thousand-yard stare
Название: Crush
Автор: knowmydark
Переводчик: вэнс
Рейтинг: R
Жанр: angst/romance
Примечание переводчика: это стилизованный текст, который может показаться довольно странным и совсем не похожим на фик. Автор вдохновлялся творчеством американского поэта Ричарда Сайкена. Crush - название его поэтического сборника.
читать дальшеThis is how you make the meaning, you take two things and try to define the space between them.
Richard Siken, «You Are Jeff»
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и он не скажет тебе, что любит тебя, но это оттого, что не любит. Он не скажет тебе, что ты нужен ему, у тебя в ушах гул ветра, врывающегося через окна, ревет мотор, и дорога неустойчиво виляет под колесами, шумит ветер, грохочет твое сердце, на кончиках волос прекрасного мальчика солнце, и все правильно. Здесь, с опущенной крышей и поднятыми стеклами, ты так близок к счастью, как никогда раньше, бледная рука мальчика покоится на руле, пока он везет тебя в везде и в никуда одновременно.
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и ты отправишься с ним, куда бы он ни пожелал, ты увидишь то, что увидит он. Между вами пять лет, от двадцати шести до двадцати одного, и ты будешь пересчитывать их, как пересчитываешь каждую его ресницу, каждую улыбку, которую он дарит тебе, как все, чем он станет. Он юн, а ты – молод. Он краснеет, когда смеется. Когда он, наконец, притормозит у какого-нибудь парка, ты забросишь ноги на приборную панель, а небо будет таким синим, что в нем можно будет утонуть, и на какое-то время это станет самым прекрасным, что ты увидишь.
--
Ты будешь смотреть, как он взрослеет.
Ты будешь смотреть на него как на брата, друга, дитя, большее, меньшее, нечто, кого-то, сверкающего как серп полумесяца, неудобно свернувшегося и уснувшего на заднем сиденье, и, может, ты слишком налег на тормоза, может, ты едешь слишком медленно. Вы в машине, и ты мог бы дотянуться и скользнуть ладонью по его лодыжке, удивиться, как она соединяется с остальным его телом, и, возможно, вот так бы все и решилось, это вписывание букв в кроссворд и вечное ожидание ключа в следующем номере газеты. Ты мог бы любить его, это хрупкое, мерцающее существо, но ты на пять лет впереди и, возможно, ты сломаешь его, возможно, ты будешь ждать, пока он тебя догонит. Ты мог бы остановить машину, ты мог бы открыть дверь. Ты мог бы прошагать пять миль, милю за год, и потом встать, подперев спиной небо, словно ты держишь его так высоко для него одного, для себя, для того, чтобы услышать гул мотора, который значил бы, что он нашел дорогу к тебе и потихоньку приближается.
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и ты пытаешься не сказать ему, что любишь его, потому что не любишь. Вы в машине, а лобовое стекло разбито и содрано, как костяшки пальцев, обжигающее, как ход пули в стволе, и ты мог бы быть стволом, мог бы быть пулей, ты мог бы оставить ногтями длинные царапины на его боках, и вы двое могли бы быть неповторимы.
Ты мог бы сказать: «Детка», мог бы сказать: «будь осторожен», мог бы сказать то, что не можешь. Ты мог бы поцеловать его. Мог бы убить его. Взаимозаменяемые действия. Ему двадцать три, и он ничем не связан, и он умрет с ногой на педали газа, а кровь будет просачиваться сквозь трещины в его зубах, между его ребер, а прямо перед тем, как вы разобьетесь, он положит ладонь тебе на шею, если повезет, и вы оба проснетесь в такт собственному пульсу, и он влюбится в это, он влюбится в это, не в тебя.
--
Ты будешь смотреть, как он взрослеет, так никто не взрослеет, и будешь оглядываться на пять лет между вами и хотеть убежать обратно, туда, где он, прочь от опасного поворота, чтобы заново прожить все пять миль, с глазами, горящими от снов под кожей, вместе с ним. Ты прожил бы для него все, что угодно. Он прекрасный мальчик, а ты не влюблен.
--
Твое имя Имс, и для тебя оно похоже на комнату, обитель, темный отель. Ты можешь пройти по доскам пола, и их скрип сложится в песни сирен, погружающие в сон, сон во сне внутри сна. В этой комнате (если ты готов, ты увидишь) есть тусклый фонарь, в котором ты хранишь вас обоих, как бабочку под стеклом, но если ты хранишь что-то, ты, скорее всего, это задушишь, ты будешь любить это до тех пор, пока не останется ничего, что еще можно было бы любить. Твой большой палец на бороздках твоей фишки, твой сустав взбегает к запястью, в твоих ребрах словно прячутся мощные меха, твое сердце отсчитывает время подобно метроному. Несколько биений, и бороздки сотрутся о кожу. Еще несколько, и ты разобьешь и стекло. Ты мог бы смять в руках сталь, если бы у тебя было достаточно времени, если бы ты достаточно любил её. Если бы ты хотел её.
--
Твое имя Имс, и ты будешь стоять посреди вздувшегося поля, где ромашки вырастают большими, как пальцы. Это работа. Ты принимаешь её всерьез. Там, где солнце плавится во всю ширину кромки горизонта, прекрасный мальчик обернется и посмотрит на тебя. На воротнике его рубашки будет кровь, еще пятнышко – на высокой скуле, и солнце окутает его сияющим ореолом, и он будет улыбаться, коротко и тайно, только тебе, и ты бы ни за что не поверил, что он так повзрослеет, но он повзрослел, пять лет, пять миль, не так уж долго.
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и ты пытаешься не сказать ему, что любишь его, и пытаешься задушить это чувство, и дрожишь.
Когда начинается дождь, он идет стеной, вьется сквозь облака, а на руле бледные руки, и он везет тебя куда-то, показывает что-то, двигается, не прикасаясь к педалям, черная лента дороги замерла. Когда разверзается небо, оно постепенно собирается заново, медленно, как запекается кровь, словно сшиваемое иголкой и ниткой, как тело, которое отскребают от тротуара и суют в топку, чтобы сжечь. Ты мог бы сказать: «О», мог бы сказать: «Мол», мог бы положить подрагивающую руку на подлокотник, и туда же – подрагивающую ладонь. Ты мог бы сфокусироваться на опасном повороте. Мог бы отгородиться от звука прекрасного мальчика рядом с тобой.
--
Как наждачная бумага, как сердце, спрятанное в коробку, как прицел, как годы, как время, как дороги, как двигается мальчик рядом с тобой, как его зубы, как его глаза, как его рот, как его горло, как мили, как мили, как мили, как ближе, как недостаточно близко.
--
Ты будешь смотреть, как он взрослеет.
Будешь наблюдать за ним, верным, лакированным, стройным, слой за слоем, под слоем поверх слоя, и ты будешь наблюдать, как он осторожно развертывается, как в его улыбках появляется изгиб специально для тебя, не совсем юный, но совсем не старый. Он сядет за стол или потянется за папкой, и на мгновение станет свет, возможно – из открытого окна, на кончиках волос прекрасного мальчика будет солнце, и ты задержишь этого его в легких, как вдох, и будешь держать, и держать, и держать, не отпуская. Он обтреплется по краям, его цвета потускнеют. Серый окаймит его, как старую фотокарточку. Ты будешь смотреть на него и не будешь любить его, пока еще нет. Ты будешь ждать. Он не влюблен в тебя.
--
Жжет легкие. Ты выдыхаешь? Или нет?
Ты будешь ждать.
Он не влюблен в –
--
Ты мог бы сказать «детка», ты мог бы сказать «будь осторожен», а он бы взглянул, просто взглянул, он не послушался бы. Его глаза были бы так же прекрасны, как и он весь, живой, настоящий: нога застряла на педали газа, словно крюк, торчащий из его лацканов, и вжимает её в пол, вдоль горла стекает кровь; а ты думал бы о приближающемся опасном повороте, о том, как он будет смотреться, вылетая сквозь лобовое стекло, и когда это произойдет, он поднимет облако стеклянных брызг, и на какое-то время это станет самым прекрасным, что ты увидишь. Возможно, он ждет, что ты вылетишь вместе с ним. Возможно, он ждет, когда ты отпустишь сам себя. Ты на всякий случай отстегиваешь ремень безопасности, и ждешь, ждешь, а потом просыпаешься.
--
Твое имя Имс, и ты зажег стоп-сигналы, нажал на тормоза, таишься. Ты будешь сидеть здесь и смотреть, как он взрослеет. Ты пройдешь одну милю, он пройдет одну милю, и ты будешь продолжать надеяться, что однажды он пройдет две, а потом еще две, и тогда вы пойдете в ногу. Ночами ты будешь входить в храмы, помазанные маслом, а прекрасный мальчик будет ждать тебя, двадцать восемь к твоим тридцати трем, но твой, и ты будешь любить его, не боясь, что сломаешь, не опасаясь изгнать его из себя.
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и он не скажет тебе, что любит, но он тебя любит.
Он не скажет тебе, потому что сам еще не знает, а ты не скажешь ему, потому что ты тоже еще этого не знаешь. Это осядет на приборной панели вместе с солнцем. Не моргай. Вы будете преодолевать этот путь по миле за раз. Опасный поворот приближается, и ты должен быть готов. Держи руки на руле.
--
Твое имя Имс, и для тебя оно похоже на комнату, обитель, темный отель. Ты заложил заряды под этой комнатой, снаружи, там, где снег валится с неба, как мука из рецепта, который тебе еще не известен, а внутри этой комнаты прекрасный мальчик заново учится любить отца.
Это не тот же самый мальчик, которого ты любишь или не любишь, это другой, и он собирает тело по кусочку и встряхивает его, чтобы оно завелось, как сердце. Ты не говоришь ему, что это не его тело, что оно – всего лишь осязаемая форма нанизанных друг на друга мыслей, мечтаний, желаний и надежд, и если бы ты пригляделся, то, конечно, нашел бы крохотные пятнышки нестыковок. Ты не говоришь ему. Ты изучаешь его, ты смотришь, как он взрослеет. Ты мог бы отфильтровать эту любовь, мог бы помочь ему извлечь её эссенцию, ты мог бы нажать на кнопку, и заряды взорвались бы, и здание смялось бы именно так, как ты себе представлял, обрушилось бы внутрь.
Ты нажимаешь на кнопку.
--
После внедрения мир пошатнется, вы справитесь с невообразимым. Ты выйдешь из дверей аэропорта в одиночестве, и тогда мостовая треснет и разойдется, как края раны, проглотит тебя, задержит на самом дне своей утробы, как дыхание, потому что в это время мальчик пойдет за тобой, ты будешь стоять на мостовой, небо будет синим, а он найдет тебя. Он подойдет к тебе совсем близко, чтобы встать рядом. Он будет идти за тобой по пятам, куда бы ты ни отправился.
Смысл – промежуток между двумя вещами, и смысл – пять лет, возможно, пять миль. Смысл – тонкая взвесь опасного поворота, а вам еще не удалось до него добраться.
Прекрасный мальчик, стоя рядом с тобой, мог бы сказать: «Имс, подожди. Куда ты теперь?»
Ты мог бы сказать: «Куда-нибудь».
Ты мог бы сказать: «Не знаю».
Ты мог бы сказать: «Милый, я отправлюсь туда же, куда и ты», но в глубине души ты трусишь, поэтому ты ответишь: «Обратно домой».
Прекрасный мальчик, стоя рядом с тобой, мог бы сказать: «Ладно», щурясь на солнце, стройный, и лакированный, и верный, и безнадежно потерянный, и ты увидишь это, неожиданно, вдруг, как настигает стук колес о рельсы, прежде чем сбивает сам поезд. Ты взглянешь на него. Он повернется точно на восемнадцать градусов, чтобы встать лицом к лицу, он мог бы сказать: «Я с тобой».
Ты скажешь: «Нет».
«Тебе больше не нужно меня защищать», – ответит он. «Мне уже двадцать девять, не маленький».
«Ты все еще на пять лет меня младше», – скажешь ты.
«Я всегда буду младше тебя на пять лет».
Смысл – промежуток между двумя вещами, и смысл – то, как скользит его ладонь по твоему запястью, будто он хочет узнать, как оно соединено с тобой, будто вот так это все и решится, каким-то образом.
«Не надо останавливаться и ждать меня», – скажет он и сомкнет пальцы над тем местом, где бьется твой пульс.
«Нет», – ответишь ты. «Ты не понимаешь».
Он скажет: «Понимаю. Понимаю, правда».
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и он не скажет тебе, что любит, но он тебя любит.
И тебе будет казаться, что ты совершил нечто ужасное, ограбил винный магазин, или наглотался таблеток, или вырыл себе могилу в грязи и лег в нее, дожидаясь чего-то в полном одиночестве.
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и он не скажет тебе, что ты ему нужен, но ты ему нужен, у тебя в ушах гул ветра, его нога на педали газа, и вы не остановитесь, ты не откроешь дверь, не будешь вычеркивать милю за милей, ты будешь смотреть, как неустойчиво виляет под колесами дорога, и считать его улыбки, затаивать их, как дыхание. Ты мог бы любить его, это хрупкое, мерцающее существо, и ты любишь, ты мог бы сломать его, а он мог бы сломать тебя.
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и ты отправишься с ним, куда бы он ни пожелал, ты увидишь то, что увидит он. Ты пойдешь за ним куда угодно. Вы в машине, и так вы идете в ногу, наравне, миля за милей к опасному повороту. Вы подойдете к нему вместе, и прямо перед тем, как вы разобьетесь, он положит ладонь тебе на шею, и это будет похоже на молитву, для которой не существует слов, а ты почувствуешь, как внутри тебя пустило корни твое сердце, словно ты открыл нечто, для чего у тебя нет даже имени.
Автор: knowmydark
Переводчик: вэнс
Рейтинг: R
Жанр: angst/romance
Примечание переводчика: это стилизованный текст, который может показаться довольно странным и совсем не похожим на фик. Автор вдохновлялся творчеством американского поэта Ричарда Сайкена. Crush - название его поэтического сборника.
читать дальшеThis is how you make the meaning, you take two things and try to define the space between them.
Richard Siken, «You Are Jeff»
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и он не скажет тебе, что любит тебя, но это оттого, что не любит. Он не скажет тебе, что ты нужен ему, у тебя в ушах гул ветра, врывающегося через окна, ревет мотор, и дорога неустойчиво виляет под колесами, шумит ветер, грохочет твое сердце, на кончиках волос прекрасного мальчика солнце, и все правильно. Здесь, с опущенной крышей и поднятыми стеклами, ты так близок к счастью, как никогда раньше, бледная рука мальчика покоится на руле, пока он везет тебя в везде и в никуда одновременно.
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и ты отправишься с ним, куда бы он ни пожелал, ты увидишь то, что увидит он. Между вами пять лет, от двадцати шести до двадцати одного, и ты будешь пересчитывать их, как пересчитываешь каждую его ресницу, каждую улыбку, которую он дарит тебе, как все, чем он станет. Он юн, а ты – молод. Он краснеет, когда смеется. Когда он, наконец, притормозит у какого-нибудь парка, ты забросишь ноги на приборную панель, а небо будет таким синим, что в нем можно будет утонуть, и на какое-то время это станет самым прекрасным, что ты увидишь.
--
Ты будешь смотреть, как он взрослеет.
Ты будешь смотреть на него как на брата, друга, дитя, большее, меньшее, нечто, кого-то, сверкающего как серп полумесяца, неудобно свернувшегося и уснувшего на заднем сиденье, и, может, ты слишком налег на тормоза, может, ты едешь слишком медленно. Вы в машине, и ты мог бы дотянуться и скользнуть ладонью по его лодыжке, удивиться, как она соединяется с остальным его телом, и, возможно, вот так бы все и решилось, это вписывание букв в кроссворд и вечное ожидание ключа в следующем номере газеты. Ты мог бы любить его, это хрупкое, мерцающее существо, но ты на пять лет впереди и, возможно, ты сломаешь его, возможно, ты будешь ждать, пока он тебя догонит. Ты мог бы остановить машину, ты мог бы открыть дверь. Ты мог бы прошагать пять миль, милю за год, и потом встать, подперев спиной небо, словно ты держишь его так высоко для него одного, для себя, для того, чтобы услышать гул мотора, который значил бы, что он нашел дорогу к тебе и потихоньку приближается.
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и ты пытаешься не сказать ему, что любишь его, потому что не любишь. Вы в машине, а лобовое стекло разбито и содрано, как костяшки пальцев, обжигающее, как ход пули в стволе, и ты мог бы быть стволом, мог бы быть пулей, ты мог бы оставить ногтями длинные царапины на его боках, и вы двое могли бы быть неповторимы.
Ты мог бы сказать: «Детка», мог бы сказать: «будь осторожен», мог бы сказать то, что не можешь. Ты мог бы поцеловать его. Мог бы убить его. Взаимозаменяемые действия. Ему двадцать три, и он ничем не связан, и он умрет с ногой на педали газа, а кровь будет просачиваться сквозь трещины в его зубах, между его ребер, а прямо перед тем, как вы разобьетесь, он положит ладонь тебе на шею, если повезет, и вы оба проснетесь в такт собственному пульсу, и он влюбится в это, он влюбится в это, не в тебя.
--
Ты будешь смотреть, как он взрослеет, так никто не взрослеет, и будешь оглядываться на пять лет между вами и хотеть убежать обратно, туда, где он, прочь от опасного поворота, чтобы заново прожить все пять миль, с глазами, горящими от снов под кожей, вместе с ним. Ты прожил бы для него все, что угодно. Он прекрасный мальчик, а ты не влюблен.
--
Твое имя Имс, и для тебя оно похоже на комнату, обитель, темный отель. Ты можешь пройти по доскам пола, и их скрип сложится в песни сирен, погружающие в сон, сон во сне внутри сна. В этой комнате (если ты готов, ты увидишь) есть тусклый фонарь, в котором ты хранишь вас обоих, как бабочку под стеклом, но если ты хранишь что-то, ты, скорее всего, это задушишь, ты будешь любить это до тех пор, пока не останется ничего, что еще можно было бы любить. Твой большой палец на бороздках твоей фишки, твой сустав взбегает к запястью, в твоих ребрах словно прячутся мощные меха, твое сердце отсчитывает время подобно метроному. Несколько биений, и бороздки сотрутся о кожу. Еще несколько, и ты разобьешь и стекло. Ты мог бы смять в руках сталь, если бы у тебя было достаточно времени, если бы ты достаточно любил её. Если бы ты хотел её.
--
Твое имя Имс, и ты будешь стоять посреди вздувшегося поля, где ромашки вырастают большими, как пальцы. Это работа. Ты принимаешь её всерьез. Там, где солнце плавится во всю ширину кромки горизонта, прекрасный мальчик обернется и посмотрит на тебя. На воротнике его рубашки будет кровь, еще пятнышко – на высокой скуле, и солнце окутает его сияющим ореолом, и он будет улыбаться, коротко и тайно, только тебе, и ты бы ни за что не поверил, что он так повзрослеет, но он повзрослел, пять лет, пять миль, не так уж долго.
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и ты пытаешься не сказать ему, что любишь его, и пытаешься задушить это чувство, и дрожишь.
Когда начинается дождь, он идет стеной, вьется сквозь облака, а на руле бледные руки, и он везет тебя куда-то, показывает что-то, двигается, не прикасаясь к педалям, черная лента дороги замерла. Когда разверзается небо, оно постепенно собирается заново, медленно, как запекается кровь, словно сшиваемое иголкой и ниткой, как тело, которое отскребают от тротуара и суют в топку, чтобы сжечь. Ты мог бы сказать: «О», мог бы сказать: «Мол», мог бы положить подрагивающую руку на подлокотник, и туда же – подрагивающую ладонь. Ты мог бы сфокусироваться на опасном повороте. Мог бы отгородиться от звука прекрасного мальчика рядом с тобой.
--
Как наждачная бумага, как сердце, спрятанное в коробку, как прицел, как годы, как время, как дороги, как двигается мальчик рядом с тобой, как его зубы, как его глаза, как его рот, как его горло, как мили, как мили, как мили, как ближе, как недостаточно близко.
--
Ты будешь смотреть, как он взрослеет.
Будешь наблюдать за ним, верным, лакированным, стройным, слой за слоем, под слоем поверх слоя, и ты будешь наблюдать, как он осторожно развертывается, как в его улыбках появляется изгиб специально для тебя, не совсем юный, но совсем не старый. Он сядет за стол или потянется за папкой, и на мгновение станет свет, возможно – из открытого окна, на кончиках волос прекрасного мальчика будет солнце, и ты задержишь этого его в легких, как вдох, и будешь держать, и держать, и держать, не отпуская. Он обтреплется по краям, его цвета потускнеют. Серый окаймит его, как старую фотокарточку. Ты будешь смотреть на него и не будешь любить его, пока еще нет. Ты будешь ждать. Он не влюблен в тебя.
--
Жжет легкие. Ты выдыхаешь? Или нет?
Ты будешь ждать.
Он не влюблен в –
--
Ты мог бы сказать «детка», ты мог бы сказать «будь осторожен», а он бы взглянул, просто взглянул, он не послушался бы. Его глаза были бы так же прекрасны, как и он весь, живой, настоящий: нога застряла на педали газа, словно крюк, торчащий из его лацканов, и вжимает её в пол, вдоль горла стекает кровь; а ты думал бы о приближающемся опасном повороте, о том, как он будет смотреться, вылетая сквозь лобовое стекло, и когда это произойдет, он поднимет облако стеклянных брызг, и на какое-то время это станет самым прекрасным, что ты увидишь. Возможно, он ждет, что ты вылетишь вместе с ним. Возможно, он ждет, когда ты отпустишь сам себя. Ты на всякий случай отстегиваешь ремень безопасности, и ждешь, ждешь, а потом просыпаешься.
--
Твое имя Имс, и ты зажег стоп-сигналы, нажал на тормоза, таишься. Ты будешь сидеть здесь и смотреть, как он взрослеет. Ты пройдешь одну милю, он пройдет одну милю, и ты будешь продолжать надеяться, что однажды он пройдет две, а потом еще две, и тогда вы пойдете в ногу. Ночами ты будешь входить в храмы, помазанные маслом, а прекрасный мальчик будет ждать тебя, двадцать восемь к твоим тридцати трем, но твой, и ты будешь любить его, не боясь, что сломаешь, не опасаясь изгнать его из себя.
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и он не скажет тебе, что любит, но он тебя любит.
Он не скажет тебе, потому что сам еще не знает, а ты не скажешь ему, потому что ты тоже еще этого не знаешь. Это осядет на приборной панели вместе с солнцем. Не моргай. Вы будете преодолевать этот путь по миле за раз. Опасный поворот приближается, и ты должен быть готов. Держи руки на руле.
--
Твое имя Имс, и для тебя оно похоже на комнату, обитель, темный отель. Ты заложил заряды под этой комнатой, снаружи, там, где снег валится с неба, как мука из рецепта, который тебе еще не известен, а внутри этой комнаты прекрасный мальчик заново учится любить отца.
Это не тот же самый мальчик, которого ты любишь или не любишь, это другой, и он собирает тело по кусочку и встряхивает его, чтобы оно завелось, как сердце. Ты не говоришь ему, что это не его тело, что оно – всего лишь осязаемая форма нанизанных друг на друга мыслей, мечтаний, желаний и надежд, и если бы ты пригляделся, то, конечно, нашел бы крохотные пятнышки нестыковок. Ты не говоришь ему. Ты изучаешь его, ты смотришь, как он взрослеет. Ты мог бы отфильтровать эту любовь, мог бы помочь ему извлечь её эссенцию, ты мог бы нажать на кнопку, и заряды взорвались бы, и здание смялось бы именно так, как ты себе представлял, обрушилось бы внутрь.
Ты нажимаешь на кнопку.
--
После внедрения мир пошатнется, вы справитесь с невообразимым. Ты выйдешь из дверей аэропорта в одиночестве, и тогда мостовая треснет и разойдется, как края раны, проглотит тебя, задержит на самом дне своей утробы, как дыхание, потому что в это время мальчик пойдет за тобой, ты будешь стоять на мостовой, небо будет синим, а он найдет тебя. Он подойдет к тебе совсем близко, чтобы встать рядом. Он будет идти за тобой по пятам, куда бы ты ни отправился.
Смысл – промежуток между двумя вещами, и смысл – пять лет, возможно, пять миль. Смысл – тонкая взвесь опасного поворота, а вам еще не удалось до него добраться.
Прекрасный мальчик, стоя рядом с тобой, мог бы сказать: «Имс, подожди. Куда ты теперь?»
Ты мог бы сказать: «Куда-нибудь».
Ты мог бы сказать: «Не знаю».
Ты мог бы сказать: «Милый, я отправлюсь туда же, куда и ты», но в глубине души ты трусишь, поэтому ты ответишь: «Обратно домой».
Прекрасный мальчик, стоя рядом с тобой, мог бы сказать: «Ладно», щурясь на солнце, стройный, и лакированный, и верный, и безнадежно потерянный, и ты увидишь это, неожиданно, вдруг, как настигает стук колес о рельсы, прежде чем сбивает сам поезд. Ты взглянешь на него. Он повернется точно на восемнадцать градусов, чтобы встать лицом к лицу, он мог бы сказать: «Я с тобой».
Ты скажешь: «Нет».
«Тебе больше не нужно меня защищать», – ответит он. «Мне уже двадцать девять, не маленький».
«Ты все еще на пять лет меня младше», – скажешь ты.
«Я всегда буду младше тебя на пять лет».
Смысл – промежуток между двумя вещами, и смысл – то, как скользит его ладонь по твоему запястью, будто он хочет узнать, как оно соединено с тобой, будто вот так это все и решится, каким-то образом.
«Не надо останавливаться и ждать меня», – скажет он и сомкнет пальцы над тем местом, где бьется твой пульс.
«Нет», – ответишь ты. «Ты не понимаешь».
Он скажет: «Понимаю. Понимаю, правда».
--
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и он не скажет тебе, что любит, но он тебя любит.
И тебе будет казаться, что ты совершил нечто ужасное, ограбил винный магазин, или наглотался таблеток, или вырыл себе могилу в грязи и лег в нее, дожидаясь чего-то в полном одиночестве.
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и он не скажет тебе, что ты ему нужен, но ты ему нужен, у тебя в ушах гул ветра, его нога на педали газа, и вы не остановитесь, ты не откроешь дверь, не будешь вычеркивать милю за милей, ты будешь смотреть, как неустойчиво виляет под колесами дорога, и считать его улыбки, затаивать их, как дыхание. Ты мог бы любить его, это хрупкое, мерцающее существо, и ты любишь, ты мог бы сломать его, а он мог бы сломать тебя.
Вы в машине с прекрасным мальчиком, и ты отправишься с ним, куда бы он ни пожелал, ты увидишь то, что увидит он. Ты пойдешь за ним куда угодно. Вы в машине, и так вы идете в ногу, наравне, миля за милей к опасному повороту. Вы подойдете к нему вместе, и прямо перед тем, как вы разобьетесь, он положит ладонь тебе на шею, и это будет похоже на молитву, для которой не существует слов, а ты почувствуешь, как внутри тебя пустило корни твое сердце, словно ты открыл нечто, для чего у тебя нет даже имени.
@темы: translations, R
-
-
23.02.2011 в 21:52-
-
23.02.2011 в 22:03-
-
23.02.2011 в 23:00-
-
23.02.2011 в 23:09-
-
23.02.2011 в 23:25Спасибо за перевод!))
-
-
23.02.2011 в 23:33-
-
23.02.2011 в 23:34-
-
23.02.2011 в 23:36-
-
23.02.2011 в 23:38это точно)))
-
-
23.02.2011 в 23:38Оправдала) весьма себе crazy, но я пока слишком пьян чтобы оценить. Хотя в любом случае тут нужно просто чувствовать, а чувства противоречивы и своеобразны)) в оригинале, наверное, ещё вкуснее всё это выглядит.
Спасибо. Здорово.
-
-
23.02.2011 в 23:40да, верно. так что оно подождет до адеквата)
и снова пожалуйста
-
-
24.02.2011 в 00:25ups. не тот смайлик поставила...
-
-
24.02.2011 в 00:30-
-
24.02.2011 в 19:35Спасибо огромное за перевод!
-
-
24.02.2011 в 21:39пожалуйста)
-
-
24.02.2011 в 22:53-
-
24.02.2011 в 23:31-
-
28.02.2011 в 21:29-
-
28.02.2011 в 21:42-
-
24.12.2012 в 23:44-
-
03.05.2014 в 13:53