уловив только это во всем.

Артур не в настроении спорить, однако его очень волнует мнение жюри.

— Правда? — спрашивает он. — Им… вам понравилось?

— Это была очень хорошая работа, — заверяет его Мол. — Думаю, ты прорвался в ряды лучших на твоем курсе.

— Да? — в полном восторге говорит Артур. — Правда?

Мол смеется, поддразнивая его.

— Конечно! Тебе стоит знать, что ты — один из лучших студентов-пианистов в консерватории.

— Я? — недоверчиво переспрашивает он, но все равно улыбается. — Вы имеете в виду, как аккомп… — он резко обрывает себя. — То есть, имеете в виду, когда я работал с Имсом?

— И твою сольную работу тоже, — соглашается Мол. — Ты очень вырос по сравнению с тем нескладным и тощим парнишкой, который играл в ведомственном концерте прошлой осенью. Весь фортепианный факультет стоит на ушах после твоего выступления, они целый день только и болтают о твоих перспективах, — она взмахивает рукой, отметая от себя этот невероятный факт. — Думаю, это благодаря твоей визуализации. Летом мы более плотно займемся твоей третьей чакрой, она сегодня была немного перекрыта, пока ты играл Равеля.

— Хорошо, — соглашается Артур, желая хоть как-то задобрить Мол, чтобы она продолжила говорить все эти потрясающие вещи о жюри. — Боже, благодарю вас. Большое спасибо, — выдыхает он. — Я сегодня наконец-то засну нормально, впервые за несколько недель.

— О, — говорит Мол, и выражение ее лица вдруг становится настолько взволнованным, что на мгновение Артур пугается, думая, будто не стоило ему шутить. — Ой, я забыла… Какая глупость.

— Что? — в ужасе выдыхает Артур, едва сдерживаясь, чтобы не схватить ее за плечи.

— Ты и твой Имс, — говорит она, — ваша размолвка. Ты ведь не будешь играть для него этим летом, да?

— Не буду? — растерянно переспрашивает Артур. Он… он не думал об этом. Ладно, не позволял себе думать, да? Но…

— Кажется, с ним будет Мария Ким. По-моему, Имс говорил мне об этом, — также рассеянно продолжает она. — Ничего страшного, на следующий год соединим тебя с кем-нибудь еще, может с сопрано. Ты так красиво играешь Коплендовскую Дикинсон[1], посмотрим, сможем ли подобрать кого-то фантастического для тебя.

Как она в своей голове может заменить кем-то Имса, Артур не в состоянии понять. Как Мол может просто передать его кому-то и ждать от него такого же синтеза, той же связи и мощи?

— Нет, — говорит он. — Думаю, мне правда хотелось бы остаться с Имсом.

Мол кривит губы, ее лицо становится каким-то строго-игривым.

— Если получишь его, — предупреждает она.

Артур тяжело сглатывает, менее чем за минуту сменив чувство бескрайнего удовольствия на это странное долбящее ощущение печали.

— Мне пришлось держать марку перед жюри, — говорит Артур Мол.

Она бросает на него взгляд, ясно говорящий: «Ерунда!»

— Давайте смотреть правде в глаза — он ухватился за меня, потому что сначала я понравился ему, — говорит Артур. — Вы же знаете Имса, он считает, что все в мире существует только ради него и должно служить ему. Он же тащится от этого.

Мол смотрит на него — красивая, отчужденная и безмятежная.

— Ты имеешь в виду, что он — певец?

Артур открывает рот и понимает, что не знает, как ответить на это, поэтому снова закрывает его. Его аргументы стремительно рушатся.

— Ты забыл, что я знаю Имса уже четыре года, — продолжает она. — Конечно я видела, каким именно образом он пользует пианистов и как выбирает их из множества, словно мальчишка, перебирающий шоколадки, перед тем, как съесть. Имс всегда был исключительным — он может петь с кем угодно и все равно оставаться лучшим в этой консерватории. Но с тобой почти с самого начала все было иначе. Ты подтолкнул его, non? Ты спрашивал с него, и он делал все возможное, чтобы угодить тебе. В этом году он работал напряженнее и больше, чем за все свои предыдущие три года вместе взятые. И все это время он смотрел тебе в глаза, как pʼtits coeurs, следил за тобой, едва ты входил в студию, ловил каждое твое движение. Я учила его четыре года, но тогда мне вообще в первый раз удалось показать ему, каково это петь с кем-то, соединиться с другим человеком в своем искусстве, — она останавливается, вдыхает через нос и раздраженно выдыхает.

— Итак, значит, я должен выполнять все, что ему от меня потребуется, — с трудом произносит Артур, расстроенный и сбитый с толку. Он не может определить кто причина этого смятения: Мол, Имс или же он сам. — Должен отказаться от себя и думать лишь о нем и…

— Я знаю, как это трудно для тебя, я ведь и сама пианистка, — прерывает его Мол. — Мы оба очень хороши в своем мастерстве. Мы достаточно хороши, чтобы людям всегда хотелось послушать нашу игру, и они были готовы платить за это удовольствие. Но возможность стать чем-то большим, соединиться с другим человеком в этом творчестве — вот то, что, я надеялась, ты мог бы изучить в этом году, а ты отбросил это, потому что волновался о всеобщих симпатиях больше, чем о чем-либо вообще в этом мире, включая себя самого.

Артуру вдруг показалось, что он — ничто иное, как обычная груда деревяшек, а Мол просто пришла и разбила его на части одним случайным движением руки. Он — разрушен.

— Это моя вина, — сказала Мол, заметив отчаяние Артура. — Ты еще слишком молодой. Просто настолько талантливый, что я надеялась, у тебя получится справиться со сложностью такого рода художественного произведения. Забудь о том, что я сказала, cher Артур, летом мы сделаем перерыв, а в следующем году начнем все заново и на этот раз не будем замахиваться так высоко. Выберем что-нибудь помимо Шуберта.

Артур разбит, его разломанные части крутятся и разлетаются в разные стороны, но отчего-то от этих слов ему становится еще хуже. Он кивает, сглатывая, и молча уходит.

***

Когда жюри вывешивает оценки фортепианного экзамена первого курса, они все помечены не именами, а номерами студенческого билета, но Артуру и не нужно знать никаких номеров, чтобы увидеть — у него самый высокий балл среди всех.

***

Сейчас, когда почти все разъехались на летние каникулы, легко было застать свободной свою любимую аудиторию для занятий. Артур и сам мог поехать к родителям, которые жили в довольно отдаленном пригороде фешенебельного города Питтсбурга. Вернуться к своему фортепиано и его прежнему учителю, чтобы все лето отрабатывать студенческий долг стрижкой газонов и преподаванием игры на фортепиано второклашкам.

Но он думал, что будет работать с Имсом, и готовил серию сольных выступлений для лекций. Кроме того, у Артура еще с апреля были другие планы на жизнь в городе. Поэтому он застрял в своей маленькой тихой комнатке, бродит по опустевшему зданию консерватории и обрывает листочки с досок объявлений, где предлагают не самую ужасную подработку на лето. Наконец, Майлз отправляет Артуру на электронную почту вакансию: один отель ищет пианиста для своего ресторана. «Каждый пианист должен научиться играть для пьяных ублюдков, « — пишет Майлз в качестве предисловия.

Так что Артур звонит в гостиницу и тут же получает эту работенку. Вообще, когда-то давно он играл с группой из его школы, так что его нельзя назвать совсем уж несведущим в чтении аккордов со сборников популярных песен, но его знание репертуара — стандартное. «Мрачняк, » — мысленно поправляет себя Артур, используя подходящее жаргонное словечко. К счастью, его фотографическая память тут весьма кстати, особенно если учесть, что среди ресторанных пианистов не принято пользоваться нотами. Пришлось за три дня до своего первого игрового вечера проиграть хотя бы по разу шестьсот песен.

Пользуясь тем, что аудитории свободны, Артур методично пробует играть на некоторых из наиболее популярных и востребованных инструментах: трех «Стейнвеях», четырех «Каваях», не менее восьми «Ямахах» и более-менее распространенных, которые, тем не менее, имеют свою индивидуальную прелесть, например, уже немодный «Хайинцман», чьи молотки настолько стары, что шестифутовые деки звенят громко, словно гонг. Или тихое пианино «Бленхейм» с верхним регистром, который может превзойти в звучании любой неуклюжий и громоздкий рояль «Кавай».

Когда все уже сказано и сделано, Артур снова возвращается к своему старому-доброму «Безендорферу» на четвертом этаже. Этот рояль универсален, только и всего. И дело тут совсем не в воспоминаниях, связанных с этой аудиторией.

Он входит, щелкает выключателем и замечает нарисованный кем-то шариковой ручкой на стене пенис. Артур закатывает глаза и собирается присесть за инструмент, когда видит на стенде ноты. Это обычное среди студентов обозначение того, что аудитория уже кем-то занята. Артур разочарованно вздыхает. Конечно, он может выбрать другую аудиторию для занятия, но ему все же хотелось бы поиграть именно в этой. Сегодня он должен будет играть в ресторане и думал пробежаться по репертуару восьмидесятых.

Артур собирается выключить свет и выйти из комнаты, оставляя тому, кто забронировал ее, как вдруг замечает, что за ноты лежат на стенде. Первый том международного издания песен Шуберта, версия для низкого голоса. Это ноты Имса.

Он действительно не планировал делать это, ему в самом деле не нужно этого делать, но музыка написана в его мозгу несмываемой краской и, почему-то, Артур вдруг осознает, что стоит у стенда и листает сборник, переворачивая страницы до «Winterreise». Артур никогда не видел, чтобы Имс пользовался этим сборником или вообще хоть раз открывал его за все месяцы их совместной работы, но, должно быть, это та копия, которую он использовал, когда учил слова и занимался самостоятельно все те долги часы, о которых говорила Мол. Пальцы Артура сжали страницы. Вокальная часть пестрела таинственными певческими пометками, кое-где галочками и подчеркиванием согласных и гласных в международном фонетическом алфавите, расположенных между квадратных скобок. Артур листает ноты, замечая, насколько тщательно Имс помечал почти все, что говорила Мол кому-то из них двоих. Также есть несколько пометок фортепианной части Артура.

Он поглаживает ладонью последнюю страницу — бумага прохладная и идеально подходит к размеру его растопыренных пальцев. Если он подождет пару минут, появится Имс. Эта мысль завораживает, — Артур даже издали не видел его с момента курсового экзамена и разрушительного разговора с Мол. Имс все еще… как там говорила Мол? — смотрит на него с сердечками в глазах? Да и было ли это вообще? Артур не может не думать, что Мол преувеличивает все из-за своей романтичной французской натуры.

Артур ждет минуту, затем две, назло самому себе. Садится за инструмент и наигрывает кое-какие из песен, думая, что, может быть, Имс услышит его и придет посмотреть, откуда звучит музыка.

Наконец дверь открывается. Артур с надеждой поднимает голову и видит совсем не Имса.

— Я заняла эту аудиторию, — слегка сварливо говорит девушка и смотрит на него. — Ты что, не видел на стенде мои ноты?

— Это не твое ноты, — говорит Артур смущенно и разочаровано.

Она закатывает глаза.

— Не важно. Это ноты моего певца. И суть в том, что эта аудитория за мной.

Это должно быть Мария Ким. Артур мгновенно ощущает, как вспыхивает в нем ненависть, и радуется, что девица лишила его мук совести по этому поводу, поскольку ведет себя как последняя сука.

— Прости, — говорит он тоном совершенно противоположным звучащим словам, и захлопывает сборник. — Моя ошибка.

— Тьфу, — говорит Мария. — Первокурсники.

— Знаешь что, — закипает Артур, но останавливает себя. — Не важно. Господи.

— Нет, продолжай, — агрессивно говорит Мария и хмуро смотрит на него.
— Выкладывай, что там у тебя на уме, милашка.

Артур встает и нарочито выпрямляется, возвышаясь над ней.

— Он уже трахнул тебя? — спрашивает он, гаденько улыбаясь. — То есть, я знаю, что он не может отсосать тебе, но, возможно, будет совсем не против того, чтобы подрочить перед тобой.

— О, — отвечает Мария, с притворной сладостью. — Ты тот самый мудак, который бросил его. Понятно.

Артур собирается огрызнуться, что это не он бросил его, а Имс, но резко осознает эту новую информацию. Имс считал, что это Артур был одним из тех, кто…

— Ой, бля, — говорит Артур, мгновенно растеряв весь запал.

— Кстати, я — лесбиянка, — сообщает Мария. — Если бы Имс попытался коснуться меня, я врезала бы ему по яйцам. Поверь мне, он в курсе этого.

— Еб*ть, — говорит Артур. Было ли это обычным недоразумением, или Мол все подстроила, Имс должен знать: Артур не бросал его, не отворачивался и решил прервать их партнерство вовсе не по тем причинам, которые предположил Имс. — Слушай, я… прости. Можешь сделать мне одолжение?

Мария наклоняет голову и искоса смотрит на Артура.

— Вот это да, сейчас я прямо горю желанием помогать тебе.

Артур снова пытается:

— Просто… можешь передать ему сообщение?

Она вздыхает.

— Ладно.

***

В основном, музыка, которую он играет, идет фоном, его почти никто не слушает и не общается с ним, и Артура это полностью устраивает. Он играет много баллад, незаметно вставляя между ними парочку популярной сейчас инструментальной классики, и наблюдает, обращает ли хоть кто-то на это внимание. В целом, работа неплохая, довольно сносный вариант провести вечер, играя множество мелодий — певучих и малость недалеких, вставляя кучу дрянных арпеджиато и гадая, сможет ли он убедительно поменять три раза лады за одно исполнение «Эй, Джуд».

Пианино в зале расположено таким образом, что, сидя за ним, Артур не слишком хорошо видит посетителей. Это не проблема, разве что люди, кажется, появляются из ниоткуда, когда бросают ему деньги в корзину, оплачивая специально заказанную песню. Первые несколько раз Артур подскакивал от неожиданности, но через некоторое время привык и перестал пугаться, когда из-под крышки внезапно появлялось лицо очередного гостя. Он даже спустя некоторое время вообще перестает смотреть в сторону зала, когда внезапно ловит краем глаза мелькание сложенной зеленой бумажки.

— Ну, это очень грубо, — раздается голос Имса. Артур в шоке глупо хлопает глазами и бессмысленно-неловко удерживает септаккорд. Имс. Имс здесь, он получил сообщение и пришел, чтобы увидеть его. Имс стоит в каком-то полуметре от Артура и не выглядит сердитым или расстроенным. Он насмешливо улыбается и поддразнивает его. — Я шел через всю комнату, чтобы поболтать с пианистом, а ты даже головы не поднимаешь и абсолютно не замечаешь, что я строю тебе глазки.

Артур быстро вспоминает, где он находится и что играет, и быстро переходит к следующему аккорду. На полпути к рефрену, он механически модулирует и непосредственно переходит в более бессмысленное бренчание, чтобы можно было как следует сосредоточиться на чуде, — Имсе — он прямо здесь, рядом с Артуром, после того, как они не виделись много недель.

— Ты пришел, — говорит Артур. — Я… Я не был уверен, захочешь ли ты…

Имс трогает корзину с чаевыми Артура. Тот не уверен, собирается ли он обчистить ее или же, наоборот, добавить в нее денег.

— Да, Мария рассказала про какого-то идиотского мальчишку, который ласкал ее ноты и говорил о том, как сильно скучает по тому, чтобы я отсосал ему, —он вдруг светлеет лицом. — Это ты нарисовал член на стене под выключателем? Очень романтично с твоей стороны, мой милый Артур, — Имс достает десять долларов и звучно расправляет купюру. — Это оплатит первый раунд — думаю, исходя из всего, ты определенно должен мне пива.

Артур не знает, что играет, но продолжает в том же ключе, надеясь, что в этом бренчании есть хоть какой-то музыкальный смысл.

— Я не могу пить, я работаю, — говорит он, по-прежнему внимательно изучая Имса: широкие плечи под пиджаком, который надет на нем, и недавно коротко постриженные волосы.

— Ты чертов лабух, Артур, — говорит Имс. — Чем ты пьяней, тем лучше играешь.

И он уходит, скрываясь за крышкой пианино, вероятно, направляясь в бар, чтобы принести им пива.

Имс что-то оставил на пюпитре, неловко запихнув под край корзины. Артур играет левой рукой длинные арпеджио и правой тянется за книгой. Это небольшой сборник Воан-Уильямса «Дом жизни» для низкого голоса и фортепиано. Артур раскрывает его и ставит перед собой прямо на открытый уже сборник песен. Он возвращает правую руку на клавиши и одновременно с тем читает слова (ведь Мол хорошо его обучила), а затем и ноты.

— Ты можешь сыграть это, — говорит Имс, возвращаясь с двумя полными кружками. — Большинство из этих идиотов в жизни не слышали Воан-Уильямса, а он писал великолепные вещи.

Артур наблюдает, как Имс отодвигает корзину в сторону, освобождая место для пива, а потом принимается листать сборник.

— Вот, сыграй это, — говорит он, — заметь, она не слишком быстрая.

Артуру требуется некоторое время, чтобы перестроиться с указанного соль мажор в ре-бемоль мажор, но после нескольких неуклюжих модуляций он играет спокойно. Мелодия проста и хороша, как Имс и обещал, и становится еще красивее, когда он начинает подпевать Артуру. Его рука по-прежнему лежит на раскрытых нотах, а тело наклонено вперед. Это ничто, абсолютно ничто по сравнению с обычной силой звучания голоса Имса, его увлекающим за собой тоном, но почти невыносимо прекрасным в любом случае. Имс пел так тихо и сладко на ухо Артуру, таинственная аккомпанировка фортепьянной музыке.

— Ну, — говорит Имс, а Артур играет финал, — каковы твои планы? Марию уже не подвинешь, она плотно вписалась в концерты к серии лекций Мол, но нет ничего плохого в том, чтобы забежать вперед и поучаствовать в моем магистерском репертуаре, если ты готов.

Артур мягко доигрывает и выдерживает паузу, позволяя тишине завладеть пространством зала.

— Сейчас в любом случае у меня перерыв, — говорит он и встает, чтобы кивнуть бармену, давая знак переключиться на стерео-систему. — У тебя заказан столик?

Артур прячет корзину с чаевыми и закрывает инструмент, чтобы до него не добрались подвыпившие посетители, которые лет тридцать назад брали пару уроков музыки и могли возомнить себя великими мастерами. Они с Имсом, прихватив пиво, идут за отдаленный маленький круглый стол. Артур не может перестать бросать вороватые взгляды на Имса, который, похоже, стал еще более привлекательным с последнего раза, когда они общались.

— Я был… — начинает Артур и прочищает горло, — был…

— Мерзким ублюдком? — подсказывает Имс. — Ну, да. Думаю, именно поэтому нам так хорошо вместе.

Артур делает несколько глотков из своего бокала; хотя запах не слишком приятный, но ему нужно отвлечься. Он, скривившись, смотрит в бокал, а затем снова переводит взгляд на Имса.

— Мол и тебя пропесочила?

— Бля, да, — Имс тяжело вздохнул. — Вещала, что, если бы я действительно заботился о своем творчестве, то мне хватило бы смелости, чтобы по-нормальному разойтись с тобой или, по крайней мере, сделать над собой усилие, чтобы посмотреть тебе в глаза после того, как ты дрочил на меня. Боже, у нее странная способность заставлять ощутить себя кучей дерьма, правда?

Артур легко улыбается в ответ, и Имс смеется.

— Так что — да, — соглашается Артур. — За Воан-Уильямса.

— Блестяще, — отзывается Имс, — хотя, если честно, сейчас он меня волнует меньше всего, — он протягивает через стол руку и теребит подставку около локтя Артура. — Когда ты сегодня заканчиваешь?

— В час ночи, — отвечает он. Ему не нужно смотреть на часы, чтобы знать — работать еще почти два часа, прежде чем он освободится. Это кажется вечностью.
— Ты не обязан оставаться, просто… позвони мне завтра, или можем…

— Ты что, блять, издеваешься надо мной? — низко и угрожающе перебивает его Имс. — Я никуда не пойду после того, как только что снова заполучил тебя.

Сердце бухает в груди Артура, и он немного легкомысленно смеется.

— Ладно, ладно, — говорит он и допивает пиво. — Давай проверим твою теорию о том, что алкоголь поможет мне играть. Но… только не пиво. Следующая порция — что-то, не содержащее дрожжи.

И Имс приносит Артуру джин с тоником, который на вкус напоминает репеллент от насекомых, но идет достаточно бодро: Артур приканчивает второй коктейль к моменту окончания перерыва. Все следующее время до очередного перерыва Имс с ним — он притащил себе стул и никого не подпускает к Артуру — никто не может подойти достаточно близко, чтобы добраться до корзины и сделать заявку. Артура это совершенно не волнует. Он счастлив, просто цветет. Он играет на фортепиано — это весело, очень весело, особенно когда пытается играть нечто, вроде «Backstreet Boys» и «Metallica».

— У меня еще один перерыв, — говорит Артур час спустя. Имс кивает и гладит его по руке.

— Еще парочку коктейлей, лапочка?

И Артур смеется, потому что, нет, он не пьян, ему просто весело.

Они вновь идут к их столику, и Артур много смеется, потому что Имс очень смешной и очень красивый и постоянно маячит возле него, и говорит, и его голос…

— Ты уверен, что все в порядке, пупсик?

У Артура все нормально, он в порядке, но Имс в очередной раз возвращается уже не с коктейлем, а с обычной водой, и Артур постепенно замечает, как затекли у него руки и он то тут, то там пропускает несколько нот. Что ж, возможно, в конце концов, он уже изрядно пьян.

— Час ночи, слава тебе яйца, наконец-то час ночи, — говорит Имс и помогает Артуру встать на ноги. — Давай, поедешь ко мне, это я тебя как следует накачал.

— Думаю, ты прав, — говорит Артур и весело машет бармену, двигаясь в сторону выхода. — Я думаю, что я накачался. Что значит «накачался»? Это значит пьяный?

— Это очень пьяный, Артур, — говорит Имс, ведя Артура по коридору. — К счастью для тебя, твоя публика в таком же состоянии, поэтому, думаю, ты не потеряешь свою работу.

— О, хрршо, — невнятно отвечает Артур. — Эй, ты же не знаешь, где мое общежитие.

— Покажешь в другой раз, я уже сказал тебе, что ты едешь ко мне, — говорит Имс, и вдруг перед ними останавливается такси, — Имс взял такси! Он такой быстрый и умный! — и Артур оказывается внутри, и Имс опускает свою крепкую руку ему на шею и поддерживает его. — Если почувствуешь себя плохо, сразу скажи, у меня не так много денег, чтобы потом возмещать таксисту твою блевотину, — бормочет он Артуру на ухо, и, хотя эти слова не очень приятны, имсовское дыхание, щекочущее ему ухо, прекрасно, и Артур сворачивается клубочком и улыбается и, возможно, немного дремлет, впервые за многие недели, ощущая себя счастливым.

Потом они идут куда-то, где темно, пока Имс не включает свет. Они в квартире, квартире Имса, и пахнет сыростью, но кровать Имса мягкая, и Артур думает, что было бы совсем неплохо, если бы Имс присоединился к нему.

— Ох, бля, — говорит Имс, когда Артур, наконец, хватает его и тащит на кровать. — Ладно, но ничего не будет, пока ты в таком состоянии.

Артур не согласен с ним, но прежде чем он может сделать хоть что-то, чтобы выразить свой протест, комната кренится, и Артур закрывает глаза, а затем поворачивается и слушает, как Имс раздевается, передвигается по комнате, выключает свет…

И когда Имс возвращается в постель, Артур уже спит.

***

Артур просыпается от ощущения сухости во рту и чьей-то волосатой ноги, которая прижимается к его собственной. Он поднимает голову, оглядывается, видит стакан с водой на столике и, схватив его, судорожно пьет.

— М-м-м, — бормочет Имс позади. — Похмелье?

— Не думаю, — отвечает Артур, чмокая губами на пробу. — А на что оно похоже?

— О, — невнятно говорит Имс, — будто твоя голова вот-вот оторвется и укатится на землю, и ты будешь выблевывать все, что съел за всю свою жизнь.

— Нет, — отвечает Артур, — полагаю, у меня нет похмелья, — он заваливается обратно на матрас и прижимается к Имсу, ощущая его тепло. Внезапно он понимает, что на нем только майка и боксеры, а значит — либо он снял одежду и забыл об этом, либо его раздел Имс. — М-м, — говорит он, и рука Имса поднимается и ложится прямо на него.

— .ще слишком рано, — бормочет Имс. — Спим, потом трахаемся.

— Сглсен, — невнятно отвечает Артур, уже снова практически заснув.

***

— Эй, — говорит Имс, тормоша Артура, — эй, все еще нет похмелья?

Артур открывает глаза, моргает и улыбается Имсу.

— Я в порядке, — говорит он, потягиваясь, натыкаясь на колени Имса и переворачиваясь к нему лицом.

— Хорошо, я просто хотел убедиться, что тебя не стошнит, когда я сделаю это, — говорит Имс и засовывает руку в боксеры Артура.

***

Пару часов спустя они, наконец, выползают из постели и по очереди идут отлить.

У Имса квартира небольшая и захламленная, но не слишком грязная. Артур приятно удивлен, обнаружив в холодильнике непросроченное молоко и даже тостерный хлеб.

В углу стоит стол с компьютером, и Артур пользуется им, чтобы проверить почту, жуя тост и запивая его молоком. На столе от стакана остается небольшой молочный след, и Артур хватает лежащую рядом с монитором тряпку, чтобы вытереть его.

— Э-э-м, — говорит Имс, заглянув в комнату в полотенце, обернутом вокруг бедер, — Тебе не стоит трогать эту тряпку.

Артур смотрит на нее: обычное маленькое полотенце.

— Почему нет? — спрашивает он.

— Она рядом с компьютером, приятель. Не самая хорошая идея трогать тряпки, которые лежат прямо возле компьютера, да?

До Артура все еще не доходит, но затем, он резко отбрасывает тряпку и, морщась, быстро вытирает руки об штаны.

— Прости, — говорит Имс, смеясь. — У вас что в общаге нет интернета?

— У меня нет компьютера, отвечает Артур, — и я просто использую тот, что находится в консерваторской лаборатории.

— Не слишком удобно для дрочева, — сочувственно говорит Имс. — Ну, можешь использовать мой хоть сейчас, если хочешь.

Артур смотрит на него в течение минуты.

Имс смеется и стаскивает у Артура последний кусок тоста.

— Есть так много всего, чему я собираюсь научить тебя, мой юный, прекрасный Артур.

— Я смотрел порно, — оправдывается Артур.

— Конечно, смотрел, — соглашается Имс. — Давай, идем посмотрим телевизор в спальне, а я приготовлю чай.

— Я… — начинает Артур, но Имс целует его в ухо, и вся его решимость пропадает. — Ладно.

***

Поначалу у Артура возникают определенные проблемы с концентрацией внимания на том, что говорит Имс. Тот, полностью одетый, валяется в постели, держа в одной руке кружку с чаем, а в другой — пульт, которым он быстро проматывает фильм, чтобы сразу перейти к «годненькому», — так он называет некоторые сцены, когда комментирует того или иного актера или позу.

— У тебя встал? — интересуется он, и, конечно у Артура стоит. Боже, они ведь почти час наблюдали за трахающимися на экране мужиками. — Хмм, — продолжает Имс и, взмахнув рукой, выключает телевизор. — Давай устихомирим тебя, я хочу оставить это на потом.

— Почему? — спрашивает Артур, покраснев, и неуклюже пытается приблизиться к Имсу.

— Хорошенького понемножку, — говорит Имс и целомудренно целует Артура. — Доверься мне.

Артур не в состоянии понять, как секс дважды в день у парней их возраста может быть чем-то плохим, но молча утыкается в подушку Имса и старается не думать о сексе и всем, что с ним связано.

— Итак, занимался ли ты аналом? — не конструктивно спрашивает Имс.

— Боже, — снова вспыхивает Артур, на этот раз от смущения.

— Нет? — продолжает Имс. — Артур, нам действительно нужно обсудить это дерьмо, и я не просто вы*юсь. Я хочу определить границы.

Артур медленно выдыхает через нос.

— Нет, — признается он. — Я не делал этого.

— Что ж, нас никто не гонит, — говорит Имс. — Мне нравится то, чем мы уже занимаемся.

— Нет, я бы хотел попробовать это, — быстро добавляет Артур.

— Ну, я все равно храню девственной свою попку, — совершенно серьезно говорит Имс.

— Заткнись, — бросает Артур и бьет его в плечо.

— Нет, это правда! — вскрикивает Имс, потирая место, куда пришелся удар Артура. — Боже, у тебя тяжелая ручонка, — он отводит взгляд, снова становясь серьезным. — По правде говоря, я тоже еще этого не делал. Только то, что и с тобой — руки и рот.

— Правда? — недоверчиво спрашивает Артур. — Но ты такой…

— Блядун, — совершенно спокойно заканчивает мысль Артура Имс. — Знаю, у меня было много пташек, но я более серьезен, когда дело доходит до парней.

— Да неужели? — спрашивает Артур.

— Очень серьезен, — кивает Имс, глядя Артуру прямо в глаза.

— Я тоже, — говорит Артур, хотя ни разу в жизни даже не целовал девушку. — Я имею в виду серьезность отношения.

Имс сокращает небольшое расстояние между ними, крепко обхватывает лицо Артура ладонями и покрывает нежными, легкими поцелуями. Артур не знает, хочет ли он растаять на подушке, позволив Имсу целовать его вечно, или же потянуть его на себя и вжаться в него бедрами, потереться, как этим утром делал с ним сам Имс.

— Хорошо, пора остановиться, — бормочет Имс в губы Артуру, а затем и правда отстраняется, мудак.

Артур смотрит на Имса, желая, чтобы тот вернулся обратно и продолжил, но Имс устраивается на своей половине кровати и говорит:

— Расскажи мне о своей семье.

Артур закатывает глаза, но Имс, кажется, настроен серьезно, поэтому тот рассказывает о своей семье: все еще счастливо женатых родителях, которые чрезмерно опекают его старшего брата. О том, что вырос он неподалеку от Питтсбурга, а затем, каким-то образом, рассказ превращается в истории Артура о том, как он случайно поджег ковер, а Имса — как тот забил туалет родителей тряпкой, в которую дрочил. Артур вспоминает своего лабрадора, умершего прошлым летом, когда он поступил в консерваторию, а Имс говорит об учителе в Англии, который первым услышал его и заставил брать уроки вокала, а потом посылал на прослушивания в музыкальные учебные заведения всего мира.

— Именно «Реквием» Брамса сделал меня, — говорит Имс. Он лежит на спине, закинув руки за голову и смотрит на Артура. — Ты знаешь его?

— Нет, — признается Артур. — Но Брамс мне нравится.

— Это гениальное произведение, — говорит Имс и вдруг вскакивает на постели, жестикулируя и подпрыгивая на носках. — Вот этот момент в пятом действе, да? Ближе к концу, солистка — сопрано — тянет ноту, которая просто повисает в воздухе, идеально ясное, высокое ре, кларнет выходит на ту же ноту, и на несколько секунд, словно звучащие вечно, кларнет идеально созвучен голосу, это невыносимо великолепно.

Артур улыбается Имсу, в этот момент совершенно пораженный им.

— Ты стала певцом из-за сольного исполнения сопрано?

— О, нет, я хотел трахнуть сопрано, разве нет? — ухмыляется Имс. — И сделал это, она была милой пташкой.

— Ты переходишь на британский английский, когда говоришь о доме, — замечает Артур, как только Имс снова падает на постель — сначала на колени, потом сразу на живот.

— Хм, — отвечает Имс. — Проклятие певца: ты как губка впитываешь все акценты, ничего не могу с этим поделать.

— Я никогда не слышал, чтобы человек, имеющий абсолютный слух, не занимался бы музыкой с детства, — говорит Артур. — Кстати.

Имс дергает плечом.

Артур выгибает бровь.

— Хорошо, к слову об акцентах, — говорит Имс и вдруг его выговор приобретает идеальное и шикарное звучание, которого Артур никогда не слышал от него прежде. — Тебе стоит знать, что моя семья — эталон идеальных англичан. С родовым имением, твидовыми костюмами и всем, кроме проклятых корги. Если угодно — я даже учился в школе-пансионе.

— То есть все очень весомо, да? — уточняет Артур, уловив общую мысль.

— Угу, — признает Имс. — Итак — да, фортепиано и скрипка, когда я был малышней. Но я все бросил лет в семь, после того, как они больше не могли насильно заталкивать меня в комнату с учителями, — его манера говорить вновь возвращается к привычной — тягучим и теплым имсовским гласным и резким согласным.

— Скрипка, — смеется Артур.

— Заткнись, — приказывает Имс.

— Нет, просто… ты и скрипка, — фыркает Артур.

Имс хватает его, что, возможно было, а может и нет, главной целью Артура, но все меняется очень быстро: дурашливая борьба с Имсом заканчивается тем, что тот подминает Артура под себя и целует в губы с невиданной доселе осторожностью.

— Уже можем продолжить? — уточняет Артур, не желая попусту обнадеживаться.

— Если у тебя нет других планов, — отвечает Имс и встает на колени, чтобы стянуть с себя футболку.

Артуру не удалось сегодня утром как следует разглядеть его в постели, и после душа тот не был достаточно близок, чтобы прикоснуться к нему, но теперь у него есть все время мира, поскольку первая ослепляющая жажда прошла. Грудь Имса не слишком мускулистая и, за малым исключением, почти безволосая. Артур проводит пальцами вверх и вниз по коже Имса, ему нравится контраст — его загорелые руки на этой бледной плоти. Имс внимательно следит за ним, слегка задыхаясь. Наконец, Артур касается рукой пуговицы на его штанах и расстегивает ее.

Сейчас Артуру нужно стать ближе, поэтому он встает на колени лицом к нему, целует татуированные ключицы и занимается его расстегнутой ширинкой, слегка скользнув пальцами по члену Имса.

— Ты тоже, — говорит Имс, и Артур позволяет снять с него рубашку. Они целуются, соприкасаясь кожей целую минуту, потому что это хорошо до дрожи: грудь Артура касается груди Имса, их плоские животы прижаты друг к другу, заставляя дыхание сбиваться.

— Чего ты хочешь? — спрашивает Артур, забыв обо всем, когда пальцы Имса скользят вниз по его спине к задней части штанов.

— Я просто хочу, чтобы ты разделся, — говорит Имс, дрожа и толкаясь в его бедра. — Хочу посмотреть на тебя, о, Боже.

— Я могу это устроить, — отвечает Артур, отстраняясь, чтобы сбросить штаны, трусы и носки. Имс делает то же, и все, что нужно Артуру — не мешать ему, стараясь просто наблюдать за тем, как появляется перед его глазами обнаженное тело Имса.

Сам Артур сложен не так, как Имс: он худощавый, не тощий, но жилистый и, возможно, все еще растет. Артур не стесняется своего тела, но чувствует некое смущение, когда Имс, наконец, тоже полностью раздет, и они могут не только смотреть друг на друга, но и сравнивать. У Имса более мужественное тело на фоне тонкого и стройно-изящного Артура.

— Ты такой сексуальный, — говорит Артур, не будучи уверенным, прозвучало ли это с восхищением Имсом или недовольством собой.

— М-м, да? — говорит Имс, мельком глянув на себя. — Да ты поглянь! Дать тебе фотку?

— Какой же ты мудак, — недовольно бросает Артур. — Ты должен приврать и сказать, что я тоже очень сексуален.

— О, — выдыхает Имс и подползает к нему ближе. — Ну, сейчас это прозвучит так, словно я говорю это, потому что ты приказал мне.

— Мне подойдет, — признается Артур, краснея, потому что Имс продолжает внимательно изучать его.

— Ты горячая штучка, — говорит Имс, прижимаясь к нему. — Бля, ты и правда сексуальный, — и он толкает Артура обратно на кровать, забираясь на него сверху. — Можно мне снова поцеловать тебя? Или это ужасно странно?

— Нет, — вздрагивает Артур, — не странно, совсем нет, — он чувствует, как касаются друг друга их члены, почти, но не совсем зажатые между их животами.
— Это хорошо, очень хорошо, — говорит он, стараясь, чтобы это прозвучало как обычный намек.

— Хорошо, — соглашается Имс и несколько раз толкается в него. Артуру приятно видеть, что Имс так реагирует на него — его грудь, уши и щеки покрывает румянец, дыхание сбито, и сердце колотится в груди. — Ты можешь видеть без очков?

— О, — говорит Артур, — на самом деле, они… хм, имидживые? — он вообще забыл, что они на нем, и сейчас быстро снимает очки, не глядя отбрасывает в сторону. Имс смеется, глядя на него.

— Мне больше нравится без них, — говорит он и целует его скулы и веки. — Не могу выбрать, что с тобой делать, и просто хочу, чтобы на этот раз все длилось подольше.

— Если ты… — говорит Артур, — если из-за тебя я быстро кончу, то очень скоро у меня наверняка опять встанет. Я буду отсасывать у тебя, очень долго отсасывать, я давно уже хочу этого.

Глаза Имса закрываются, и он снова толкается в него и стонет.

— Бля, не… Предупреждай, прежде чем говорить такое, Артур, вот черт.

— Это значит «да»? — спрашивает Артур, довольно улыбаясь.

— Это значит «ты почти заставил меня немедленно спустить», — отвечает Имс. — Вот, у меня идея, давай вместе сделаем так, — он просовывает руку между ними, пока не обхватывает сразу оба их члена. — И ты, — говорит он, и Артур присоединяет свои ладони к рукам Имса, вместе с ним поглаживая их обоих.

В этот раз Артур кончает первым, а Имс почти сразу за ним. Он откатывается в сторону, но их влажные липкие ладони не размыкаются, оставаясь сплетенными, пока они, тяжело дыша, смотрят друг на друга и улыбаются.

— Как правило, я более вынослив, — говорит Имс. — Боже, что же ты со мной делаешь.

— Я тоже, — отзывается Артур. — То есть, я никогда не кончал так быстро. Клянусь.

Имс идет за полотенцем и вытирает их обоих.

— Я нуждаюсь в паре минут отдыха, — предупреждает он. — Мне больше не девятнадцать.

— В отличие от меня, — говорит Артур и направляет руку Имса вниз к его твердеющему члену.

На этот раз его хватает на большее. Имс гладит и целует его, проводит губами по груди и соскам, выступающим лопаткам и тазовым косточкам, целует его бедра и яйца. К тому моменту, когда он берет его в рот, тот уже почти в трансе от наслаждения и вида Имса с его членом во рту.

Через некоторое время Артур осторожно предлагает Имсу поменяться местами. Артур не занимался этим с Имсом и, возможно, он не настолько опытен, как тот, но он уже смог кое-чему научиться благодаря просмотренному ранее порно. Имсу нравится картинка — ему хочется видеть рот Артура и его язык. Артур не торопится, потому что это впервые — член Имса полностью в его распоряжении, твердый, теплый и скользкий от предэякулята и слюны Артура. Он берет столько, сколько может поместить в рот, лижет и целует Имса, пока, наконец, не в силах больше ждать, принимается сосать.

— О, — низко и хрипло выдыхает Имс. — Да.

Артур, так или иначе, помнит этот ритм, он сжимает в кулаке основание члена Имса и опускает голову вниз, пока его губы не касаются собственных пальцев. Он сосет то нежно, то крепко. Имс над ним становится громче, вздыхая и едва ворочая языком. Голова Артура движется вверх и вниз в медленном, уверенном темпе. Он очень терпелив, потому что знает о терпении все. Большую часть своей жизни он терпел многое — начиная от долгих тренировок за инструментом и конкурсов. А в более позднем возрасте, терпеливо вписывался в окружающую его среду и не в последнюю очередь даже в этот миг, который ждал с таким терпением: секс с Имсом, сосание его члена и наслаждение всем этим. Он так невероятно счастлив быть самим собой.

— Ты можешь ускориться? — отрывисто спрашивает Имс через несколько минут. — Боже, Артур, ты… это потрясающе. Но я…ах. Бля, я хочу кончить.

Артур поднимает голову, но все еще медленно поглаживает его сжатым кулаком.

— Ты не можешь кончить от этого? — спрашивает он, прекрасно зная, что Имс имеет в виду.

— Я могу попробовать, — храбро говорит Имс, дрожа и чертовски удивляя Артура. — Ты не устал?

— Я же сказал, что могу очень долго отсасывать тебе, — говорит Артур, улыбаясь лукаво и шаловливо, невероятно довольный расхристанным видом Имса. — Мне продолжать?

— Ладно, — соглашается Имс, срывающимся голосом. — Еб*ть.

Артур снова опускает голову, слегка вытянувшись на простынях, чтобы занять более удобную позицию с учетом его собственной эрекции, которую он, впрочем, игнорирует. Он очень слабо набирает темп, и рука Имса опускается ему на голову, зарываясь в его волосы, — не требовательно, просто поглаживая — и Артур ощущает огромный прилив удовольствия, с удивлением отмечая, что должен запомнить это, ему нужно сохранить в памяти это чувство, этот момент.

Спустя некоторое время тихие стоны Имса, наконец, становятся громче, и Артур сосет сильнее, больше используя язык. Пальцы Имса резко сжимаются на его коротких волосах, и Артур останавливается, у него… Боже. Имс пульсирует у него во рту, Имс собирается развалиться на куски под ним.

— Твой рот, — говорит Имс, спустя минуту, когда Артур заканчивает выжимать последние капли из имсового члена, и сам Имс перестает так сильно задыхаться. Он проводит большим пальцем по нижней губе Артура. — Бля, Артур. Это было блестяще, — он криво улыбается. — Хочешь для себя того же?

— Черт, нет, — говорит Артур, — просто отсоси, я в двух шагах от края.

Имс смеется, целует рот Артура и, не теряя времени, опускается между его бедер, принимаясь быстро и жестко сосать, точно так же, как после концерта и сегодняшнего утра. Артур держится из последних сил, наслаждаясь видом Имса, отчаянно отсасывающего ему, но это безнадежно. Он выгибается и кончает, наконец, понимая фразу Имса «хорошенького понемножку», потому что наслаждение уже граничит с болью от такого количества быстрых оргазмов, но все равно — это хорошо, это просто прекрасно.

— Я должен сказать что-нибудь сексуальное и романтическое прямо сейчас, — говорит Имс, легко взбираясь на матрас, — но мне действительно нужно хорошенечко вздремнуть. Как насчет тебя?

— Черт, да, — сонно отзывается Артур, смутно осознавая, что Имс ложится рядом, накрывая его своим телом, словно одеялом.

***

Они с трудом просыпаются ко времени, когда Артуру пора на работу. Поскольку он не может вернуться в общежитие, чтобы переодеться, приходится позаимствовать одежду у Имса.

— У тебя есть утюг? — спрашивает Артур, держа в руках одну из рубашек Имса.

— Что? Да она в порядке! — протестует тот. — Вот, надень.

Воротник немного большеват, но длина рукавов как раз подходит для того, чтобы скрыть худшее под его вчерашним блейзером.

— Боже, я умираю с голоду! Надо сходить за гамбургером после того, как провожу тебя до автобуса, — говорит Имс.

— Хорошо, что я совсем не голоден, иначе с твоей стороны ляпнуть подобное было бы настоящей глупостью, — Артур подходит к зеркалу, завязывая позаимствованный галстук, и смотрит на свое отражение: его волосы спутались, а на щеке красуется след от подушки. Желудок ноет от голода, ведь вся его еда за последние двадцать четыре часа — это полтора кусочка хлеба и стакан молока.

— Ладно, ладно, — говорит Имс, — ты должен следить за своей девичьей фигуркой, я не хочу, чтобы ты растолстел.

— Тьфу, — говорит Артур, — поверить не могу, что сплю с тобой.

Он пытается выглядеть недовольным, но это почти невозможно сделать, когда улыбаешься, как идиот.

Имс же занимается своими волосами (которые и так уже выглядят прекрасно).

— Хм? — рассеянно говорит он. — Вообще-то лучше куриные крылышки, нахрен гамбургер. Куриные крылышки в кисло-сладком соусе. Поторопись, я уже на грани смерти от недоедания.

Артур умудряется заставить себя убрать улыбку с лица. Голодное урчание в животе весьма этому способствует.

Но потом Имс целует Артура на автобусной остановке, перед водителем и всеми сидящими внутри, и Артур думает, что Имс гораздо лучше, чем тот демонстрирует окружающим.

— Приходи опять, — говорит он Артуру.

— Когда?

— В любое время. Нет, вообще-то, сегодня, — отвечает Имс. — Просто приезжай.

— В конце концов, мне нужно будет переодеться, — указывает Артур.

— У меня много одежды, — говорит Имс и снова целует его.

— Сначала зайду в общагу, — решает Артур, — и захвачу с собой кое-какие вещи.

Водитель автобуса раздражался все сильнее, поэтому Артур спешно запрыгивает внутрь и бросает в сторону Имса последний взгляд.

***

Всю следующую неделю Артур по большей части посещает свою комнату в общежитии только чтобы взять чистую одежду и туалетные принадлежности. Затем неделя превращается в две, а потом и в месяц. И выливается во все лето.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Аарон Копленд (1900—1990) — американский композитор, пианист, дирижёр и педагог. Написал музыку к 12 стихотворениям Эмили Дикинсон, превратив их в песни.

2. Ральф Воан-Уильямс (1872-1958) - британский композитор, органист, дирижёр и музыкально-общественный деятель. Воан Уильямс ― один из крупнейших композиторов первой половины XX века, сыгравший важную роль в возрождении интереса к британской академической музыке. Его наследие весьма обширно: шесть опер, три балета, девять симфоний, кантаты и оратории, сочинения для фортепиано, органа и камерных ансамблей, обработки народных песен и многие другие произведения. В своём творчестве он вдохновлялся традициями английских мастеров XVI―XVII веков (возродил жанр английской маски) и народной музыкой. Произведения Уильямса отмечены масштабностью замысла, мелодизмом, мастерским голосоведением и оригинальной оркестровкой.
Воан Уильямс является одним из основоположников новой английской композиторской школы — так называемого «английского музыкального ренессанса»

@темы: Tom Hardy, Joseph Gordon-Levitt, translations, R

---

стих

[_Венсан_]

Имс, Артур.

Это больно -- не мне.
Это память чужая. Шепчет:
Посмотри-ка вокруг --
А реален ли этот мир?
Может, в прятки во сне
Ты играешь с собой. Но легче
Перевесить недуг
На затертый уже до дыр

Столь привычный сюжет:
Где-то в сейфе волчок кружится.
Опадают трухой
Бесконечные города.
Там дождей больше нет.
И в разломы дорог ложится,
Застилая, сухой
Песок. И ты ни следа

Не оставишь на нем,
Даже если захочешь очень.
Ничего изменить
Там уже не дано "богам".
Замыкаясь нулем,
Каждый будущий миг просрочен,
Путеводная нить
Ариадны -- всего лишь хлам.

Вот такое -- недуг.
Ты откуда-то ясно знаешь.
То не сон и не бред,
Не отпустит из цепких лап.
Это -- замкнутый круг.
И лишь только ты попадаешь
В... лимб?.. то выхода нет.
Человеческий мозг так слаб.

Обжигает язык
Черный кофе. На завтра планы.
*Я прошу, разбуди!*
Да откуда же вдруг опять
Этот мысленный крик?
Значит, снова на чемоданы.
Эту ломку в груди
Можешь ты только так унять.

Кофе был обречен:
Руки дрогнули не нарочно.
Так кого ты зовешь?
И не спящего как будить?
Красный кубик... причем?
Что-то вертится. Только точно
Ты никак не поймешь.
Что такого ты мог забыть?

*Я прошу, разбуди!*
В пустоту, в никуда, бредово.
Чей-то легкий прищур,
Чей-то тихий, чуть хриплый смех.
Целый день впереди.
А сознанье уже готово
Просто выдернуть шнур,
Избавляясь от всех помех.

Жизнь -- как будто кино.
И сменяют друг друга лица.
Но ответ ты нашел,
Лишь поняв для себя одно:
Может, в сейфе давно
Бесконечный волчок кружится.
Если "он" не пришел --
То не все ли уже равно.

@темы: G, poem

---

Приглашаю на новый квест!

[Rogneda-demon]

Авторы, артеры, переводчики, коллажисты, виддеры, читатели и все неравнодушные!

В рамках феста - Inception-календарь - приглашаем вас принять участие в недельном осеннем квесте - "Inception Halloween qWeek Challenge", который пройдет с 31 октября по 6 ноября!

Главная тема квеста - Хэллоуин!

А это значит, что в вашей работе обязательно должны присутствовать атрибуты этого праздника: ведьмы, вервольфы, зомби, призраки, демоны и причая нечисть. Если вы флаффер - не беда! Добавьте в свою работу немного тыквы, костюмов и сладостей

Основная цель челленджа - отлично повеселиться!

И потому к участию принимаются работы любых форм и размеров:
- однострочники и драбблы,
- мини и миди,
- макси и арты,
- коллажи и зарисовки,
- фанмиксы,
- крафт,
- аватарки и все-все, на что хватит вашей фантазии!

Количество работ от одного автора не ограничено. По всем вопросам обращайтесь к Rogneda-demon

Присоединяйтесь скорее!

<div align="center"><a href="http://inceptionholidays.diary.ru/p210763248.htm"><img src="http://i.imgur.com/4JFFMDR.png"></a></div>

@темы: offtop, фест

---

[dvorkin]

Ищу один фанфик, где Имс не может заснуть пока Артур не пожелает ему спокойной ночи. А всё почему , потому что на том самом внедрении по делу Фишера Имсу так понравилось, как Артур пожелал ему "сладких снов Мистр Имс " , что когда он там засыпал он подумал , как было бы здорово слышать это каждый раз и мысль эта удачно внедрилась в его голову .
Я надеюсь кто-нибудь узнал по моему не внятному описанию о чём идёт речь. Может кто то помнит название фика . Я уже себе все мозги сломала .

@темы: fanfic: eng

---

Shimeji Arthur and Eames

[Arthur, darling]

Возникла необходимость залить на какой-нибудь хостинг Артура-шимеджи и Имса-шимеджи, а потому решил принести их сюда. Им уже много лет, но ссылка на девиантарте автора уже довольно давно не работает.
Артур: www.webfilehost.com/?mode=viewupload&id=6274239
Имс: www.webfilehost.com/?mode=viewupload&id=854600
Должен быть установлен Java 6.45 (update 45), сами шимеджи запускаются через "Shimeji-ee.jar" (у меня, по крайней мере).

Мало ли, ком-то пригодятся.

UPD: Новая ссылка: www.dropbox.com/s/fuvcud7r78m3enh/DropMeFiles_S...

---

Музыкальное АУ "Ach, des Knaben Augen" Глава 2

[hirasava]

Название: Ach, des Knaben Augen
Переводчик: hirasava
Бета: Diamond Ontissar
Оригинал: by toomuchplor Ach, des Knaben Augen
Размер: макси, 24053 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Имс/Артур
Категория: слэш
Жанр: юмор, ангст, АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: Быть первокурсником престижной консерватории Новой Англии достаточно сложно и без главной звезды и лучшего баритона этой консерватории, который становится вашим певцом, и, как неизбежность, безнадежной влюбленностью.
Примечание/Предупреждения: Название фика - это испанская песня "Ах, глаза того парнишки" из переведенного на немецкий Паулем Хейзе сборника "Испанские песенки". Это первая часть лучшей в англофандоме серии работ " Steinway!verse". У меня был всего один семестр сольфеджио в далеком прошлом, так что если заметите неточности в переводе спец. лексики буду признательная за сообщение в ЛС)

Глава 1


Дело в том, что Артур падает в кроличью нору, и никто, кажется, не считает это проблемой. Майлз по-прежнему ставит под сомнение объективность Артура в отношении исполнения его отрывков. Профессор и глазом не моргает, когда во втором семестре он вдруг просит изменить его главную тему с Баха на Моцарта, только потому, что Мол сказала, будто Моцарт первый написал настоящую песню. Мастер курсов Артура радуется, когда он спрашивает о факультативе камерной музыки для второкурсников, и можно ли будет сейчас присутствовать на мастер-классах Мол, чтобы подготовиться к участию в следующем году. Имсовское «пару репетиций перед выступлением» превращаются в занятия дважды, а потом и трижды в неделю, если Артур успевает вписаться.

И Мол… Мол. Артур обожает ее. Всю, вплоть до духа пренебрежения, с которым она отвергает его старательность, и маленькой похвалы, которая для него на вес золота. У Артура никогда прежде не было учителей, которые бы рассуждали об энергии, медитации и альтернативной медицине. А она говорит, с таким спокойствием и разумностью, что Артур кивает и верит ей. Мол полагается на интуицию с почти телепатической силой и все узнает об Артуре по его осанке. Однажды она разворачивает его плечи на четверть дюйма, после чего его игра раскрывается, словно огромный веер: широкий, яркий и бесконечный.

Мол спрашивает Артура, не хочет ли он взять пару уроков вокала, чтобы лучше понять искусство Имса, и Артур вдруг обзаводится Ширмеровским изданием итальянских арий в желтой обложке и неуверенно поет «Caro Mio Ben» в диапазоне тенора, с ужасом глядя на окружающих и гадая, как и зачем кто-то вообще желает петь перед аудиторией.

Но когда он это делает, Мол гладит его по волосам и говорит:

— Ты такой храбрый, mon chéri, — и Артур думает, что, пожалуй, готов петь для полного зала в театре «Сандерс», если Мол захочет слушать его корявый итальянский. — Теперь ты в состоянии понять, что даешь своему Имсу и насколько важна твоя поддержка.

Если Имс и нуждается в поддержке, Артур этого не видит. Тот, вероятно, может спеть свой выпускной концерт даже стоя на голове, голым на сцене (и тогда он наверняка получит от происходящего большее удовольствие, потому что сможет продемонстрировать не только голос, но и свое тело). Кажется, ему нужен Артур за фортепиано, в основном, просто для общения и для того, чтобы кто-то помог ему разобрать его собственные ноты. Он больше не выказывает Артуру опьяняющий интерес той второй их репетиции, но это вряд ли имеет значение.

Артур в любом случае тупо, безнадежно и безоглядно влюблен в него.

В то время как у Имса есть заранее известный оперный спектакль во втором семестре и выпускной концерт, на котором стоит сфокусироваться, он по-прежнему тусит с другим вокалистами и оперными певцами. Девочки и мальчики одинаково лебезят перед ним. Певцы шумные, склонные к театральности, драматизму и веселью. Им не хватает целеустремленности и дисциплины инструменталистов, и, кажется, будто о музыке они думают меньше, чем о возможности покрасоваться.

Артур не очень любит вокалистов, — исключая Имса — но в итоге, Имс нравится ему настолько, что заставляет терпеть муки более, чем один обед с целой толпой певцов-старшекурсников и случайных его знакомых.

И сегодня, сквозь шум нестройного разговора, шутки и пьяный смех, Артур узнает о какой-то истории, которая произошла в прошлом семестре во время постановки «Джанни Скикки»[1]. Имс переспал с с обеими сопрано, которые пробовались на роль Лауретты. Все это всплыло прямо перед премьерой и закончилось ужасной сценой, в которой Лауретта Номер Два без конца всхлипывала, исполняя «O Mio Babbino Caro», пока пела с Имсом, играющим Джанни Скикки.

— Я бы дала тебе по яйцам, — говорит одна из сидящих сопрано и бросает в Имса салатом. — Забудь о рыданиях, ты, наглый потаскун.

Имс молча ухмыляется, попивая содовую, тем самым признавая, что сказанное — правда.

— Простите, — говорит Артур, выпрямляясь. — Я должен… я просто вспомнил… — но никто не слышит его в переполненной студенческой столовке. Артур собирает свои бутылки с водой и пустой контейнер из-под салата и идет в ближайший туалет, где закрывается в кабинке, ощущая абсурдную боль. Совершенно абсурдную боль.

***

— Думаю, ты готов для «Erlkönig»[2], — говорит Мол однажды в марте.
Артур смотрит на Имса, с любопытством отслеживая его реакцию.

— Нет, не Имс, — добавляет она. — Он и так готов. Я имею в виду тебя, Артур.

— Меня? — удивляется Артур, и Мол открывает ноты и ставит их перед ним. — О, — говорит он, сразу принимаясь читать. — Schnell? — спрашивает он и обеспокоенно опускает правую руку на октаву.

— С отскоком, — объясняет Мол, — расслабь руки и запястья, словно они у тебя резиновые, как пружина, ладно?

Артур специально расслабляет кисть и еще раз играет такт от «фа» быстрыми, скачущими триолями. И сразу ощущает, как напрягается рука. Он останавливается и досадливо встряхивает запястье. Это не должно отличаться от октавного звукоряда или проигрывания параллельных терций одной рукой. И то, и другое — часть его ежедневной разминки, но почему-то именно это выходит хуже, чем долбежка одних и тех же нот снова и снова, словно чрезмерно активный младенец, лупящий по клавишам.

— Может, тебе поначалу сбацать вот так, — предлагает Имс и, наклоняясь над плечом Артура по ходу объяснения, показывает ему разные полезные движения запястьем.

— Да, — кивает Мол. — Это и правда может помочь. Имс прав — вот так, только в другую сторону. Подумай о мастурбации, Артур, — говорит она ужасающе серьезно. Так спокойно и нормально, будто рассуждает о динамике вращения педалей. — Думаю, это все расслабит.

Артур краснеет, смотрит на страницу с нотами, еще раз пытаясь сыграть такт и стараясь подчинить свое запястье мысленному приказу: свободно, мягко, пружинисто. Это немного напоминает… похоже на то, о чем говорил Имс все произведение. Безусловно, та же настойчивость и те же стремительные колебания. Артур играет еще один такт, останавливаясь на нем, а потом добавляет левую руку со вторым тактом.

— М-м-м, хорошо, — одобрительно говорит Мол. — Артур, продолжай играть. Расскажи мне историю.

После всех прочтений Артур, конечно же, знает о чем стихотворение.

— Рассказчик, — начинает он, — говорит о том, что видит. Он видит отца и сына, которые, объятые ужасом, быстро мчатся на коне.

— Минор, — говорит Мол, — колебание в среднем диапазоне Имса. — Продолжай.

— Отец говорит, — продолжает Артур. Триоли и быстрые повторения, которые выглядели так брутально на странице, зажили своей собственной жизнью. Теперь он не борется с ними. — Он спрашивает сына, почему тот прячет лицо.

— Низкий диапазон, по-прежнему в основном легкий, — говорит Мол.

— Сын отвечает, что видит, как лесной царь смотрит на него.

— Высокий, беспокойный, и снова минор.

— Отец говорит сыну, будто это — всего лишь туман, — Артур переходит к мажору. — Лесной царь пытается уговорить ребенка пойти с ним.

— Мажорный тон, широкие скачки в голосе. Соблазнительные, безумные, абсолютно безумные, — шепчет Мол, и Артур вздрагивает, потому что нечто в голосе Мол звучит слишком убедительно.

Они заканчивают, когда Артур говорит, что король эльфов снова и снова пытается заманить к себе ребенка, а отец отрицает его существование, и ребенок все больше пугается. Наконец, ребенка так лихорадит от ужаса — до невероятно высокого «фа» в баритоне Имса. Строка сразу же падает, как только отец достигает фермы, и рассказчик говорит, — фортепиано внезапно прекращает свои безжалостные удары — что ребенок у него на руках — мертв.

— Это потрясающая история о духе, — дрожа, говорит Мол. — Ужас и кошмар каждого родителя. Что-то отвратительное и порочное посягает на нечто чистое и беззащитное.

— Как я и Артур, — плотоядно улыбаясь, говорит Имс, разрушая момент.

— Pouf, — с французским пренебрежением бросает Мол, закатывая глаза и отмахивается от Имса. — Убирайся, гадкий мальчишка.

Артур собирается закрыть ноты и сложить их, следя за Имсом, но Мол останавливает его и ждет, пока Имс не выходит.

— Что-то еще? — спрашивает Артур.

— Тебе захочется отшлифовать эту песню, — говорит она. — Не нужно этого делать. Ты понимаешь? Ты слишком молод, чтобы в одиночку сделать это правильно. Я слышу, как в зале звучит «Безендорфер» много часов подряд, каждый вечер. Не делай этого с «Erlkönig».

— Не буду, — говорит Артур, нервно тряхнув рукой.

— Предложение Имса неплохое. Ох, ладно, не красней, мой дорогой Артур, я намного старше и мудрее тебя и знаю, чем занимаются мальчики и мужчины. Ты подрочишь, сыграешь «Erlkönig» и через десять минут закончишь с ним на сегодняшний день, хорошо?

Артуру не кажется, будто это звучит разумно, но он кивает, все еще краснея до самой шеи.

— Поверь мне, этого будет достаточно. Кое-что приходится делать в надежде, что Бог будет на нашей стороне. Это — как раз один из таких случаев.

***

Вскоре после этого, повсюду появляются афиши с анонсом выпускного концерта Имса. Они ужасны. Имс отказался от традиционной скучной черно-белой печати в пользу цветной и сходил в фотостудию, где сделал специальное фото. На нем он одет в темную футболку и брюки, из-под короткого рукава выглядывают татуировки, несколько его прядей падают на глаза, на губах — ухмылка. Он выглядит, как готовое предложение «налетайте!», для всех, кто посмотрит на него. «Чарльз Имс — выпускной вокальный концерт» — написано на нем. "Зимний путь" Франца Шуберта». Далее указаны дата, время и место проведения, а также сообщение о том, что вход свободный. В самом низу крошечными буквами напечатано обязательное уведомление, что данный концерт является частью обязательной программы по защите диплома консерватории.

— Ты ничего не забыл? — спрашивает Артур, наблюдая, как Имс крепит один из плакатов на дверь шкафчика Артура. Он видел афиши других певцов — на всех указывалось имя пианиста.

— А что? — отвечает Имс и отступает на шаг назад. — Бля, только не говори, что где-то тут опечатка.

— Не важно, — говорит Артур. Он снимает плакат, как только Имс уходит, но не может заставить себя, выбросить его. В конце концов, вероятно, он еще пригодится ему для репетиций «Erlkönig».

***

Артур послушно репетирует «Erlkönig» один раз в день, как и обещал Мол. Он закрывает дверь аудитории на замок и опирается на нее спиной, затем расстегивает штаны, закрывает глаза и обхватывает себя руками.

Он продолжает надеяться, что, в конце концов, устанет грезить об Имсе, пока дрочит. Артур никогда прежде так надолго не задерживался на одном объекте фантазии, но его глупый мозг продолжает подбрасывать ему новый материал. На этой неделе — о том, как Имс прикасался к центру верхней губы кончиком своего языка, когда думал о чем-то. И язык, — этот острый розовый язычок — и сочные губы, и их изгиб...

Артур иногда репетировал «Erlkönig» два раза за вечер, даже если и должен был всего один раз. «Нет совершенно никакого вреда в том, чтобы как следует разогреться,» — думает он.

***

— Я не могу остаться сегодня вечером, — говорит Мол за два дня до концерта Имса. На этой неделе они трое виделись чаще, чем обычно, готовясь к большому событию. — Прошу прощения, у меня встреча с обществом камерной музыки, и это нельзя отложить.

— Ничего страшного, мы отправимся в нашу обычную аудиторию и сами порепетируем, — говорит Имс, пожимая плечами. Если он и нервничает, Артуру еще только предстоит увидеть это.

— Нет, конечно, вы используйте эту студию, — возражает Мол, открывая дверь и загоняя их внутрь. — Я снова запру ее позже, просто перед уходом, когда закончите, выключите свет и закройте дверь.

— Мы можем... можем использовать вашу студию? — говорит Артур, и у него от волнения кружится голова, но Мол уже убегает, надевая пальто и поправляя свой идеальный «боб».

— С чего начнем, Артур? — интересуется Имс. — Хочешь, чтобы я ушел, пока ты будешь предаваться любви с роялем Мол?

— Заткнись, — огрызается Артур, но оказывается не в силах устоять перед тем, чтобы пробежаться пальцами по блестящей крышке. Ему никогда раньше не предоставлялась возможность свободно трогать «Безендорфер» так, как хотелось бы. Даже сейчас они здесь, чтобы репетировать, поэтому он останавливается и сдерживается.

Они пробегаются по «Winterreise», иногда останавливаясь, чтобы отработать вступление, фразы, изменение темпа, точку дыхания, но в основном это уже стало второй натурой Артура: пение Имса и их совместная работа. Теперь, когда Имс знает музыку, он просто потрясающий. Артур уверен, что за весь концерт тот бросит на него максимум один взгляд. Хорошо, что его нет на плакате.

— Пора, — говорит Имс, — страшный номер на «бис».

— Я в порядке, — говорит Артур, хотя всегда переживает за этот момент.

— Могу я... — говорит Имс и останавливается. — Это отстой.

— В чем, черт возьми, отстойность? — спрашивает Артур, щурясь в замешательстве.

— Это фигня, — бессвязно отвечает Имс. — То есть, я хотел спросить, ты не возражаешь, если я спою, глядя на тебя? Только в этот раз. Я наделся на обратную связь от Мол сегодня вечером, но... Ты можешь просто понаблюдать, пока играешь и сказать мне, нормально ли получается?

— Да, конечно, — говорит Артур, пожимая плечами.

— Я до сих пор не могу поверить, что ты выучил всю программу, — говорит Имс, наблюдая, как Артур настроился играть «Erlkönig». — Еще не поздно использовать ноты, если нужно, приятель.

— Мне однозначно не нужно, — отвечает Артур.

— А, у тебя эта, как ее, ионическая память, — говорит Имс.

— Эйдетическая, фотографическая, — поправляет Артур . — Да, — он закусывает губу и смотрит на Имса. — Как и у тебя.

Имс ошеломленно моргает, но Артур смотрит ему прямо в глаза и замечает блеф.

— Вообще-то, — признает Имс с печальной слабой улыбкой, — нет. Хотя у меня абсолютный слух.

— Вот мудак, — бросает Артур, сдерживая улыбку. — Ты заставил меня проигрывать и разъяснять тебе все, каждый фрагмент этой программы!

— Это называется абсолютный слух, не так ли? — серьезно возражает он. - А не идеальный ритм.

— Мудак, — повторяет Артур, все еще борясь с улыбкой.

— Ох, отвали, — говорит Имс и выпрямляется, готовый петь. — Ладно. Давай споем эту сволоту.

Может, все потому, что Имс стоит перед Артуром, или из-за их странной исповеди мгновением ранее, или просто потому, что до концерта осталось два дня, а значит сейчас — кульминация многих часов усилий. Артур, правда, не знает, что вызвало эти изменения, но с того момента, как он начинает играть повторяющуюся «фа» октаву, атмосфера заряжается, и это — радует.

И когда Имс начинает петь, он тоже это чувствует. Его голос звучит с придыханием и паникой, он наполнен страхом, торопливой срочностью триольной октавы Артура. Имс наклоняется и грозно поворачивается, его лицо превращается в нечто жуткое и быстро меняющееся. Он ухмыляется. В последние несколько месяцев Артур выяснил, что у Имса сверхъестественный талант к мимикрии — он умело перенимает голоса, акценты и языки, — но это нечто другое. Имс превращается в каждого персонажа, которого играет, и передает его характер с помощью языка тела. С момента песни он едва ли сдвинулся на дюйм.

Артур, освободившись от необходимости смотреть в ноты или даже на клавиши, в первый раз имеет возможность полностью сосредоточиться на Имсе. Он ощущает, как тот поет, каким-то странным образом, он чувствует, как Имс выбирает тон, тембр и произношение в точности также, как сделал бы он сам, если б имел такой голос. Это происходит ближе к концу произведения, когда они какое-то время не отводят друг от друга взгляда, и это странно, потому что происходящее ни капельки не странно — это необходимо и непреодолимо и Артур ... Артур чувствует боль вместе с музыкой, он напитывается ею. Это больно и одновременно слишком прекрасно.

— In seinen Armen das Kind, — поет Имс с ужасом рассказчика, низко и шокированно, — war tot[3].

Артур замирает в последних двух аккордах, предплечье все еще вибрирует, гудит от напряжения последних минут быстрой игры. На огромном рояле Мол это больше каданса[4], это — шикарный жест. Даже после того, как Артур убирает руки с клавиш, в небольшом помещении все еще слышны отзвуки финального фа-минора. Артур медленно выдыхает, пытаясь прийти в себя.

— Ох, бля, — дрожа, выдыхает Имс, в экстазе закрыв глаза, и Артур, наконец, видит это: очевидная небрежность Имса к музыке — всего лишь видимость, чтобы прикрыть эту глубокую правду: музыка может разрушить его, так же, как Артура. Имс тоже чувствует это сейчас, все, что промелькнуло между ними, как молния, усиливаясь с каждой фразой до последнего аккорда.

— Все хорошо, хорошо, — говорит Артур и подается вперед, вцепляясь в замызганный ворот футболки Имса. Так он может ощущать его неровное и блаженное дыхание на своем лице.

Имс удивленно моргает. Артур, который любил музыку всю свою жизнь, никогда прежде не чувствовал подобного — желания и необходимость забраться кому-то под кожу. Кому-то, кто понимает чудовищную монументальность музыки, ее вечность. Артур по большей части просто держит его и сбивчиво дышит Имсу в губы. Он видит на его лице то же отчаяние, но Имс должен пошевелиться, чтобы поднять руки и коснуться Артура.

— Я не хочу целовать тебя, — едва слышно говорит Имс низким и хриплым голосом. Его глаза мечутся между глазами Артура и его губами. — Ты не представляешь, как сильно я пытаюсь сопротивляться желанию поцеловать тебя сейчас. Ох, бля.

— Не нужно, — убеждает его Артур и обхватывает ладонью его затылок, пропуская через пальцы мягкие волосы Имса. — Давай, — напряженно продолжает он, но не двигается, ожидая движения от Имса.

— Я не могу, — говорит тот, трясясь. Его руки все еще висят по бокам. — Поверь мне, не могу. Это все испортит, это всегда портит... И, черт. Артур.

— Я не Лауретта Номер Два, — говорит Артур. — И не стану хлюпать носом на сцене, я не...

— Дело не в этом, — перебивает Имс. — Я знаю, что ты не такой. — Наконец, он поднимает руку и слегка касается сжимающих его ворот пальцев Артура — твердо, но с сожалением. — Послушай, я знаю, что не показываю этого и никогда не озвучиваю... но ты, ты лучший пианист из всех, что у меня были. Я, в принципе, сам по себе достаточно хорош, чтобы не переживать за то, кто подыгрывает мне, это не важно для меня, но ты... Артур.

Артур еще немного наклоняется к нему, уверенный, что Имс уступит, если он сможет заставить его поцеловать себя.

— Нет, — говорит Имс и слегка отворачивает голову от Артура. — Ты больше, чем просто хороший. Ты делаешь меня лучше. Заставляешь старательнее работать и быстрее учиться. Понуждаешь делать больше. Я... я не могу потерять тебя. Я вернусь к своему курсу в следующем году и мне нужно, чтобы ты все еще был рядом.

«Я буду,» — хочет сказать ему Артур, объяснить, что это Имс сделал что-то глобальное для Артура, это благодаря ему Артур чувствует себя великолепным, но это ужасно и стыдно и настолько по-гейски, что чрезмерно даже для него самого.

— Ты не потеряешь меня, — вместо этого, обещает он.

— Ах, — хмурясь, качает головой Имс. — Потеряю. Да. Ты не знаешь меня, я — кошмарно-неприятный, гребаный ублюдок.

— Знаю, — искренне признает Артур. — Имс, ты не включил меня в свою афишу. Кто вообще так поступает?

Имс, вопреки воле, улыбается.

— Я думал, что это сведет тебя с ума, но ты и слова не сказал по этому поводу и просто продолжил быть блестящим и прекрасным.

Артур отступает от него, ощущая насущную потребность выдохнуть — медленно и устойчиво.

— Пытался разозлить меня? — говорит он, и это звучит менее раздраженно и более любяще, чем он предполагал.

— Разве ты никогда не слышал о перманентной сексуальной неудовлетворенности? — невинно спрашивает Имс.

— У меня такое ощущение, что я очень близко познакомлюсь с этим понятием, — сухо отвечает Артур и делает шаг назад.

— Ох, ты просто представь, насколько прекрасными мы будем в четверг вечером, когда сделаем это на глазах трех сотен слушателей, — говорит Имс, и его острый язычок намеренно касается его верхней губы.

Артур слышит собственный унизительно-громкий вздох.

— М-м, — говорит Имс. — Нам лучше свалить отсюда, пока мы в конце концов, не подпортили твой драгоценный «Безендорфер».

Пульс Артура бешено скачет, отдаваясь в горле, но ему удается звучать нормально, когда он соглашается и аккуратно закрывает крышку над клавишами рояля, опуская крышку над деками. Имс помогает ему зачехлить инструмент. Их руки случайно соприкасаются раз, а затем — Артур уверен — еще три раза нарочно.

— Завтра нам лучше не репетировать, — говорит Имс своим обычным тоном. — Можем встретиться и размяться в четверг днем.

Артур соглашается, в основном потому, что не сильно хочет оказаться наедине с Имсом дольше, чем строго необходимо. Нет, этого определенно не стоит делать, если он собирается продержаться до конца выступления.

***

— Ты не выйдешь в этом на сцену, — говорит Артур, когда Имс входит в аудиторию для репетиции с Артуром в пять часов вечера в четверг.

Имс смотрит на себя. Он одет в свою обычную замызганную футболку, потертые джинсы и кроссовки со слабо завязанными шнурками. Единственная разница по сравнению с обычным его видом — наброшенные поверх ужасной футболки белая рубашка и унылый серый пиджак.

— Так достаточно нарядно, а?

— Имс, — говорит Артур. — На мне костюм-тройка.

Имс ухмыляется.

— Значит, будешь выглядеть на фоне меня педантичным мерзавцем, да?

Артур многозначительно смотрит на него.

— По крайней мере, застегни рубашку, — торгуется Артур. — И завяжи шнурки.

— Ладно, я в любом случае собирался сделать это, — откровенно врет он и усмехается Артуру своей обычной ленивой улыбкой. — Ты надел контактные линзы, — замечает Имс, и на этот раз улыбка у него неуверенная. — Мне нравится.

На мгновение между ними возникает момент близости — Артур видит, что Имс на расстоянии вздоха от того, чтобы поддаться, и Артура захватывают яркие образы того, как он засовывает пальцы под край имсовской футболки и гладит мягкую кожу и крепкие мышцы. — Как ты думаешь... — начинает Артур, намереваясь предложить пересмотреть решение Имса, но тут раздается стук в дверь, и заглядывает Мол.

— Что вы делаете в этой маленькой темной комнатушке? Идемте ко мне в студию. Поторопитесь, — встряхивает она их, хотя до этого и слова не было сказано о совместной репетиции. Мол исчезает так же быстро, как появилась. Они с Имсом следуют за ней по коридору, предположительно в торону ее студии.

— Я даже не размялся, — на удивление, протестует Имс.

— Сделай это, пока мы идем, — бросает Артур. — Это займет тридцать секунд.

— Не перед выступлением, — оскорблено отвечает Имс. — Перед концертом я всегда разминаюсь, как следует.

— Правда? — откровенно удивляется Артур.

— Ну, — защищается Имс, — на это уходит как минимум пять минут.

— Тогда поспеши, — говорит Артур, — а я пока пойду в студию к Мол.

После этого они впадают в немного безумную спешку, потому что у них в распоряжении всего два часа. Мол и преподаватель вокала Имса с нетерпением ждут в студии, а Артур убивает какое-то время, покорившись совершенно серьезному намерению Мол помочь Артуру при помощи некоторых методик визуализации перед выступлением. Имс входит в тот момент, когда Мол водит каким-то массивным круглым отполированным камнем с выгравированным китайским иероглифом по лбу Артура, запрокинувшего голову. Артур бросает на Имса убийственный косой взгляд, но тот, конечно, просто выглядит как никогда развеселившимся.

Они пробегаются по песням, хотя и оставляют в стороне их «номер на «бис». Преподаватель Имса — мужчина с окладистой бородой, оперный баритон, уже снискавший некоторую известность. Имс потягивается и издает загадочные звуки, подпрыгивая снова и снова.

— Голос должен идти прямо из точки между глазами, — говорит преподаватель, и Имс храбро морщит лицо и производит ужасающие носовые звуки.

— Ты знаешь, — тихо говорит Мол, наклонившись к Артуру, — что твой Имс поет всего лишь последние пять лет, — ее английский звучит хуже, чем обычно, и Артуру интересно, не связано ли это с нервами. Идеальная, блестящая Мол нервничает перед выступлением? — Ты знаешь, что в школе он ходил на хор, но открыл свой рот, выявляя этот чудесный звук, не зная ничего о технике пения?

Артур, который начал учиться игре на фортепиано в возрасте трех лет, и провел половину всего времени, исключавшего перерыв на сон, за инструментом; Артур, с младых ногтей принимавший участие в мастер-классах, фестивалях и конкурсах и глотающий десятки книг о технике, и биографии известных пианистов в те пару свободных от занятий часов, смотрел на прыгающего и кричащего Имса, «разрабатывавшего» его чудесный голос для большего эффекта.

— Конечно, — вздыхает Артур. — Конечно, только так он и мог сделать.

***

Когда они выходят на сцену, зал полон. Артур борется с естественной паникой, которая охватывает его перед лицом такого количества народа, а вот Имс явно реагирует иначе. Его лицо спокойно и сосредоточено, а шаг — уверенный. Они кланяются слушателям: Артур перед скамейкой у «Стейнвея», Имс — чуть дальше на сцене, а потом устраиваются на своих местах.

— Знаю, поначалу я не собирался разводить долгие речи, — мелодично говорит Имс. — Но думаю, мне хотелось бы воспользоваться моментом, чтобы сказать пару слов, если позволите.

Артур плотнее усаживается на скамейку. Это не входило в их планы.

— В программке вы можете найти анонс того, что я буду сегодня петь, переводы песен, а также благодарности, — говорит Имс. — Но при печати, боюсь, возникла грубая ошибка. Вообще-то, довольно большое упущение. Я хотел бы сейчас исправить ситуацию и должным образом представить вам своего партнера на этом вечере — мистера Артура Гольдберга.

Артуру снова приходится встать и поклониться в ответ на вежливые аплодисменты, последовавшие после этих слов.

— Артур заканчивает первый курс, и этот факт превращает то, что он сегодня сделает перед вами, в настоящее чудо, — продолжает Имс, ослепительно и очаровательно улыбаясь Артуру.

Пульс, и так бьющийся довольно быстро во время любых выступлений, после этого начинает стучать ближе к presto — ужасающе дико. Он чувствует, что зал вдруг принимается рассматривать его с новым интересом и ощущает, как тяжесть их ожиданий обрушивается на него.

— Ты кошмарно-неприятный, гребаный ублюдок, — спокойно говорит Артур сквозь зубы и снова садится за рояль.

— А я предупреждал тебя, — едва заметно отвечает Имс. — Вот он, твой шанс быть блестящим, не подведи меня, дорогуша.

Артур ждет долгие тридцать секунд. Имс, которому нужно всего пять из них, чтобы сосредоточится, молча стоит, опустив голову. Аудитория ерзает и кашляет, нервируя обоих.

— Хорошо, — наконец, говорит Артур, ощутив, как схлынула волна адреналина, и Имс, не оглядываясь на него, медленно поднимает голову и бросает на зал царственный взгляд. Его спина прямая, а разворот плеч — уверенный. Артур отводит плечи назад и опускает их так, как учила его Мол, в соответствии с осанкой Имса; его тело открывается, и зал исчезает в одно мгновение.

«Winterreise» — долгое путешествие через мрачный пейзаж, сорок пять восхитительных минут, в которые Имс с Артуром вместе создают образ молодого человека, блуждающего в поисках истины, красоты и неуловимого мира среди холодной, безрадостной вселенной. Артур — вечный пессимист и как всегда анализирует свое выступление прямо по ходу, но что-то в Имсе — прочном и уверенном, всего в метре от него; Имсе, который не смотрит на Артура, не признает его, но все равно, незримо привязан к нему; тем не менее, он заставляет Артура играть все более значительно с каждым мигом, лучше, чем он когда-либо прежде на сцене. Имс убедителен и чертовски прекрасен в своих песнях, и Артур является частью этого пленительного великолепия.

Последние четыре такта цикла принадлежат Артуру, переходя от форте к стихающему в меланхолию пиано, затем затаившее дыхание пианиссимо, простое кантабиле и звучащие в финале пять открытых разноритмовых вибраций старой шарманки, которые говорят о том, что конец утомительного пути их странника еще впереди.

Артур убирает руки с клавиш, а ошеломленные зрители начинают приходить в себя. Сначала слышно тихое дыхание, потом радостные, благодарные аплодисменты. Публика аплодирует Имсу в течение десяти секунд, а потом он машет Артуру и тот поднимается на поклон, услышав лестный подъем в рукоплесканиях после этого. Глаза Артура впервые с начала концерта встречаются со взглядом Имса, и тот лучится, сияет довольный и гордый.

Аплодисменты продолжаются достаточно долго, они успевают три раза поклониться, расточая улыбки. Имс был прав — сейчас Артур согласен с ним — это лучшее, что могло бы быть между ними. Эта яркая, нежная связь, без секса, довлеющего над всем, в том числе и над их партнерством. Это безупречнее, а значит, профессиональнее, чище, и пригоднее для общественного потребления.

Наконец, Артур возвращается на свое место и делает жест в сторону Имса. Публика замолкает в ожидании, зная о будущем номере на «бис».

— После этого вам может прийти в голову, что я устал от Шуберта, — говорит Имс, и зрители смеются в ответ. — Но, боюсь, что он безнадежно укоренился во мне.

— В нас обоих, — импульсивно добавляет Артур слушателям, улыбается Имсу, и они снова смеются.

— Именно поэтому, — любезно продолжает Имс, — очень приятно исполнить для вас последнюю его работу, которую мне хотелось спеть с того момента, как я впервые услышал ее на первом курсе в консерватории. Пианисты среди вас наверняка знакомы с ней. Уверен, ее называют «тендинит через две минуты, если не раньше», - публика снова смеется в ответ, внимая обаянию Имса. — Однако, мой коллега расправился с ней, и мы очень рады закончить наше сегодняшнее выступление, исполнив «Der Erlkönig».

Зрители знали об этом, судя по довольному бормотанию в зале.

Артур безо всякого беспокойства ожидает тишины, поскольку в этой суете — часть и его заслуг. Он тихо опускает свою правую руку вниз, на соединенные «фа», и ждет сигнала Имса.

Тот делает шаг вперед, затем еще один, отступая от стороны с поднятой крышкой рояля, где обычно располагаются певцы, и идет почти к самому краю сцены. Артур знает, что делает Имс: этот трюк он позаимствовал у Фишера-Дискау. То, что Имс пытается подражать лучшему баритону ХХ века, пожалуй, неудивительно, поскольку это же Имс, но все равно, очень дерзко с его стороны. Имс желает быть намного ближе к аудитории. Он хочет исполнить эту песню в отрыве от всего остального. Жаждет, чтобы именно в ней слушатели оценили весь блеск его интерпретации.

Но для всех остальных Имс просто отступил от рояля, и Артур по-прежнему ощущает странную уверенность. Он дает ему знак, сопровождая его улыбкой, которую не может показать Имсу, и начинает играть.

***

Артур теряет счет поклонам, но они с Имсом удерживают свои позиции. Наконец, они в последний раз выходят на сцену, улыбаясь вежливо, но отстраненно в редких случаях пожелания второй песни на «бис».

Они сдерживаются и не срываются — парочка молодых, профессиональных музыкантов, — пока не оказываются в безопасности гримерки, и в этот момент Имс разворачивается и прижимает Артура к стене, широко улыбаясь и глядя на него безумными глазами.

— Боже, — говорит он, — Боже, я обожаю петь с тобой.

— Это было, — говорит Артур с таким же шоком, как Имс. Он никогда не имел счастья быть с кем-то, похожим на Имса — вся эта мощь и красота прижимает его к стене и рычит на него. — Блять, — говорит Артур и бросается целовать Имса, оставляя намерения, связанные с профессионализмом, чистотой и нежной целомудренностью позади.

Имс ни капельки не сопротивляется. Он резко стонет, и это совершенно не похоже ни на один звук, который он издавал во время своих разминок. Он все сильнее прижимается к Артуру, пока не вдавливает его в стену всем телом — крепким, широким и настойчивым.

— Я могу отсосать у тебя, можно мне..? — спрашивает Имс, отрываясь ровно настолько, чтобы зарыться лицом в шею Артура. Он трется о бедро Артура своим стояком, обтянутым ужасными джинсами.

— Здесь? — хрипло каркает в ответ Артур.

— Да, черт возьми, здесь, черт возьми, сейчас, — говорит он и трется сильнее. — Я... да хер с ним, я... ах.

— Подожди, хотя бы расстегни свои штаны, — бормочет Артур, и они борются за какое-то подобие контроля. — Ты через минуту должен будешь появиться на приеме и не можешь обкончать свои джинсы.

Имс, задыхаясь, отстраняется, очевидно пытаясь постичь логику Артура и необходимость сбавить обороты. — Они и так все думают, что мы трахаемся, — говорит он, расстегивая ширинку.

— А если Мол вернется и застанет нас? — предполагает Артур и эта мысль заставляет его замереть.

— Дверь можно закрыть, — говорит Имс, занимаясь своей молнией, поэтому Артур сам отлипает от стены и нажимает на маленькую кнопку, которая обезопасит их, по крайней мере, временно. — Ты, э, ну, ты, наверное, знаком со всем этим? — говорит Имс, уже засунув руку себе в трусы.

— Нет, — автоматически отвечает Артур. — Нет, у меня был парень. И мы... мы кое-что делали, — он не знает, нужно ли ему опуститься на колени, и не знает, как у них все произойдет.

— Ты просто собираешься стоять там, пока я буду дрочить? — ухмыляется Имс. — Не то, чтобы эта идея не имела право на жизнь.

— Нет, — говорит Артур и наклоняется ближе, со смущенным и голодным выражением. — Ты хочешь присесть, или я должен...

— Боже, вот ты о чем, — говорит Имс, который, очевидно, в итоге, не имел в виду минет. — Ох, нет, это не займет много времени, просто дай мне твои руки, твои чертовски блестящие руки, — он хватает Артура за запястье и тянет ближе к себе, чтобы тот накрыл рукой горячий, текущий член Имса. — Вот так, вот так, — потерянно шепчет Имс, вздрагивая, краснея и закрывая глаза. — Именно так, ох, ты прекрасен, Артур, Боже.

Артур начинает думать о том, чтобы сделать что-то серьезнее, чем эти неловкие короткие поглаживания, может, коснуться пальцем головки или второй рукой погладить яйца Имса, когда тот стонет и кончает, подняв руку, чтобы поймать струю спермы.

Артур разрывается между разочарованием от того, как быстро все произошло — не больше десяти поглаживаний — и удовлетворением, ведь, кажется, Имс находит его очень возбуждающим. Они неловко убирают руки, тщательно избегая одежды Имса, и Артур достает салфетки из коробки на полке под зеркалом. Его руки немного вымазаны спермой Имса.

— Ты следующий, — говорит Имс, снова притягивая к себе Артура и осыпая его мягкими, короткими поцелуями. — Скажи мне, чего ты хочешь, милый Артур.

— Ты можешь, — говорит Артур, и проводит пальцем по его полной нижней губе. — Сделать это?

— Сделаю ли я это, — ухмыляется Имс, глядя на него ленивым, теплым и тяжелым взглядом, уже опускаясь на колени. — У нас есть тридцать секунд, прежде чем кто-то придет, чтобы найти нас, так что прости, если это покажется немного быстрым, — говорит Имс, стягивая с Артура брюки настолько, чтобы освободить его жаждущий внимания член.

— Можно и быстро, — убеждает его Артур, почти кончив от одного только вида Имса — его темные ресницы, податливый рот, прямо рядом с членом Артура.
Имс без прелюдии опускает голову, берет его в рот и сильно сосет. Колени Артура слабеют, и он вынужден опереться о плечи Имса, когда острый кончик языка касается щели, пробуя его на вкус.

— Черт, — ругается Артур. От желания у него кружится голова.

Имс выпускает его, делает медленный глубокий «певческий» вдох и снова берет его в рот. Он поднимает руки и кладет их на задницу Артура, сжимая ее и побуждая Артура. Насчет поспешности он был прав, Имс — мастер в этом, и это дается ему с такой же легкостью, как пение. Он сосет и покачивает головой как раз когда Артур толкается в его рот.

— Я сейчас... - предупреждает Артур, глядя на Имса и уже начиная содрогаться, но тот отступает только после того, как Артур кончает, сглатывая все и самодовольно глядя на него.

Артур берет себя в руки прежде, чем сходит эйфория, но как раз вовремя, потому что Мол, Майлз и имсовский преподаватель вокала резко стучат в дверь и зовут их на прием, потому что все уже отчаялись увидеть их двоих.

Они, вероятно, выглядят так, словно только что потрахались, думает Артур, мельком увидев себя в зеркале гримерного столика: лицо покраснело, губы припухли. Но уже слишком поздно смущаться или бояться разоблачения, потому что их гонят на шумный прием, где снова приветствуют аплодисментами.

Они почти сразу расходятся — Имса окружают друзья-вокалисты и какие-то солидные дяди-тети, похожие на покровителей консерваторской оперы и певческих программ. Артур почти рассчитывает улизнуть в буфет и делает вид, будто его очень интересуют фрукты и канапе, но едва он делает шаг в сторону буфета, тут же натыкается на половину фортепианного факультета и десять других людей, которых в жизни не встречал. Все они хотят сообщить, что он был великолепен. Артур моргает, выдавливает улыбку и бормочет: «Благодарю вас, вы так добры» снова и снова, пока Имс в нескольких метрах от него позволяет старушкам пестовать его, а старичкам смеяться вместе с ним.

— Вы еще раз сыграете эту программу, — говорит Мол, ухватив Артура за локоть. — У меня этим летом серия лекций на тему концертов, и ты со своим Имсом будешь выступать на них.

— Да, хорошо, — говорит Артур, — но я также должен не забывать и о своих сольных работах.

— М-м, — вежливо, но равнодушно отзывается она и ведет его в бар, к маленькому столу, где стоят наполненные красным и белым вином бокалы. Себе Мол берет белое, а Артуру протягивает красное.

— Мне девятнадцать, — протестует Артур.

— Всего девятнадцать? — отвечает Мол с удивлением, но, кажется все равно ожидает, что он примет бокал. — Боже, что же мы с тобою сотворим. Я очень рада, что Имс нашел тебя так рано.

— Я надеялся в следующем году сыграть конкурсный концерт, — говорит Артур. — И, возможно, у меня будет меньше времени на...

— Немного жаль, что вы, в конце концов, все же решили стать любовниками, — перебивает Мол. — Мне нравилось это... ох, то, что искрило между вами двумя, когда вы работали, но воздерживались от прикосновения.

Артур, прикрываясь бокалом, делает из него большущий глоток.

— Но все же, иногда даже лучше, когда вы так хорошо знаете тела друг друга, — продолжает она. — Но будьте уверены, что именно тренируетесь вместе, а не репетируете le cri d’amour seulement в этих маленьких жалких репетиционных клетушках.

Артур делает еще один глоток и радуется, когда какой-то из их с Имсом слушателей прерывает его кошмарный тет-а-тет с Мол.

В следующий раз, когда Артуру удается увидеть Имса, тот находится посреди друзей. Многие преподаватели и почти все меценаты ушли, оставив студентов наслаждаться дармовыми едой и вином. Градус веселья повышается, что становится для Артура сигналом к тому, что пора уходить.

Но он не может исчезнуть, ни слова не сказав Имсу, поэтому подходит ближе к компании, окружившей того. Сейчас тот сжимает в руках не один, а два огромных букета от поклонников, улыбается, смеется и позирует для фотографий.
После того, как фото было сделано, Артур протискивается ближе, но ему все равно приходится дернуть Имса за руку, чтобы привлечь его внимание.

— Я ухожу, — говорит он. — Поэтому...

— Да? Ладно, еще раз спасибо, — отвечает Имс, продолжая смеяться над чужой шуткой. — Будь здоров.

— Ага, — говорит Артур, чувствуя себя глупо. — Спокойной ночи. Отлично... отлично поработали.

Но Имс уже вернулся к разговору с кем-то другим и, кажется, не услышал последних слов Артура.

***

На следующий день все только и говорят о концерте, и Артур вдруг оказывается втянут в десятки поздравлений и улыбок. Все знают, как его зовут и, кажется, думают, что он резко проявил себя как еще более больной на голову, одержимый выступлениями, мажор. Он теперь не просто Артур, он — партнер Имса.

— Это было очень впечатляюще, — говорит Артуру профессор, ведущий у него муз. историю, когда тот пытается покинуть лекционный зал. — У вас настоящий талант к интерпретации песен.

— Спасибо, — вежливо отвечает Артур.

— Я готовлю "Frauenlieben und — leben" Шумана, в следующем году мой курсовой концерт, — обращается к нему второкурсница-сопрано. — Это по-настоящему прекрасная вещь.

Артур вежливо хмыкает, стараясь как можно быстрее достать книги из своего шкафчика.

— Поэтому, если захочешь присоединиться, — продолжает она, — это было бы здорово.

— О, — говорит Артур. — Имс остается на магистратуру, так что, думаю, я уже занят.

— Правда? — говорит она, мечтательно распахнув глаза. — Ох, я не знала. Вау. Это хорошо для тебя, просто удивительно.

— Да, — невозмутимо говорит Артур. — Имс — просто мечта для всех.

Удивительно, но с Майлзом все проходит хуже всех, когда в тот день он идет на их еженедельное занятие. Майлз открывает урок, стоя в передней части класса, и говорит то, что ни разу за весь год не произносил.

— Я надеюсь, что многие из вас смогли присутствовать на вчерашнем концерте, — говорит Майлз, улыбаясь сидящим студентам. — Это — истинное свидетельство того, чего может достичь пара музыкантов, которые неустанно трудятся на благо своего творчества и относятся к нему серьезно, а не как к развлечению. Знаю, что многие из вас воспринимают камерную музыку как неизбежное зло на пути к сольному величию, но я прошу вас пересмотреть свое мнение в свете тонкой и великолепной работы, представленной нашим мистером Артур Гольдбергом прошлым вечером. Это — благородное призвание, которое может подарить огромное творческое удовлетворение.

Все бросают взгляды на Артура — в основном с жалостью или недоумением. Никто, кажется, нисколечко не впечатлен. Артур не можете винить их, если бы они поменялись местами, он чувствовал бы то же самое, слушая, как распинается Майлз о замечательной возможности для бездарей, которые ничего не смогли достигнуть самостоятельно и только и годятся для того, чтобы поддерживать карьеру других, более профессиональных музыкантов.

— А сейчас, — говорит Майлз, хлопая в ладоши, — думаю, хотелось бы услышать мистера Райана Ченга. Мистер Ченг, что вы сыграете для нас?

По окончании урока, ученики Майлза пробегают мимо Артура без единого слова прощания.

— Это действительно было чудесно, Артур, — говорит Майлз, наверняка заметив понурое состояние Артура.

— Мне уже говорили об этом, — резче, чем когда-либо при общении с Майлзом, бросает Артур. Он встает, собирая свои книги и ноты.

— Артур, подожди минуту, — всполошился Майлз.

— Мне надо идти, — отвечает Артур. — В это время по пятницам открывается моя репетиционная аудитория.

Он знает, что совсем по-детски вот так сбегать, когда Майлз явно хочет, чтобы он остановился, дабы успокоить его, но Артуру все равно, ему наплевать, и он хочет тишины и покоя, уединения со своим фортепиано и не обремененную мыслями долгую тренировку. Он выходит в коридор, оторвавшись от Майлза, но идет, опустив голову. Не стоило этого делать.

— О!

Артур останавливается и отступает. Он поднимает голову и ощущает, как подпрыгивает сердце. Перед ним подпирает стену Имс, взлохмаченный и улыбающийся, и он явно ждет его.

— Спешишь, приятель? — говорит Имс. — Пытаешься скрыться от папарацци?

Артур сжимает зубы. Ему хочется улыбнуться и что-то небрежно ответить, и позволить Имсу провести его до аудитории, где он собирается заниматься. Он также кошмарно хочет, чтобы Имс перестал существовать на некоторое время и дал Артуру возможность дышать и просто быть.

— Я не виню тебя, сегодняшний день был ужасно нелепым, — говорит Имс, выпрямляясь и пересекая коридор. — Перекусишь, прежде чем закроешься со своим фортепьяно?

Запах одеколона Имса и слабого сигаретного дыма ошеломляет и вызывает головокружение. От этого внутренности Артура болезненно сжимаются.

— Мне надо работать, — говорит Артур. — Но спасибо.

Имс подходит ближе.

— Что случилось? Ты сердишься из-за приема? Прости, что не попрощался как следует, но ты же понимаешь, насколько языкасты студенты, а мне не хотелось сплетен о нас. Я имею в виду, ты же в этом новичок, не так ли?

— Дело не в этом, — бросает Артур, хотя, конечно, он еще не закончил злиться из-за приема. — Имс, ты же понимаешь, что я пианист-первокурсник? И меня ждут собственные экзамены и концерты меньше чем через месяц?

— Боже, тебя нужно как следует накормить. Ты конченный мерзавец, когда голодный. Ладно, — говорит Имс и собирается схватить Артура за локоть, по-видимому, чтобы вывести его из коридора к шумному внешнему миру.

Артур уворачивается от Имса, моментально зверея.

— Я не принадлежу тебе, и я не твоя собственность. Ты не можешь просто засунуть меня в мешок и тащить с собой куда захочется, — холодно и спокойно говорит Артур. — Я не твой питомец, которого нужно кормить, и вовсе не обязан развлекать тебя, когда вдруг становится скучно. Мы сыграли концерт и до лета закончили, поэтому, пожалуйста, позволь мне вернуться к работе над моим фактическим репертуаром, чтобы я не угробил свою карьеру, обменяв ее на то, чтобы сидеть и наигрывать тебе ноты, и вести за ручку через всю работу, ладно?

Имс моргает, пытаясь улыбнуться, но выходит у него слабо. Артур охватывает подленькая радость — он, наконец, сумел стереть с лица Имса это очаровательное выражение.

— Так, ладно. Мне казалось, что из нас двоих я должен быть полнейшим ублюдком, после того, как мы наконец-то трахнемся.

— Нет, — сказал Артур, качая головой и избегая взгляда Имса. — Нет, ты все делал прекрасно с того момента, как мы встретились.

Повисает молчание, и, наконец, Артур вынужден посмотреть на Имса — бледного и стоящего с совершенно каменным лицом.

— Верно, — говорит Имс. — Ну, тогда я продолжу в том же духе, да? — и он разворачивается и уходит, не дожидаясь ответа Артура.

***

Артур находит свою студию открытой и свободной первый раз за год. Он заходит, закрывает дверь и смотрит на фортепиано минуту или две. Он ощущает тяжесть в животе. Руки холодные и одеревеневшие, независимо от того, как часто он сжимает и разминает их.

Наконец, Артур садится и прижимается горячей щекой к прохладной поверхности полированного дерева над клавиатурой. Это не тот мир, который он хотел.

ПРИМЕЧАНИЯ:

Афиша Имса
Вот "Der Lindenbaum" из "Зимнего пути"

А вот та ария, которую мучает Артур - "Caro Mio Ben" (Мой дорогой возлюбленный)

А это весьма популярная песенка Пуччини "O mio babbino caro" (О, дорогой папенька)

1. "Джанни Скикки" - одноактная опера Дж. Пуччини, последняя часть «Триптиха». Единственная комическая опера у него.

2. Der Erlkönig - песня Шубертана стихи Гете "Лесной царь". Тут в переводе Жуковского , а это оригинал на немецком

3. "В руках его мертвый младенец лежал".

4. Када́нс (фр. cadence, от итал. cadenza — «падение») — гармонический оборот, завершающий какое-либо музыкальное произведение и сопровождаемый ритмической остановкой.

5. А не одни только крики любви (фр)

@темы: Tom Hardy, Joseph Gordon-Levitt, translations

---

Музыкальное ау. Первая часть серии Steinway!verse. Глава 1

[hirasava]

Название: Ach, des Knaben Augen
Переводчик: hirasava
Бета: Diamond Ontissar
Оригинал: by toomuchplor Ach, des Knaben Augen
Размер: макси, 24053 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Имс/Артур
Категория: слэш
Жанр: юмор, ангст, АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: Быть первокурсником престижной консерватории Новой Англии достаточно сложно и без главной звезды и лучшего баритона этой консерватории, который становится вашим певцом, и, как неизбежность, безнадежной влюбленностью.
Примечание/Предупреждения: Название фика - это испанская песня "Ах, глаза того парнишки" из переведенного на немецкий Паулем Хейзе сборника "Испанские песенки". Это первая часть лучшей в англофандоме серии работ " Steinway!verse". У меня был всего один семестр сольфеджио в далеком прошлом, так что если заметите неточности в переводе спец. лексики буду признательная за сообщение в ЛС)



Никого не волнует, что Артур — гей; окружающим этот факт кажется едва ли не само собой разумеющимся. Артур, который большую часть своей школьной жизни провел среди спортсменов, вознамерившихся снова и снова макать его за гомосятину, первую неделю в консерватории ходит тихим, но невообразимо счастливым. Более половины студентов мужского пола — гомосексуалы; большая часть преподавательского состава, кажется, тоже. Даже натуралы порой «косили» под геев, увлекшись разговорами о сокровенной сущности музыки и своей страсти к ней. Происходящее — самый идеальный вариант погружения и привыкания к новой среде из всех возможных и представляемых Артуром.

Разумеется, он не во всем вписывается — не с его кожаной сумкой, консервативными очками и отказом от джинсов и кроссовок. Артур не может раствориться в студенческой среде, где музыка была избрана лишь потому, что ни в чем другом юные оболтусы не преуспели. Он не подходит для кружка пианистов (где почти все — китайцы), которые, откровенно говоря, не общаются ни с кем, кроме друг друга. И он не вписывается в сообщество оркестровых музыкантов или певцов. Тем не менее, кажется, до сих пор никому не показалось странным, что Артур оккупировал свою любимую аудиторию на четвертом этаже под репетиции. Ту самую, с недоступным, но великолепно мягким роялем «Безендорф». Никто и глазом не моргнул, когда Артур стал надевать на занятия галстук-бабочку, а потом и слова не сказал, когда он внезапно начал получать высокие оценки по всем предметам, включая теорию, историю и сольфеджио.

Артур играет на первом ведомственном концерте для студентов-пианистов. Это редкая честь для новичка в его первый семестр обучения. Преподаватель инструмента Артура делает особый акцент на значении этого концерта.

— Здесь всего две части, — говорит Майлз в своей манере «повеселить и напугать». — Но слушать тебя будут только первые двенадцать минут. Игра для однокашников для твоей карьеры таит больше возможностей, чем ты можешь себе представить. Эти студенты когда-нибудь станут твоими коллегами, и некоторые из них будут весьма успешны.

Артур с помощью Майлза выбирает две части, с сухим остатком в двенадцать минут игры, чтобы представиться «когда-нибудь-очень-успешным» сверстникам. Он сыграет довольно простой, но прекрасный «Lied Ohne Worte» Мендельсона и, возможно, слегка вычурный кусок из «Второй сонаты» Шостаковича. «Не многие первокурсники решились бы на это,» — сказал Майлз, но Артур решил, что справится. Он в состоянии сделать это.

На сцену Артур выходит облаченный в серый костюм и белую рубашку с галстуком в тон. Он поправляет манжеты, садится на банкетку, опускает пальцы на клавиши концертного рояля, на котором никогда до этой минуты не играл, и сбивчиво дышит. Его пронизывает тревога, но захлестывающая волна адреналина знакома, и Артур давно уже научился бороться с этим — нужно просто выждать, пока она немного схлынет. Это занимает примерно пятнадцать секунд, хотя, кажется гораздо дольше.

Артур играет.

В конце раздаются вежливые, но умеренные аплодисменты. Артур поднимается, раскланивается и уходит со сцены, чувствуя, как начинают гореть уши.

— Очень хорошо, — говорит Майлз, встречая Артура за кулисами и доброжелательно сжимая его плечо.

— Им не понравилось, — униженно шепчет Артур.

— Конечно понравилось, мой дорогой мальчик, — говорит Майлз. — Ты имеешь в виду, что не смог удивить их. Возможно, по ним и не скажешь, но они — очень разборчивая аудитория.

— Я слишком поспешил в Мендельсоне, — говорит Артур, — и в Шостаковиче меня подвела левая рука — поначалу рояль в нижних регистрах был более… вязким, чем я ожидал.

— Я даже не сомневаюсь, — перебил Майлз, поднимая руку, — что ты можешь разложить свое выступление вплоть до шестнадцатой и тридцать второй ноты. И не сомневаюсь твоей самокритичности, Артур. Этого недостатка в тебе нет.

— А что есть? — допытывается Артур. — Что я сделал не так?

— Ты не привлек их внимания, — говорит Майлз. — Только и всего.

Артур сжимает кулаки, кончики пальцев до сих пор слегка трясутся от игры.

— Тебе восемнадцать, — говорит Майлз, — и впереди много времени, чтобы научиться великолепию.

Артур выходит в зал, садится и следующий час слушает старшие курсы. Каждое выступление заставляет его сжиматься внутри. Они — гении техники. Игра старшекурсников выразительна и протекает практически без единого сбоя. Артур же — ничто, абсолютное ничто. Он не сможет достигнуть такого великолепия. Его поезд ушел.

После окончания концерта к нему никто не подходит. На выходе из зала Артур натыкается на одну из исполнительниц с младшего курса, которая играла Баха — парочку прелюдий и фуг, но сыграла с блестящей ясностью и мастерством.

— Ты, — говорит он, — действительно невероятна.

— О, спасибо, — как бы невзначай отзывается девушка. - А ты играл Шостаковича, верно? Совсем недурно.

— Спасибо, — благодарит Артур.

***

Понадобилось два месяца, но Артур перестал упиваться своей блаженной анонимностью, разрушенной жизненной перспективой, где никто не думает, что в нем есть хоть что-то особенное.

— Ой, — говорит парень, когда Артур проходит мимо него в коридоре, прямо за дверью класса теории.

— Простите, — тут же извиняется Артур.

— Нет, я имею в виду, ой, в смысле, подожди! — говорит парень. — Я здесь, чтобы поговорить с тобой.

У него тонкий британский акцент, как у тех, кто прожил в Америке много лет, но еще не совсем отказался от налета прежней родины.

— Со мной, — говорит Артур и оборачивается. — Со мной?

— Да, с тобой, — отвечает парень и легко улыбается. Он немного ниже Артура, шире в плечах и одет в темно-серую футболку и потертые джинсы. У него мощные руки, покрытые татуировками, выглядывающими из-под воротника футболки. Скорее всего певец. Или играет на духовых. — Я слышал, что ты очень хороший пианист.

— Шутишь? — ошеломленно спрашивает Артур и снова смотрит по сторонам. — Я всего лишь на первом курсе.

— Да, я знаю. Но, думаю, лучше перехватить тебя, пока ты новичок, — говорит парень и протягивает руку. Артур принимает ее, слегка встревоженный этой демонстрацией откровенной мужественности в коридорах храма музыки. — Я — Имс.

— А я — Артур, — говорит он.

— Верно, — говорит Имс, — так хочешь играть со мной?

— Играть, — подозрительно повторяет Артур, — с тобой?

— На мой сольный выпускной концерт? — уточняет Имс. — Ты ведь новенький, — добавляет он восхищенно и одновременно снисходительно. — Я — певец, — сообщает Имс так, словно имеет в виду, что он — единственный в своем роде.

— Я не слишком часто. Эм… играл камерную музыку[1], — говорит Артур. Он уже узнал, что термин «аккомпанировать» совершенно нежелателен среди этих священных залов. Он означает, что пианист не является ровней другому музыканту на сцене.

— Ах, это очень просто, — говорит Имс, махнув рукой. — Клянусь, ты легко прочтешь с листа, — он чешет нос, и это должно было выглядеть совершенно непривлекательно, однако, это не совсем так. — Мы не можем заплатить тебе, но я могу устроить, чтобы тебе засчитали эту работу по предмету камерной музыки. Я готовлю «Winterreise»[2], это очень мощная вещь.

Артур никогда не слышал «Winterreise», но делает вид, что понимает, о чем речь и глубокомысленно кивает головой.

— Мы репетируем с Мэллори Лоран, — добавляет Имс.

Опять же, Артур понятия не имеет, кто это, но предполагает, что это имя должно таить для него настоящий соблазн.

— Что ж, — говорит Артур, — в какое время репетиции? Я тренируюсь по три-четыре часа в день.

— Ничего страшного, всего лишь часть моего урока каждую неделю, а затем порепетируем вместе раз или два перед выступлением. — Ну, давай, скажи мне «да». Сделай меня своим певцом, лапочка, — открыто флиртует Имс. Артуру стыдно было бы признаться, но он оказался покорен этим. Он жаждал, чтобы хоть кто-нибудь заметил его.

— Хорошо, — соглашается Артур и перекладывает тетради из одной руки в другую, — но я опаздываю на звуковое мастерство, мне нужно…

— Да, конечно, надо освежить эти навыки и полностью осознать их важность, — серьезно и благожелательно говорит Имс. — Тогда я зайду к тебе в класс на репетицию сегодня около восьми?

Артур соглашается, уже направляясь в класс на занятие. И довольно скоро он спрашивает себя, а знает ли Имс, в какой аудитории репетирует Артур?

***

Артур ищет Мэллори Лоран в справочнике студента. У них большой факультет, но он знает, что она преподает либо на кафедре камерной музыки, либо на вокальной, и, наконец, находит ее в последней. Она — доцент, магистр музыкальных наук и имеет несколько дипломов по интерпретации и аранжировке песен неизвестных Артуру учебных заведений. На месте для фотографии — портрет, но и он не дает представления, как на самом деле выглядит Мэллори, ведь всем известно, что профессора часто любят демонстрировать фото десятилетней давности. Кроме того, в биографических сведениях есть заметки о ее опыте в обучении как певцов, так и пианистов, а значит, она, видимо, сама являлась профессиональной пианисткой и певицей. Артур полагает, что сможет извлечь какую-то пользу из ее уроков. Вероятно.

***

— Мэллори Лоран? — спрашивает Майлз, когда Артур упоминает о ней на занятии.
— О, отлично. И ты будешь играть для мистера Имса? Думаю это пойдет тебе на пользу. Сейчас он один из самых перспективных учеников нашей консерватории.

Артур старается сдержать скептическое выражение лица, но, кажется ему это не слишком удается, потому что Майлз смеется.

— Нет, уверяю тебя. Мэл не работает с кем попало, только с лучшими, — улыбается он. — И если окажется, что я был не прав, можешь сказать мне об этом. Пускай она и единственная моя дочь, это не должно останавливать тебя.

— Она… что? — говорит Артур.

***

Артур следит за выбранной им репетиционной аудиторией и ровно в 14.30 располагается в коридоре со своим айпадом. Он слушает запись музыки, которую сам играл, и отмечает части, которые после стоит отшлифовать. В 15:56 певица, наконец, выходит из аудитории, и Артур быстро ныряет внутрь и закрывает за собой дверь.

Репетиционные залы в консерватории небольшие, с полами, покрытыми ковролином, и в них едва хватает места для двух фортепиано, занимающими почти все пространство. Кто-то в порыве гуманности когда-то принял решение установить двери без стекла. Артур, конечно, любит уединенность, но очень неприятно, когда кто-то врывается в аудиторию, думая, что она свободна и нарывается на какого-нибудь певца, занимающегося йогой рядом с превосходной и очень тихой сейчас «Ямахой».

Артур неторопливо располагается. Майлз настаивает на хорошей разминке по всем правилам, и Артур добросовестно выполняет их все: потягивает пальцы, разминает руку, сжимает кулак, затем медленно играет гаммы, арпеджио, аккорды и каденции. Это занимают почти час, пока Артур увеличивает скорость и ловкость. Наконец он открывает свои ноты с заметками и принимается за более привычный репертуар, один раз проигрывает его полностью, а потом принимается отрабатывать особо каверзные куски. Спустя еще час, Артур начинает разучивать новое произведение, разбирая его по частям и экспериментируя с аппликатурой[3], орнаментикой[4] и звукоизвлечением. Это самый сложный час — слишком легко заработать дурные привычки на ранней стадии изучения произведения, а Артур старательно избегает вредных привычек. Он ничего не заучивает, пока не уверен, что выбрал правильный вариант игры конкретного куска.

Последний час — время для отрабатывания уже выученной им музыки, он шлифует и соединяет все в нечто поистине потрясающее и — как там говорил Майлз? — великолепное. Артур почти оправился уже от разочарования прошлого концерта, но теперь он твердо решил затмить всех и вся на следующем выступлении.

Стук в дверь пугает его. Артур подпрыгивает на месте от неожиданности, а затем смотрит на часы, которые положил на рояль рядом с пюпитром. Ровно восемь часов. Имс нашел его.

Он заходит в аудиторию, благоухая одеколоном и дождем, как человек, который пришел из дому и у которого есть своя жизнь, включающая смех и общение с друзьями. Имс ослепительно улыбается Артуру и протягивает грязную папку с отксерокопированными листами.

— Они немного помялись и перепутались, — говорит он. — На выступление ты, наверное, захочешь сшить их.

— Разумеется, к выступлению я все выучу, — отвечает Артур, берет папку и открывает ее.

— Нет-нет, — протестует Имс, — Ты вовсе не обязан. Многие пианисты пользуются нотами, когда играют для певцов.

— А я не буду, — возражает Артур. — Я не использую ноты, когда играю на концерте.

— Ясно, — говорит Имс, комично надувает щеки и широко распахивает глаза. — Ты фанатик, я понял, — ухмыляется он. — Ладно, шучу. Твоя самоотверженность и преданность делу достойна восхищения, ну, и тому подобного.

— Спасибо, — говорит Артур. На обложке папки написано «Winterreise». Там не указан автор, но Артур посмотрел в библиотеке перед началом своей репетиции и узнал, что музыку написал Шуберт. В принципе, ему нравится Шуберт. Все слова в песнях на немецком, и Артур не понял ни слова, разве что уловил что-то связанное с зимой. — Ну что ж, тебе, как я понимаю, нужно разогреться? — спрашивает он и встает, освобождая место за инструментом, если Имсу вдруг понадобится фортепиано для разминки.

— А, конечно, — бросает Имс, но даже не двигается в сторону рояля. Вместо этого он морщит лицо и принимается издавать громкие горловые и носовые звуки. — Не-ее. Н-ееее-е. Не-е-е-е-е-еее! — Это не ноты и не звукоряд, просто обычные громкие звуки. Артур растерянно моргает. — Ня! — продолжает Имс все громче. — Ня! Ня-ня-ня!!! — Артур снова моргает. — Хм, — произносит Имс очень низко и мягко. — М-м-м, — он выпячивает губы, и звук пузырится через них, словно у маленького ребенка, который «вжикает», играя с машинками. — Вот так, — говорит Имс и кивает, — теперь все, как надо, можем начинать.

— Это… — потрясенно начинает Артур, но замолкает. Он же не певец. Может певцам совсем не нужно разогреваться. Но если это так, то почему, во имя всего святого, некоторые из них так долго устраивают кошачьи концерты в репетиционных классах, трезвоня арпеджио, гаммы и упражнения? Артур закрывает рот и кладет ноты на фортепиано, быстро просматривая их.

— Ты умеешь читать с листа? — спрашивает Имс, и Артур вспоминает, как Майлз называл Имса светилом их консерватории, или кем-то вроде того. Что бы Артур до сих пор не думал об Имсе, сейчас не время скромничать.

— Да, — отвечает он.

— Это хорошо, потому что я — абсолютный бездарь в этом, — весело признается Имс. — Ты сможешь помочь мне разобрать мои ноты.

Артур в любом случае не собирался смеяться, но, быстро взглянув на Имса, он понимает, что тот вовсе не шутил.

— Тут всего одна нотная линейка, — объясняет он, пытаясь указать на простоту задания. — Одна нота за раз.

— Да, поэтому тебе не сложно будет помочь мне, правда? — говорит Имс, все с тем же энтузиазмом. — Давай начнем.

Артур выдыхает и машет указательным пальцем правой руки, чтобы дать знак Имсу начать. Тот наклоняется к плечу Артура — разумеется, он не принес экземпляр нот для себя — и поет что-то вроде «на-на-на», щурясь и звуча совершенно не так, как ожидал бы Артур от главной гордости консерватории. Скорее, как кто-то, кому всучили микрофон в караоке-баре и заставили петь песню, которую они никогда прежде не слышал, на языке, который он вообще не знает.

— Ага, — говорит Имс и выпрямляется. — Давай попробуем с фортепиано.

— Тебе нужно, чтобы я дважды проиграл твою часть? — с сомнением спрашивает Артур.

— Нет, я сейчас подхвачу, — говорит Имс, и Артур храбро играет вступление. Он кивает Имсу и тот…

Имс прекрасно поет весь этот бессловесный абсурд, и его парящие «а» содержат в себе каждый тон и окрас звука, который не в в состоянии передать инструмент. Артур вздрагивает так сильно, что едва не теряет мелодию, но, так или иначе, продолжает играть, ошеломленный мощностью и объемом звуков, которые издает Имс после своей бестолковой разминки и невнятной попытки чтения нот.

— Нормально вышло, — говорит Имс.

— Ты не хочешь отработать какой-нибудь фрагмент? — спрашивает Артур.

— Нет, думаю все и так хорошо, — отвечает Имс и переворачивает страницу со следующей песней. — Вот эту я уже слушал.

Они проходят каждую песню за пять-десять минут, и Имс невероятным образом умудряется схватывать все после первого чтения. Артур почти уверен, что тот просто разыгрывает его, если бы ему не казалось, что Имсу, кажется, абсолютно наплевать на его мнение о происходящем. Музыка достаточно проста, чтобы можно было прочитать ее с листа, хотя, разумеется, Артур позже тщательно все отрепетирует.

— Ну что, на сегодня достаточно, — говорит Имс после того, как они заканчивают с пятой песней. — Увидимся завтра на репетиционном занятии?

— Репетиционное занятие? — скептически переспрашивает Артур. — Завтра?

— Ах да, я же не сказал. У меня завтра в полдень занятие с Мол. Ты можешь прийти?

— У меня завтра в это время нет занятий, если ты это имеешь в виду, но я не успею все это выучить на завтра, — ошеломленно говорит Артур.

— Ах, ты слишком строг к себе, дорогуша, все будет хорошо. Разве сейчас ты не прочитал все блестящим образом? — уже у двери бросает Имс. — Еще раз спасибо, увидимся завтра!

— Но ты же не знаешь слов! — привстав, кричит Артур.

— Это всего лишь немецкий, разве нет? — радостно отвечает Имс. — В нужное время, я буду готов.

Артур угрюмо пинает дверь, чтобы та закрылась, и снова опускается на скамейку. Он думает, что пробудет здесь до тех пор, пока вахтеры не выгонят его отсюда домой.

***

Студия Mэллори Лоран блещет великолепным, сияющим трехметровым «Безендорфером». У Артура слегка подкашиваются ноги, когда он украдкой разглядывает студию и замечает еще и двухметровый «Стейнвей», скромно примостившийся под прямым углом от «Безендорфера». Перед Артуром рояль стоимостью более ста тысяч долларов.

Сама Mэллори — или Мол, как Имс назвал ее — едва ли менее впечатляет, и выглядит столь же дорого, как инструменты перед ним. Она подходит к ним с Имсом — само воплощение грации в облаке духов и шарфе от «Гермес».

— Имс, мой дорогой мальчик, — нежно говорит она и гладит его по волосам. — Кого ты привел мучить меня на этой неделе?

Артур замечает все: и поглаживание, и любящую улыбку, и, конечно же, легкий акцент на словах «на этой неделе».

— Артур, — отвечает Имс. — Артур... э…

— Гольдберг, — заканчивает Артур. — Боюсь, как в «Вариациях»[5], — ему нравится на всякий случай предотвращать комментарий по этому поводу, однако Мэллори едва удостаивает его взглядом, все еще будучи полностью сосредоточенной на своем дорогом мальчике. — Ваш отец — Майлз — мой преподаватель фортепиано.

— Правда? Как мило! — отзывается она и слегка закатывает глаза, глядя на Имса, поэтому Артур не может полностью разглядеть ее лицо. У нее французский акцент, который идеально сочетается с ее изысканностью и шикарными манерами. — Итак? Что вы приготовили для меня сегодня?

— Я подумал о том, чтобы взяться за «Lindenbaum»[6], — отвечает Имс. Артур колеблется, не зная, за какой рояль ему присесть.

— За большой, мистер «Гольдберг-как- в-„Вариациях“», — говорит Мол. — Если он не слишком пугает вас.

Артур не отвечает, просто шагает к «Безендорферу» и присаживается на стул. Он слишком высок для него, вероятно, Мол подгоняла его под себя. Артур мнется, но все же корректирует высоту нажатием рычага под сиденьем. Мол ничего не говорит. Имс становится у рояля, все еще не доставая ноты.

— Ну? — говорит Мол, присаживается и нетерпеливо поднимет бровь.

Артур опускает руки на клавиши и благоговейно ждет, пока схлынет волнение и страх…

— Я жду, — недовольно подгоняет Мол.

Поначалу Артур играет рывками и морщится, когда случайно выделяет не ту ноту.

— Pianissimo, sʼil vous plaît, Monsieur le Pianiste[7], — бросает Мол Артуру, и тот краснеет, потому что только начинает привыкать к новому инструменту: он звучит намного громче, чем те, на которых Артур играет обычно. Он жмет левой ногой на уна корду[8], хотя и всем сердцем ненавидит проклятую педаль и редко прибегает к ней, чтобы уменьшить громкость звучания. Крышка открыта полностью, и это словно палить из дробовика по консервным банкам: играть на этом монстре в такой маленькой студии.

У Артура теплится надежда, что Имс не так уж и гладко вольется, и поэтому даже подленько не дает ему знака, когда можно вступать, но тот на всех парах врывается в песню и поет ее на немецком. Его мощный голос с легкостью переплетается с мелодией, которую играет Артур на рояле. Артур мгновенно забывает о своем волнении, прислушиваясь к голосу Имса — сильному и четкому, проговаривающему каждое слово со всеми нужными нюансами к каждой фразе. «Вот тот талант, о котором говорил Майлз», — думает Артур, и его охватывает трепет, который рождается в нем лишь когда он слушает исполнение какого-нибудь удивительного пианиста.

— О, дивно, мой дорогой, — говорит Мол, затем встает и подходит к Имсу, погладив его по небритой щеке. — У тебя идеальный возраст, чтобы петь «Winterreise», и я с нетерпением буду ждать, когда ты исполнишь его в этом году.

Артур расслабляется, когда видит, что Мол переключается на Имса и начинает заниматься с ним всякими специальными вокальными упражнениями: открывает рот, заставляет высунуть язык и опустить плечи. Ее равнодушие к Артуру заставляет его ощущать смешанные чувства — с одной стороны, он чувствует себя недостойным внимания, с другой, облегчение от того, что она сосредоточилась на Имсе. Артур, почти скучая, листает ноты и не ощущает опасности пристального внимания Мол.

— Что касается вас, — вдруг резко бросает она, как раз в тот момент, когда Артур пытается подавить зевок. — У вас есть перевод?

— Нет, — говорит Артур. — Э, нету. Но будет, — он остро смотрит на Имса, который отвечает ему полным раскаяния взглядом из-за плеча Мол.

— Не стоит играть песенную музыку, если вы не знаете текста, — говорит Мол тоном, который совсем не напоминает прежнее милое и нежное щебетание. От него у Артура мороз по коже. — Это вам не сонату сыграть, мистер Гольдберг. И не концерт. На этих страницах есть слова. Что они означают?

— Ну… — заикается Артур, когда понимает, что Мол ждет ответа. — Эм… Baum — это «дерево». Липа, — Больше знакомых слов он не видит. Бабушки и дедушки Артура говорили на идише, но он не слишком-то хорошо помнит этот язык и почти уверен, что он не так уже перекликается с немецкими стихами Мюллера.

— На следующий раз у вас должен быть перевод, — говорит Мол. — А пока давайте посмотрим, сможем ли мы донести до вас понимание того, что значит, когда на сцене вы не один и играете с кем-то, кто также принимает участие в создаваемой музыке.

Артур застывает от стыда и гнева, но уступает Мол место за инструментом, чтобы она продемонстрировала ему то, что хочет. Она играет проигрыш и различные части. Также легко и хорошо, как Майлз. Но что-то происходит, когда Имс начинает петь, и это по-настоящему приковывает внимание Артура. Она играет с изысканным вниманием к деталям, но, в то же время, по-видимому, уступает Имсу, подчеркивая музыкой каждый нюанс его тембра и громкость, каждый вздох.

— Певцы дышат, мистер Гольдберг, — почти шепчет Мол и догоняет исполнение Имса. — Нам нужно научиться дышать вместе с ними, для них.

Артур, для которого понятие «дышать» на протяжении многих лет является ключевым, понимает, что она имеет в виду нечто совершенно другое. Она говорит об этом странном, химерном слиянии, которое сейчас соединяет ее с Имсом, нежном вызове и ответе на него, слишком интимном для взгляда. И Имс даже не смотрит на Мол, когда поет. Артур несколько раз моргает. Он слишком подавлен и не замечает, когда его глаза становятся влажными.

— Ах, — говорит Мол и, несмотря на то, как Артур поспешно прикрыл лицо рукой, она ничего не пропустила. — Имс, дорогой, по-моему, он начинает понимать.

— Да? — радостно спрашивает Имс. — Хорошо, потому что я, честно говоря, воспринимал его в основном как декорацию.

— Попробуй, — предлагает Мол, и Артур снова скользит за рояль.

Артур никак не может начать, но вот играет вступление и на этот раз наблюдает за Имсом.

— Нет, — говорит Мол. — Просто слушай. Ты все услышишь.

Артур отворачивается и смотрит на ноты, отчаянно прислушиваясь к дыханию Имса. И он слышит, слышит так ясно, словно Имс наклонился над его плечом.

Артур никогда прежде так не играл. Будучи сольным пианистом, он все свое внимание сосредотачивал на собственном звучании, на то, как инструмент отзывался на его прикосновения. А теперь Артур должен был слышать и реагировать на голос Имса, и все годы обучения, сосредотачивавшиеся на звучании высоты тонов, ставшее его второй натурой, теперь уступили всего лишь ответу на голос Имса и следованию за ним.

— Да, — говорит Мол, когда они заканчивают. — Артур, о чем эта песня? — снова спокойно спрашивает она.

— В ней говорится о том, что приходится оставлять позади, — отвечает Артур, и ему кажется, будто он до сих пор чувствует это, слышит в голосе Имса. — Что-то страшное и прекрасное.

Рука Мол мягко и легко касается плеча Артура.

— Он начинает понимать, Имс.

Артур встает, ощущая слабость в ногах, но вместе с тем и радость. Он даже не осознает, что прошло всего тридцать минут с того момента, как они вошли в студию.

— Увидимся на следующей неделе, — говорит Мол. — Артур, жду от тебя перевод песен.

— Да, конечно, — отвечает он и смотрит на Мол так, что у него мелькает в голове мысль — возможно, он все же немного натурал.

— Ладно, приятель, — обращается к нему Имс, и Артур, растерянно моргая, стряхивает с себя этот транс и покидает студию. Они с Имсом выходят в шумный коридор, пропахший заварной лапшой. — У нее несколько роялей, — говорит Имс, пошевелив бровями. — Хотя ты справился.

— Неожиданно для декорации, да? — многозначительно говорит Артур.

— Ох, я просто подкалывал тебя, — говорит Имс, и ослепительно улыбается Артуру. — Как думаешь, у тебя получится порепетировать завтра или послезавтра?

— Сегодня вечером, — не задумываясь, предлагает Артур. — Можем встретиться сегодня?

— Давай в восемь, — легко соглашается Имс. — Увидимся позже, Артур.

***

Артур впервые сожалеет, что ни с кем не подружился в своем классе, потому что нет никого, у кого он мог бы спросить об Имсе. Он даже не знает, как его зовут, Имс — это имя или фамилия? И меняет ли тот пианистов, как перчатки? Является ли Артур просто последним в длинной череде неудач, которые забраковала Мол? Отсутствие перевода, несомненно, было намеренной подлянкой Имса, но, в таком случае, Артур прошел проверку?

Артуру удается забронировать за собой аудиторию с «Безендорфером» на час позже, чем накануне, и у него остается много времени, чтобы скопировать перевод с Шуберта и Имсовых нот. Затем он открывает книгу с прекрасными песнями Шуберта, которую взял в библиотеке и читает о «Winterreise», решив узнать больше о стихах Мюллера и всем вокальным цикле.

Когда аудитория, наконец, свободна, Артур репетирует в своей обычной последовательности, хотя и с меньшим вниманием, чем обычно. Когда приходит время для нового произведения, Артур открывает тонкую папку с нотами, вместо своего хенлеровского издания «Бетховенских сонат», и тратит добрых полчаса на аппликатуры, пытаясь повторить звучание мелодии, как у Мол.

— Как я понимаю, ты готов для меня, — говорит Имс, внезапно возникая в дверях, и Артур с удивлением понимает, что потратил больше половины своего рабочего времени на оттачивание Имсовского Шуберта.

— Конечно, — отзывается Артур и ждет, пока Имс пробежится по своей странной тридцатисекундной разминке. Сегодня от него слегка пахнет сигаретным дымом и пивом; он пришел прямо из одного из университетских баров, понимает Артур. При этом, кажется, что его голосу совершенно это не вредит, и он звучит все также мягко и богато, как и несколько часов назад.

Они снова пробегаются по первым пяти песням и потом разбирают еще пять. Имс снова схватывает все после первой же читки так виртуозно, что Артур не может отделаться от мысли, что тот просто издевается над ним, изображая неумение читать с листа.

— Вот так мне нравится, а тебе? — спрашивает Имс, указывая на конкретный фрагмент, и наклоняется вперед, вклиниваясь в личное пространство Артура. Его накаченная рука, обрамленная татуировками и едва прикрытая рукавом футболки, оказывается прямо у него перед глазами. Он выглядит как хулиган, как один из тех тупых мудаков, которые мучили Артура в школе, однако, он хвалит Шуберта и без каких-либо колебаний почти прижимается к Артуру.

— Нравится, — откровенно признается Артур. — Действительно. — Он откашливается. — И это удивительно, потому что обычно — нет. То есть, я люблю играть один. Я люблю только фортепиано.

— Да уж, — решительно говорит Имс и улыбается. Он всегда улыбается, соблазнительная ухмылка закрытым ртом, которая обращает внимание на его полные губы на худом лице. — Я в шоке, — Мгновение он смотрит на рот Артура и у того сердце выскакивает из груди от мысли, что Имс собирается его поцеловать. — Спасибо, что пустил меня — бормочет Имс. У него красивые голубые глаза и теплый бархатный голос, и татуировки под облегающей футболкой… Но он отступает назад, почесывает нос и быстро говорит о том, что ему пора домой и его ожидает домашнее задание по технике речи.

И Артур снова остается один в аудитории, именно так, как он любит. Ему нужно задержаться и поработать над собственным репертуаром. Но вместо этого он опускает крышку фортепиано, кладет на нее руки и упирается в них лбом.
Устало вздыхая, он думает:

«Нет, все же гей. Все-таки самый настоящий гей».

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Камерная музыка - (от итал. camera — комната) — музыка, исполняемая небольшим коллективом музыкантов—инструменталистов и/или вокалистов.

2. Winterreise - оригинальное название сборника песен Шуберта "Зимний путь". Здесь и далее я буду указывать оригинальные названия, чтобы можно было с легкостью их найти и послушать.

3. Аппликатура - (нем. Applikatur, от лат. applico — прикладываю, прижимаю) — порядок расположения и чередования пальцев при игре на музыкальном инструменте. Умение разрабатывать аппликатуру — важная составляющая мастерства исполнителя.

4. Орнаментика - (от лат. ornamentum — украшение) — способы украшения мелодии в музыке.

5. Го́льдберг-вариа́ции (нем. Die Goldberg-Variationen) — музыкальное произведение Иоганна Себастьяна Баха, состоящее из Арии и 30 вариаций для клавесина. Впервые опубликованы в 1741 году как четвёртая часть серии, названной композитором «Клавирная практика» («Clavier-Übung»)

6. Lindenbaum - "Липа" песня из сборника "Зимний путь".

7. Пожалуйста потише, господин пианист.

8. Уна корда - левая педаль на инструменте. Если на нее нажать, передвинутые молотки бьют только по одной, а не по двум или трем струнам, предназначаемым для каждого звука.

@темы: Tom Hardy, Joseph Gordon-Levitt, translations, R

---

Ищу фик!

[chiffa_shurf]

Ребятушки, выручайте.

Давным давно читала прекрасный фик на английском языке, где Имс и Артур пациенты психиатрической клиники. Мол там работает психологом насколько я помню и в конце помогает Артуру сбежать. Из других событий мало что помню, но очень сильный по атомсфере фик был это точно.

@темы: fanfic: eng, offtop

---

Ищу фанфик.

[.ciel.]

Ищу один фанфик, где Имс - писатель, а Артур редактор. Но это не фанфик Bianca Neve, размер был миди и рейтинг высокий.
P.S. Раньше я могла найти этот фанфик через Гугл, но сейчас что-то не выходит

@темы: fanfic: rus, offtop

---

Ищу фанфики.

[Gurikman]

Искала когда-то фанфик, я знаю, что он где-то здесь, по крайней мере был, читала очень давно. Пытаюсь снова найти, сюжет: Имс начинает наблюдать за Артуром, удивляется, как он может найти подход ко всем участникам команды. Для Ариадны вроде наставник, для Сайто слушатель, еще хвалит заслуги Юсуфа. Имс считает, что Артур как хлеб - все прохожие на него оборачиваются, но не потому, что симпатичный, а потому, что чем-то притягивает. Еще помню фразу "Как Артуру удается объять необъятное?". В конце Имс не выдерживает и притискивает Артура к стене, требует объяснений, а потом понимает, что Артур и его притянул своей загадкой. Кажется, это был драббл или мини. Спасибо заранее, давно ищу!

Если не сложно, можете еще ссылку на фик "Осуждению не подлежит" кроссовер Начала с Шерлоком, тоже драббл, кажется. Найден.

И еще фик, в котором Артур может превращаться в гуся. Или селезня. В общем, Имс решил увести его с собой. Потом то ли Артур убегает (улетает) от него, то ли у них пути разошлись, но Имс оказался среди цыган (кажется), и у него женщина. Как-то появляется Артур и они снова вместе. В конце Имс кого-то простреливает, чтобы спасти Артура, а Артур улетает окончательно. И на этом фик заканчивается. Может миди. Найден.

Решила сразу все потерянные фики написать, чтобы не надоедать каждый раз.

Фик, в котором Артур слепнет, чтобы спасти Имса, а Имс за ним ухаживает. Постельная сцена, все по согласию. Найден.

Один фик я помню очень плохо, знаю только, что там Артур видит во сне зеленую дверь и Имса. И очень ждет этих снов. В конце Имс оказывается реальным, дверь, кстати, тоже. Найден.

Киньте ссылки на фики, в которых Артур теряет память, а Имс заново учит его азам дримшеринга, ну или в которых неопытного Артура обучает Имс. Я просто не могу вспомнить фик, там Артур просыпается и понимает, что ничего не помнит, а его телефон звонит и на нем песня Personne. Фик тогда не был закончен, назывался, кажется, "Амнезия", но ничего не нашла. Захотелось таких же фиков почитать.

@темы: fanfic: rus, offtop

---

[Марсианская ящерица Федор]

Здравствуйте, я давно ищу один фик, никак не могу найти (а очень хочется).
Сюжет следующий. Имс с Артуром вместе уже около 10 лет, когда Артура убивают. Он просыпается и обнаруживает, что последние 10 лет были сном, специально сконструированным какой-то правительственной организацией (или армией, тут я не точно помню). Он пытается найти Имса, но по всем документам тот мертв. Между делом встречает Ариадну, которая тоже была во сне. В конце Имс с Артуром все же встречаются, случайно, в чьем-то сне.
Помогите, пожалуйста, кто знает.

@темы: offtop