пишу с ошибками. Упс.
Название: Преступление и наказание
Автор: Яшмовая Гунян
Бета: Bianca Neve
Форма: миди
Пейринг/Персонажи: Имс/Артур, Сайто, Кобб, Мол
Категория: слэш
Жанр: юмор, романс
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Новенький, сержант Имс, ворвался в наше Гнездышко и сразу все поставил с ног на голову.
Количество слов: 9276
Задание: фильм "Пролетая над гнездом кукушки"
Примечание: ретеллинг, АУ по отношению к обоим канонам
Фик подарен +Lupa+, человеку, который проделал титанический труд. Она проверяла почти все наши фики. Она читала и проверяла их, иэто при том что у нее была своя команда.
Когда я дарила +Lupa+ этот фик, я очень надеялась, что юмор ее приободрит )))
П.С. за коллаж спасибо JS[Shrimp]

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
Часть первая. Веселая.
Неуставные отношения.
Вот я. Тихий японец по имени Сайто. Мету плац.
Вжих-вжих, скребет метла, вжих-вжих.
А вот мои товарищи по оружию. Тут и там, там и тут. Подметают, убирают, начищают. Не сидят без дела. Майор не любит, когда кто-то сидит без дела. Если подобное случается, он немедленно находит лентяю занятие, да такое, что лучше уж скрести бетон метлой.
Я и скребу, вжих-вжих. Хорошее занятие. Тихое.
А это черные слуги. Его помощники. Следят за мной, смотрят, пропущу я где-то пылинку или нет. Пропущу – все запомнят. И на построении вцепятся, поволокут на расправу.
Впрочем, за мной следят вполглаза. Я тихий.
Я молчу.
Вжих-вжих. Метла шуршит громче моих мыслей. Сам я тихий, очень тихий, практически неслышный. Мне даже дали прозвище – немой.
Я здесь уже два месяца и все время молчу. Здесь хорошо. Тихо и никто ничего не взрывает. Если «вести себя хорошо» и «соблюдать правила», то в Гнездышке даже… уютно.
Гнездышко – это мы так зовем нашу базу. Маленькую, далекую базу «Кукушкино гнездо». Сюда направляют в исправительных целях.
И нас тут исправляют. Или оставляют навсегда.
Больше-то нас все равно никуда не возьмут.
***
Новенький прибыл на базу «Кукушкино гнездо» строго по расписанию.
У нас тут вообще все происходит строго по расписанию, поэтому никто не удивился тому факту, что новенький прибыл ровно в десять утра.
И ни минутой позже.
Распорядок – это плоть и кровь «Кукушкина гнезда», плоть и кровь, скажу я вам.
В шесть – подъем.
В семь – построение.
До половины девятого нас гоняют по плацу.
В девять завтрак.
В половине десятого... впрочем, это все скучно. Добавлю лишь, что распорядок соблюдается неукоснительно, минута в минуту, круглый год. В жару и в мороз, в дождь, и в слякоть, и… Всегда.
К этому привыкаешь. Становишься послушным рабом часов.
И майора Артура.
Майор Артур, а это действительно была его фамилия, правил базой «Кукушкино гнездо» вот уже три года. Три года он превращал захудалое местечко, этакую компостную кучу на задворках армии, в свой личный филиал Ада.
Очень чистого, строго упорядоченного Ада, где затянутые в черное верные слуги – младший офицерский состав – карали нас, простых грешников, вскрывали наши черепные коробки и вкладывали туда устав. Глава за главой.
Устав и распорядок.
После обработки майора Артура вы даже по нужде будете ходить строго по расписанию. Просто потому, что раньше положенных часов не приспичит. Тряси своим концом над писсуаром, не тряси – без толку.
Кстати о писсуарах.
Сегодня привезли новенького, а значит, надо будет мыть душевые с особой тщательностью.
Потому что новенького ждет полная санобработка. Не знаю, как у вас, а у нас в Гнездышке новичков обрабатывают так, что они потом готовы на все что угодно, лишь бы не быть вычищенными снова.
Еще бы. Санация, помимо кучи унизительных процедур, включает в себя огромную, прямо-таки ведерную клизму. Наверное, в этом есть смысл. Глубокий и философский. Новичок освобождается от всего наносного и готов с чистого листа служить обществу.
Правда, когда смысл такой огромный и такой глубокий, освобождаться от наносного становится очень неприятно.
И душевые порой страдают изрядно.
Новенький, сержант Имс, ворвался в наше Гнездышко и сразу все поставил с ног на голову. Он не стал ждать, пока оформят его документы, и пошел гулять по базе. Он отвертелся от досмотра врача, он громко разговаривал и даже смеялся на плацу. На который Имс попал без разрешения, просто пройдя базу насквозь.
Здесь-то его и поймали.
Поймали за святотатством.
Имс – веселый, шумный, в мятой форме и нечищеных сапогах – лихо козырнул наблюдавшему за работами майору Артуру.
А потом схватил его за руку и сердечно потряс ее.
Гром не разразился только потому, что на пронзительно голубом небе не было ни единого облачка. Никто не слышал, что именно сказал сержанту Имсу Артур, но того отнесло на добрую пару шагов и намертво приморозило к серому бетону плаца.
Там его и скрутили верные слуги майора и потащили на дооформление.
Отойдя на пару десятков шагов, новенький очнулся и все оставшееся до отбоя время продолжал вести себя так, словно это база задолжала ему экскурсию.
Словно ничего не произошло.
Я все это видел, потому что предусмотрительно подметал под окнами главного корпуса. Отсюда я видел майора, оставшегося в одиночестве после того, как сержанта увели.
Майор вел себя как обычно, словно и не произошло непозволительного нарушения субординации. И лишь раз, думая, что никто его не видит, он тщательно отряхнул руки.
У майора Артура всегда были чистые руки, идеальная прическа и безупречная, без единой морщинки или залома, форма. В его сапоги можно было смотреться при бритье, причем в качестве бритвы использовать его же воротнички или манжеты. Правда, тому, кто осмелился бы на подобный эксперимент, я бы не дал ни минуты на этом свете.
Майор Артур – царь и бог Кукушкина гнезда. Опасно даже думать о том, чтобы покуситься на его неприкосновенное владычество.
Был тут один парень, как раз в первую неделю моего пребывания в Гнезде. Веселый парень, балагур. Звали его Нэшем. Он как-то назвал майора вслух «ваше величество» и пошутил что-то по поводу Короля Артура. Вечером этот весельчак упал с лестницы и выбил себе два передних зуба.
И хотя у него было несколько свидетелей, а майор в это время вообще был в городе, все на базе знали, откуда пришло воздаяние.
Нет, сержант Имс – нынешний новичок – долго здесь не задержится. Не с его манерами.
Он все с самого начала делал не так, этот Имс. Он сумел-таки облазить всю базу, со всеми перезнакомиться, получить обед вместе с ужином на одном подносе (потому что «ему не додали завтрака») и, оперируя одними лишь словами, отвоевал себе право спать в самом теплом углу казармы.
А главное, он каким-то немыслимым образом оказался вечером в комнате отдыха, миновав санобработку.
Последнее вызвало закономерный интерес у коренных обитателей базы – у нас, у штрафников.
Посмеиваясь и шутя, ребята хлопали Имса по плечам, жали руку и делились собственными ощущениями от давешних процедур. Все они когда-то были новичками, и лишь задница Имса осталась нетронутой после оформления бумаг.
– Да, ребята, ваш майор – он весельчак, – смеялся Имс. – Меня часто переводили, я знаю, что нагнуть новичка – дело святое. Но чтобы вот так, с выдумкой – это я в первый раз вижу.
И он вновь расхохотался.
У него был громкий, звучный смех, совсем не такой, к которому привыкли эти стены. После промывки кишок и мозгов не больно-то похихикаешь, а потом за тебя берутся черные слуги, и смех исчезает сам собой.
Имс смеялся весело и от души. Он был красивый парень: крепкий, жилистый, с татуировками на обоих плечах и груди и с едва зажившим шрамом на носу. Хороший был удар, нос у Имса до сих пор отливал красным и распух, как у клоуна. Костяшки его пальцев были заметно сбиты. Девушки от таких парней без ума. А еще у Имса были крупные, пухлые губы, длинные ресницы и лукавый, обещающий черт знает что взгляд.
Было в этом Имсе что-то английское.
Наконец сержанту задали главный вопрос:
– Ну и за что ты сюда, к нам?
– Карты, ребята, – как можно каяться так искренне, и так нагло при этом ухмыляться? – Карты, родимые, довели меня до сей юдоли скорби и порядка.
Он обвел нас веселым, плутовским взглядом и внезапно предложил:
– Сыграем?
И на свет появилась замусоленная, потрепанная колода.
– По маленькой, а? А я расскажу вам свою веселую историю.
Ребята посмотрели на карты. И дружно вздохнули.
Карты в колоде были с порно-картинками. 52 две сладкие позиции, и это были не рисунки, нет. Настоящие фото.
У тех, кто играл, глаза враз стали масляными. А те, кто стоял и смотрел, те и вовсе растеклись ухмылками. Покраснели. Стали переминаться с ноги на ногу. Картинки были просто блеск.
Севших с ним за столик Имс обыграл вчистую. И, кстати, по маленькой у Имса начиналось с десяти долларов – когда мы, если и играли на деньги, выше десяти центов не ставили. Когда начинали хрустеть бумажки, у майора случалась бессонница.
Что выливалось в тотальную проверку казармы.
Довольно насвистывая, Имс набил бумажками оба кармана, попутно рассказав в красках, как раздел одного майора и двух лейтенантов в буквальном смысле этого слова.
– И вместо того, чтобы погладить меня по головке, – Имс выразительно задвигал бровями, – они выслали меня сюда. Ну не свинство ли? А ведь у того майора и правда был кривой хуй. Я так и сказал ему: сэр, у вас кривой хуй. С этим, сэр, надо что-то делать. – Он печально вздохнул, демонстрируя вселенскую скорбь. – Никто не ценит правду в этом мире, ребята. Вот никто.
Он собрал карты, мимоходом перетасовав колоду в «магазином» порядке, и вновь широко улыбнулся.
– Ну а как с этим делом обстоит у нашего майора? У славного майора Артура, у майора Стройные Ножки, все в порядке с... ээээ... личным составом?
Вокруг Имса немедленно образовался широкий круг свободного пространства.
Майор Артур был неприкосновенен.
– Ээээ… майор Артур – это холодильник, – глупо и несмело пошутил кто-то из сидящих в углу.
– Он практикует вуду.
– Он пьет кровь новобранцев и младенцев.
– Лучше с ним не связывайся, сынок.
– У него нет эмоций, это ж ходячий манекен.
– На батарейках.
– Знаешь, почему это место так называют? Потому что тут все немного ку-ку. А майор – больше всех.
Я молчал, хотя знал больше брехунов и умников. Молчание в Гнезде ценилось выше золота. А еще я слушал.
И смотрел.
Что бы там не говорили сейчас ребята, майор Артур знал кое-что об эмоциях.
Они у него были, да, сэр.
Отвращение, раздражение, гнев – эти три были самые частые. Еще скука и, крайне редко, удивление.
Мне бы не поверили, если бы я рассказал, сколь многим страстям подвержен наш майор. Но я молчал. И наблюдал за скупыми признаками, указывающими на ту или иную эмоцию.
За два месяца пребывания в Гнезде я выучил их все.
Первой эмоцией, которую вызвал у майора сержант Имс, было, без сомнения, раздражение. Перед святотатственным рукопожатием крылья носа майора едва заметно затрепетали, а пальцы сильнее обычного сжали переплет папки с назначениями и дежурствами.
Вот и все, но я-то заметил. Что бы он ни сказал Имсу, я знал, что майор Артур был раздражен.
Но в тот момент это лишь означало, что пока не стоит попадаться на глаза майору чаще обычного.
Если не попадаться вообще – он пойдет меня искать.
Время на базе шло своим чередом.
По расписанию.
Хорошо жить по расписанию. Всегда знаешь, что произойдет в следующий момент, через минуту, час, день.
Сегодня, во время утреннего построения, ожидаемо достанется новичку. Его выставят перед строем и вывернут наружу все его грешки, все, чем он оплачивал билет в наше уютное Гнездышко.
После чего майор Артур скажет короткую, хлесткую речь о том, что ждет новенького в Гнезде.
И, заметьте, майор никогда не лжет.
Новичок же, публично выпоротый и публично же прощенный, на ватных ногах вернется в к нам, благодаря в душе небеса за то, что его не заставили раздеться и пробежать через строй.
Многие после речи майора Артура признавались, что были готовы сделать и не такое.
Так всегда бывает, так должно было быть и на этот раз.
– Вы прибыли сюда, чтобы вас научили уважать дисциплину, сержант Имс, – завершая речь, отчеканил Артур, и его слова, словно рядовые, послушно выстроились перед ним в непроницаемую броню.
Артур всегда прав. Его слова непогрешимы как святое писание. Как устав.
И сержант Имс должен сейчас склонить голову перед затянутым в форму Архангелом и вымученно пробормотать:
– Так точно, сэр.
И быть награжденным нарядом вне очереди.
Вместо этого Имс удивленно осведомился:
– Правда? А я думал, меня послали на курорт… Спасибо вам, сэр! Пелена спала с моих глаз! Век вам этого не забуду! Сэр!
Артур и глазом не моргнул.
– Встаньте в строй, сержант.
И мы поняли, что над головой Имса грянул гром.
Попав в комнату отдыха в отведенное расписанием время – за час до отбоя – Имс немедленно принялся расспрашивать всех о майоре Артуре.
Ему не пришлось долго упрашивать. Ребят уже распирало поделиться информацией о глубине той жопы, в которую попал болтливый сержант.
Попал, даже без санобработки жопы собственной.
Про Артура ходили разные толки.
Лидером был слух, что майора перевели сюда из Гуантанамо, понизив за излишнюю жестокость.
Меньшей популярностью пользовалась версия, что Артур – разработка секретной правительственной лаборатории. И не человек вовсе, а робот.
Киборг.
Более подкованные в медицине щеголяли теориями о проведенной лоботомии, в результате которой Артур перестал ощущать какие либо эмоции.
Менее подкованные голосовали за то, что он таким родился.
И совсем никто не слушал брехунов, которые утверждали, что Артура сюда прислали три года назад из штаба. Вышвырнув в буквальном смысле слова за неуставные отношения.
Что, мол, был страшный скандал, который еле-еле удалось замять, разжаловав одного из виновников и услав за тридевять земель другого.
Этому бреду не верил никто.
Во-первых, Артур был тут всегда. Как небо, земля и воздух. Никто не мог представить себе Гнездо без Артура.
Во-вторых, если Артуру и можно было как-то приписать слово «отношения», то слова «неуставные» в его словаре, в его понимании мира не было. И горе тому, кто произнесет эту крамолу в его присутствии.
У нас карали даже за мысли.
Имс выслушал всех. Все версии, слухи, сплетни.
А потом предложил расслабиться.
– Ваши разговорчики меня страшно возбудили, парни. Вот просто страшно. Боюсь не дойти так до казармы. Еще встречу вашего киборга, и он может подумать, что у меня встало на его подтянутый зад.
Все, кроме меня, нервно рассмеялись. Я нервничал молча.
– А поскольку мне не светит уединение, – продолжал Имс, поглаживая солидную выпуклость в своих форменных брюках, – то давайте устроим соревнование?
– Соревнование? – пискнул кто-то из заднего ряда.
– Да, – Имс вжикнул молнией, – чей выстрел будут первым, тот и выиграл. Расчехляем орудия, ребята. Родина ждет!
Все, как один, расстегнули ширинки. Сержант Имс действовал на нас как ведерная порция гипнотического зелья.
Кто-то сдернул штаны и с меня и даже пристроил мою руку на моем же вялом мужском достоинстве.
Соревнование началось.
Кто-то стонал вслух, кто-то просто шумно дышал, раззадоривая остальных, кто-то молча таращился на похабные вкладыши от жвачки, наклеенные на здоровенную металлическую тумбочку – единственное сомнительное украшение в центре комнаты отдыха. Эти картинки оказались сейчас очень кстати.
Лишь Имс, похоже, не нуждался в допинге. Закрыв глаза, он равномерно работал рукой, уперев вторую в бедро, словно порнозвезда. И только я видел, как он бесшумно произнес, кончая:
– Да… майор Крепкий Зад.
Разумеется, Имс выиграл.
В тот, первый раз этого никто заметил. Все были слишком увлечены происходящим. Общий порочный дух сплотил нас в эти короткие минуты удовольствия, когда один за другим ребята стонали и вскрикивали, пачкая себя, пол, обувь и безответную тумбу.
В этой вакханалии даже я смог ощутить себя мужчиной.
Одним из последних, но смог.
Идея соревнования пришла позже. Имс не дал нам расслабиться и позорно все забыть, о, нет.
Но вначале был разнос.
Утром сазу после построения майор Артур произнес выговор перед строем за… ну, за то, чем мы вместе занимались в комнате отдыха.
Голос майора звенел, поднимаясь к небесам. Наверное, оттуда и должна была пролиться на наши головы заслуженная кара в виде огненного дождя или, по крайней мере, кислоты.
В Ад таких как мы не пустят, это точно.
Мы просто плевок на ногах последнего отброса общества.
Мы никто и ничто.
Всему взводу недвусмысленно предписывалось заползти под плинтус и сидеть там до конца дней своих, стеная и предаваясь раскаянию.
Тихо стеная.
Не нарушая комендантского часа.
– Кто-нибудь хочет высказаться в свое оправдание?
– Это была жизненная необходимость. Сэр. – Голос сержанта Имса был бодр, как овца, которой только что обрили все, включая ляжки. – Крайняя нужда плотского свойства толкала нас на страшные поступки, но мы устояли. Мы устояли, сэр! Мы могли пойти в… – Имс понизил голос, но его все равно было слышно даже стоящим в задних рядах, – в самоволку, сэр. Вот до чего надо довело воздержание.
– Сержант. Перестаньте паясничать.
– Я говорю правду, сэр! – Имс подпустил в голос искренней обиды, – мы устояли! Мы взяли себя в руки и остались мужчинами. Сэр!
Черная прямая брови Артура резко изогнулась дугой.
Передние ряды синхронно отступили назад, оставляя Имса стоять в одиночестве, словно добровольца, вызвавшегося на опасное задание.
– Да, сэр! – вновь гаркнул Имс, – мы остались мужчинами, а не хлюпиками, не способными найти достойный выход из сложившейся ситуации! Сэр!
Брови Артура двумя молниями сошлись над ровной переносицей, и в наступившей тишине прозвучал отчетливый скрип его зубов.
Имса в тот раз даже не отправили в наряд. «Инцидент» был тщательно предан забвению.
Как будто ничего и не случилось.
Но оно случилось. И продолжало случаться и дальше.
Имс был неудержим, как вода в горсти, как ветры после бобовой похлебки. Он был ярок, шумен и приметен, как прыщ на носу. Он обсуждал, он спрашивал, он критиковал.
И все это Имс проделывал, неукоснительно соблюдая устав.
На свой извращенный манер.
Никто из нас даже не подозревал, что некоторые пункты устава можно выполнять буквально.
Например, отдавать честь старшему по званию. На бумажке. Лично. В руки. А потом ежечасно справляться о состоянии свой чести. Потому что «честь – она как яйца. Дана нам раз и на всю жизнь. Сэр».
А некоторые действия производить просто потому, что в уставе не было запрещающих это указаний.
Петь на плацу. Арии на итальянском языке. Рассказывать в столовой анекдоты про трупы, зомби и некрофилию. Отжиматься со стонами: «да милая, да, я сейчас!» Громко обсуждать внешний вид старших по званию.
Особенно майора Артура.
Имс выяснил, что мы можем ходить в душевые не только по расписанию, а в любое свободное время. Что у нас, оказывается, есть плазменная панель и спутниковая тарелка, соединив которые, мы получили доступ к двумстам каналам вместо привычных десяти.
Сержант Имс целенаправленно разрушал прочный распорядок Гнезда. И это имело закономерные последствия.
Мы расслаблялись.
Теперь каждый вечер мы собирались в комнате отдыха не просто так, а со смыслом.
Ребята проигрывали свои деньги Имсу, смеялись и шутили, пачкали ставшие уже мутными картинки на металлической тумбочке. Соревнуясь, кто быстрее, кто больше, кто дальше. Кто сможет, кончая, поразить нарисованную маркером кривую мишень.
– Слушайте, этот кошмар надо давно выбросить, – сказал как-то Имс, ткнув пальцем в тумбу, – она мозолит мне глаза и оскорбляет мое чувство прекрасного.
К тому времени ребята были готовы на все. Даже обхватить эту металлическую штуку и отволочь ее к выходу.
Вот только ничего не получилось. Сколько они не пыхтели, тумба даже не сдвинулась с места. В конце концов, ее накрыли маск-сеткой и оставили в покое.
– Эх, – сказал на это Имс, – если ее отсюда выкинут, то у майора Артура, наверное, челюсть отвалится. А хуй встанет. Хотел бы я на это посмотреть.
Кто-то пошутил на тему предсмертного желания, и на этом про тумбу забыли.
Упорство сержанта Имса было сродни застрявшей в дереве бензопиле. Он тянул туда и сюда, он вгрызался, рвал и дергал. По уму, от такого психа следовало бы держаться подальше, но он словно магнитом притягивал к себе людей.
К нему шли, к нему тянулись.
Наша казарма стала самой популярной на базе, а наша комната отдыха – самой многолюдной.
Имс щедро платил за такое внимание. Он начал подвергать сомнению устоявшиеся традиции Гнезда.
Например, отчего сигареты нам выдают под расписку? Отчего ходить в свободное время нельзя группами больше четырех? Громко включать радио? Вообще включать музыку во время работ?
И какого черта не наймут с десяток уборщиц?
Артур молча наблюдал за сержантом. Кому-то могло показаться, что майор даже начал поддаваться, отступать перед этим натиском.
Нам и правда начали выдавать все личные вещи без расписок и отдали радио в полное распоряжение. Но все это было лишь затишьем перед бурей. Я-то видел, что майор просто ждет, чтобы покрепче ухватить Имса за мускулистый загривок.
Имс должен был попасться на чем-то крупном.
А пока майор отвечал булавочными уколами.
Майор Артур стоял на плацу. Раздраженный, так как Имс вновь привлек к себе его внимание, не мог не привлечь, он ведь танцевал вальс с метлой в качестве партнерши.
Очень чувственно танцевал.
Майор был очень раздражен. А это значило, что кого-то прямо сейчас отправят в наряд.
– Прекратите паясничать, сержант. И если у вас так много свободного времени, потратьте часть его на дезинфекцию уборных.
Имс только широко улыбнулся. И нежно погладил гладкий черенок метлы. Вверх и вниз.
– Когда я буду драить писсуары, я потрачу часть своих мыслей на вас, сэр.
Имс отдал честь, повернулся и вышел, чеканя шаг.
К этому времени у него уже поджил нос, и он еще больше стал похож на англичанина.
Я бы решил, что он шпион, если бы он не болтал так много.
Шпионы – они молчат.
Сцена, свидетелем которой я стал, повторялась раз за разом. Имс нарывался на все новые и новые наказания, словно в этом и была его цель пребывания в Гнезде: раздражать майора Артура и получать за это наряды вне очереди.
Неугомонного сержанта чаще обычного отправляли драить то сортиры, то плац, то личные помещения офицеров.
А дополнительные физические нагрузки он отрабатывал вообще каждый день.
И все ему было нипочем. Там, где другие ломались, он только насвистывал, насмешливо комментируя очередную экзекуцию.
Даже майор Артур начал проявлять нетерпение.
Так, во время очередного штрафного комплекса «для укрепления мышц», Артур поднял ногу и опустил свой блестящий сапог прямо на поясницу Имса. Тот как раз отжимался над большой лужей и закономерно полетел лицом в грязь.
– Держите бедра ровнее, сержант.
Как раз перед этим шел страшный ливень, все попрятались в казармы и не спешили выходить. Так что кроме нас троих на плацу никого не было.
Имс отрабатывал комплекс, Артур надзирал, а я, кутаясь в безразмерный дождевик, как раз нес майору горячий кофе.
Майор его выпил, глядя, как Имс продолжает отжиматься под дождем, постоял еще немного и ушел, оставив сержанта без присмотра.
Если бы я делал ставки, то этот раунд точно остался за Имсом.
Так прошла неделя.
Наступило время сеанса с доктором Коббом.
Кобб – это наш психолог. Старожилы рассказывали, что, откопав в уставе, что нам по штату необходим такой док, майор Артур откапал заодно и Кобба. И тот прижился в Гнезде. Словно всегда здесь был.
Кобб мне не нравится. Слишком дотошный, слишком въедливый. Все время требует, чтобы я с ним разговаривал. А я не хочу. Только начни с их братом разговаривать – и все, пиши пропало. Вцепятся, как клещи, и повиснут, пока не высосут все слова.
Лучше сразу молчать.
А еще этот Кобб был слишком смазливый. Голубоглазый блондин с открытым, располагающим взглядом. И лицо у него было какое-то… детское. Такому стоило бы сниматься в рекламе, а не вскрывать головы штрафникам.
Но майору он нравился. Они иногда даже уезжали вместе с доком в город. Наверное, Кобб – единственный штатский, чье существование майор Артур соглашался признавать.
Имсу эта информация не пришлась по душе. Я видел, как он раздувал ноздри, как забилась синяя жилка на его шее. Но ребятам Имс только улыбнулся и спросил:
– Вот как? Значит, этот Кобб – приятель нашего майора Розовые Ушки? И что, они запираются вместе в кабинете? Ходят в общий душ?
Предположение о том, что у майора могут быть такие… земные потребности, вызвало общий нервный смех. И бурное отрицание.
Кто-то высказался на тему, что у майора вообще никогда и никого не было, потому что у него вместо члена – сосулька. Кто-то возражал, что очень даже было и до сих пор есть, правда, никто не знает, в каком морге Артур держит этот труп.
Как бы то ни было, утром Имс познакомился с Коббом.
Я ждал, что он начнет задирать нашего мозгоправа, все ждали. Но Имс был само очарование.
Имс улыбался, тряс Коббу руку, хлопал его по плечу и выражал искреннюю радость от того, что получит бесплатно то, за что штатские отваливают немаленькие денежки. Он вызывался первым лечь на кушетку, на пол, на стол перед Коббом и рассказать ему – и всем нам, – как он, Имс, в детстве мочился в постель. И как хотел младшую сестренку… своего соседа по общежитию.
Он был просто душка.
В конце первого же «сеанса» сержант Имс уговорил Кобба присоединиться к нам в увольнительной.
– Вы же хотите понаблюдать нас в… эээ… неестественных условиях обитания? Соглашайтесь, док, – подзуживал Имс, – вам понравится. Мы напьемся и будем такие мягонькие, такие податливые… как титьки многодетной мамаши из гетто.
– Вы знаете, какие они на ощупь, сержант? – улыбнулся ему мозгоправ.
– Док, – Имс приложил ладонь к своей груди, – если вас возбуждает подобное вымечко, то клянусь бородавками бабушки – я вам это обеспечу. Идете с нами?
И док согласился.
Как выяснилось, Кобба «вымечко» не возбуждало. А возбуждали его прелестные грудки официантки, которая приносила нам пиво.
Бар «У Майлса» был привычен к нашествиям солдатни, а Мол – к сальным шуточками и щипкам пониже спины. Точнее, к попыткам ущипнуть – на этот случай у нее была с собой длинная спица. Один точный укол, и тебе уже ничего и никого больше не захочется щипать.
Но восхищенные взгляды и неуклюжие комплименты нашего дока так отличались от привычных «ухаживаний», что Мол даже подмигнула ему, наклоняясь с подносом к столику.
Наклоняясь ниже обычного.
– Хороша, а? – Имс не оставил это без комментария.
– Да, – пьяно выдохнул Кобб, – безумно.
– Ну так скажи ей это.
– Нет, – доктор помотал головой, – нет-нет. Не здесь.
– Уловил, док, – Имс хлопнул Кобба по плечу, – надо будет сообразить ей пропуск на базу.
Кобб отнекивался, путано объясняя, что Имс его неправильно понял, Имс ржал, ребята пили, горланили песни, скармливали четвертаки музыкальному автомату и танцевали, лапая пониже талии пьяных девиц.
Мир тонул в пивных парах и сигаретном дыму.
И вот уже Мол, бросив фартук на стул, подсаживается за столик к Коббу и Имсу. Никто не может отказать сержанту, и она болтает с ним и с Коббом и смеется, склоняя к круглому плечу свою хорошенькую, темноволосую головку.
И грудки прыгают под белой блузкой в такт ее смеху.
Хорошо.
После увольнительной майор Артур пошел в атаку.
На утреннем построении он вызвал сержанта Имса выйти перед строем и начал унизительную публичную порку. Сегодня его голос звучал громче обычного. Больнее бил по нервам.
Или, может быть, это было похмелье? И то, что все мы спали не больше трех часов?
– Вас предупреждали, что сержант Имс был направлен на нашу базу за азартные игры. – Голос майора отдавался у меня в районе затылка, – но вы не смогли удержаться. Увы, обаяние сержанта сыграло с вами дурную шутку. С вами и с вашими кошельками.
Затем майор зачитал всему строю, сколько мы проиграли за последние дни и на сколько обогатился Имс.
Сержант, когда ему дали слово, выразил протест и заверил майора, что потратил все выигранные деньги на презервативы. Которые собирался раздать всем нам.
– Я за чистоту рядов, сэр!
В ответ на это майор отправил Имса в наряд на плац.
Имс отдал честь, но посетовал, что завидовать не хорошо.
И вернулся в строй.
Покачивая бедрами.
Но мы рано расслабились, думая, что достанется только Имсу.
В этот же день майор Артур решил провести дезинфекцию всех, кто выходил в увольнительную.
Объявили об этом перед обедом, громко, чтобы все в столовой слышали, что мы ходили в увольнительную, что мы предположительно «были в контакте», что нас нельзя вот так класть на чистое армейское белье. Без дезинфекции.
Майор Артур улыбался со своего места всей столовой. И сержанту Имсу персонально. А Имс – под столом, так, что это видел только я – скрутил черенок своей ложки штопором.
Улыбаясь майору Артуру.
Дезинфекция заключалась в том, что нас всех согнали в душ и вымыли противоблошиным шампунем.
Честно.
Нас, здоровых лбов, заподозрили во вшивости. Приказ начальства звучал недвусмысленно.
– Все оволошенные части должны быть обработаны специальным средством.
И это должно было стать настоящим наказанием.
Все началось с того, что нам не дали гель.
Нас – голых, ждущих запуска в душевые – выстроили в длинную дрожащую шеренгу. Мимо которой должны была пройти два капрала с здоровенным тюбиком. Они хотели сами намазать липким черным гелем все наши оволошенные части. Но комментарии Имса по поводу сексуальных приставаний и мокрых снов, которые ожидают капралов, перевернули все с ног на голову
Ребята стали кривляться и вставать в развратные позы, добившись того, что капралы зашвырнули в нас флаконом шампуня, велев намазаться самим.
А потом загнали в душ.
Душевые у нас как в психушке. С одной стороны кафель, вода льется из раструбов на потолке, мыло и мочалки, а с другой – за стеклянной стеной – смотровой коридор.
Это чтобы можно было надзирать, не твориться ли в душевых чего-то неподобающего. Ну, там мыло кто-то уронит… а кто-то и поднимет.
За нами постоянно наблюдали.
Поэтому никто не удивился, что в разгар помывки, когда мы с остервенением вычесывали из волос липкий, похожий на деготь гель, за стеклом показался майор Артур.
Он просто стоял, прислонившись к стене и глядя на нас, потенциально зараженных, с легкой усмешкой того, кто чист, как ангел на небесах.
А у нас тут был ад. Мокрый, душный, жаркий ад. Усиливая атмосферу, Имс выкрутил все краны на «очень горячо», отчего душевую немедленно заволокло белым паром. А сам сержант встал в центре и принялся смывать с себя гель. С волос, из подмышек, размазывая пену по груди и животу, гладя себя в паху… и все это стоя лицом к стеклу. К майору Артуру.
Тот ничем не выдал, что как-то задет подобной демонстрацией, лишь изогнул левую бровь аккуратной дугой.
Явно не удовлетворенный таким пренебрежением, Имс подошел близко к стеклу и прижался к нему, покачивая крепкими ягодицами.
– Поиграем в Титаник!
Он воздел обе руки вверх, прижимая их ладонями к стеклу, и начал сползать вниз по стене.
Ребята, забросив помывку, шутками и улюлюканьем подбадривали Имса. Кто-то даже запел, подражая Селин Дион.
Пар закрыл от меня стекло, так что выражения лица майора я не видел. А когда кто-то додумался выкрутить холодную воду и пар рассеялся – в коридоре было пусто.
После происшествия в душевой даже самому последнему новобранцу стало ясно, что над Гнездом собирается буря. И в ее эпицентре– сержант Имс.
Не стоило Имсу так откровенно выделываться перед майором. Не стоило вспоминать это за завтраком на следующее утро. В общей столовой у нас отличная акустика.
И тем более ему не стоило подходить на плацу к Артуру после всего этого.
– Добрый день, сэр.
– Мы уже здоровались, сержант.
– Да, но это было утром, а сейчас – день, сэр.
– Добрый день.
– Отличная погода, сэр!
– Сержант. Если вам нечем заняться, то я могу это…
– Сэр! Не будьте таким букой!
– Букой, сержант?
– Да, сэр. Это портит ваше прекрасное лицо. Сэр. Оно такое кислое, что у меня сердце разрывается.
– Сержант.
– Да, сэр. У меня есть сердце, сэр. И когда я вижу, как вы страдаете…
– Я не страдаю, – голосом майора можно резать лед. На тонкие-тонкие ломтики.
– Я все понимаю, сэр, – Имс понизил голос, но мне было прекрасно слышно, я ведь стоял рядом, – но я знаю безотказное средство, сэр.
– Сержант, замолчите.
– Глубокий ректальный массаж, сэр. Очень помогает. От геморроя.
– Наряд.
Голос у майора был как Северный Полюс. Холодный и чуть шершавый.
– Я хотел лишь помочь, сэр!
– Чистить личные помещения.
– Это был медицинский совет!!!
– А после – полная санация. Идите.
Развернувшись на месте и щелкнув каблуками, Имс промаршировал несколько шагов в сторону главного корпуса. Но остановился и внятно, так, чтобы всем было слышно, пробормотал:
– Я разочарован в вас, сэр.
Мы ждали взрыва.
Имс ждал взрыва, я видел это, видел по его напрягшейся спине, сжатым пальцам, прямой осанке.
Вот сейчас Артур сдастся, закричит: «два наряда!», проявит эмоции.
Но Артур промолчал, словно ничего не было.
И один лишь я услышал, как Имс скрипнул зубами.
Когда Имс вернулся после санации, все уже были в казарме. Против обыкновения, никто не прокомментировал произошедшее, хотя раньше в любого, кто отправлялся на свидание с «узким концом», просто вцеплялись штатные остряки.
Но Имс не был любым.
Увидев, что никто не собирается зубоскалить по поводу ведерных клизм, Имс достал откуда-то травку, скрутил косячок и, затянувшись, пустил его по кругу.
Когда папироска кончилась, он скрутил вторую. А потом кто-то достал из тайника бутылку бренди.
Казарма молча переваривала произошедшее. После второй, неизвестно откуда взявшейся бутылки переваривать стали шумнее. А после третьей и вовсе разговорились.
– Ну вот скажите мне, – вопросил Имс, – разве не хорошо?
Все нестройно согласились с ним, что да, блядь, зашибись как хорошо.
– Ну и на кой черт нам тут этот майор? Это Артур? – не унимался Имс.
– А вот тут ты не прав, – возразил один из штрафников. Он был тоже сержант, как и Имс, что позволяло ему разговаривать вот так запросто. – Не прав ты, Имс. Мы все тут – штрафники. Ты штрафник, я штрафник, немой япошка тоже штрафник. И здесь мы, потому что не смогли приспособиться к армии. Выскочили из системы и валяемся на обочине, – он замолчал, явно довольный своей метафорой, потом продолжил, – и нам нужны майоры, типа этого Артура, чтобы они вернули нас на положенное место. Усек?
– Не усек, – возразил Имс, – нахуя вам какой-то майор?
На Имса зашикали.
– Не говори так. Он услышит и…
– И что? Прогонит через строй, вооруженный дубинками? Публично вздернет на дыбе? Высечет? Бросьте, такие методы уже не в моде. Не тот век.
– Ага. Он всего лишь вставит тебя перед строем…
– Осудит перед всеми…
– Скажет, что разочарован…
– Отправит на санацию…
– Или в карцер…
– Что за карцер? – уцепился за последнюю фразу Имс.
– Страшное место, – давешний сержант ловко отобрал у Имса третью самокрутку и глубоко затянулся, – страшное место. Все буйные оправляются прямиком туда. А после разъяснительной беседы возвращаются шелковыми. Вон как наш немой. Он неделю сидел в карцере – сразу как прибыл. С тех пор молчит и подметает, молчит и подметает.
– Никто не хочет в карцер, Имс, – подтвердили из темного угла, –никто.
– Да ну нахуй такую жизнь, – возмутился Имс, отбирая свой косячок. – Если бы меня попробовали вот так мурыжить, я бы знаете что сделал?
– Что?
Это я сказал. Громко сказал, вслух. А никто даже и не удивился, что немой – говорит.
– Я бы взял ту уродливую штуку, что торчит у нас в комнате всеобщего отдохновения, и, – Имс хлопнул себя по колену, – отволок бы ее на плац. Как памятник одному знакомому холодильнику. А потом перемахнул бы через ограду и был таков.
– Ну, ты по суду сюда, да? Армия или тюрьма? – нахмурился сосед Имса, – нам-то проще. Подписал «по собственному» – да и все. Развод. С разделом имущества.
– То есть?
– То и есть. Мы все на контракте. Захотим – разорвем и в пампасы.
– Так что же вы тут сидите? – Имс даже приподнялся на постели.
Давно ребята в нашей казарме так дружно и весело не смеялись.
– Да потому, – вытер слезы давешний сержант, – что если мы выдержим эту мозгоправку, то у нас будет наилучшее досье. С полным прощением всех грехов. Тех, кто вылетает из Гнезда с положительной характеристикой от майора Артура, с руками отрывают на самые теплые места. Вот и все.
Имс долго переваривал эту информацию, а потом выдал.
– Да, вы меня удивили. А я не часто удивляюсь, так что это надо отметить. Я устрою вечеринку.
Имс сдержал слово. На следующий же день, майор по расписанию уехал в город. Все знали, что он вернется только завтра днем, поэтому сегодня мы можем гулять хоть до утра.
Как Имс достал алкоголь в таких количествах, а главное, как он доставил его на базу, осталось для всех загадкой. Но в итоге после отбоя у нас в казарме была выпивка, закуски и девочки.
Девочек обеспечил Кобб. Да-да, наш добрый доктор сдался перед могучим натиском Имса и выдал ворох уже подписанных пропусков.
В обмен на то, что Имс пригласит Мол. Официантку с крепкими грудками Имс пригласил, пообещав экскурсию по базе, где экскурсоводом будет, разумеется, Кобб.
Никто не возражал.
На нашу долю достался десяток веселых девочек, жадных до выпивки, танцев и крепких мужских ласк.
Вначале ребята даже немного растерялись. Женщины чуть ли не впервые переступали порог нашей казармы. Но стоило зазвенеть стаканам, как первое напряжение спало. А дальше все как-то само пошло.
Ребята смело мешали в бумажных стаканах виски, содовую и неизвестно откуда принесенный лед, резали армейскими ножами закуску и этими же ножами вскрывали жестяные банки с паштетом.
Кто-то вспомнил про радио, и вот уже несколько пар начало перетаптываться, обнявшись и заводя сидевших вокруг ленивыми движениями горячих тел.
Сержант Имс курил, сидя на своей койке, и наблюдал за всем этим с непроницаемым выражением лица. Он шутил, когда к нему обращались, и улыбался, когда видел, что на него смотрят. Но в остальное время он просто молча смотрел.
У меня возникло странное ощущение, что целью сегодняшней вакханалии было вовсе не потрясти устои Гнезда и не потратить на нас выигранные у нас же денежки.
Что у Имса была более глубокая цель.
Но шум, выпивка и девочки быстро отвлекли меня, не дав сосредоточиться на этой мысли.
Да, девочки были что надо.
Особенно я запомнил Кэнди и Сэнди. Румяные, хихикающие, они уселись по обе стороны от меня и принялись щебетать, какой я душка. Просто потому, что молчу. Но я не винил их за отсутствие логики. Когда тебе расстегивают ширинку и начинают запускать внутрь штанов наманикюренные пальчики, тут не до обвинений.
– Ой, Кэнди, куда мы попали? – хихикала Сэнди,– это ведь казарма, да? Дела!
Потом кто-то утащил Сэнди со словами, что Господь велел делиться. Кэнди же осталась со мной почти до утра.
А утром разверзся апокалипсис.
Майор вернулся в шесть утра. Видимо, для того, чтобы в семь наблюдать наше построение.
Но вместо этого ему пришлось наблюдать голую задницу доктора Кобба, уснувшего в его, Артура, личном кабинете.
Кобб спал, накрыв ладонью крепкую грудку Мол. Вторая грудка, ничем не прикрытая, была открыта взору майора полностью.
И моему взору тоже.
Я вышел по нужде, а потом, привыкший просыпаться рано, прошелся по пустым комнатам –просто так. И я первый заметил возвращение майора Артура.
Думая, как бы поднять тревогу, я схватил метлу из ближайшего чулана и начал подметать коридор. Молясь, что он пройдет мимо, скроется в своей кабинете, и тогда можно будет бежать в казарму и будить остальных.
Тревогу поднял сам майор. Чужая голая задница на собственной кушетке мало кому придется по душе.
Развернувшись на месте, майор Артур прошел прямиком в нашу казарму. А я тихо-тихо прокрался за ним. Когда надо, я могу быть совсем незаметным.
В казарме спали. Когда Артур распахнул дверь, в ноздри мне ударил тяжелый запах алкоголя, пота и несвежих продуктов. Удивительно, как быстро я отвык от этих миазмов, ведь я не далее как полчаса назад вышел отсюда.
Майор прошел через казарму, переступая через лежащие тела, и встал напротив койки сержанта Имса.
Тот спал на спине, закинув руки за голову, а в ногах у него сопела Кэнди. Она выбралась из моей койки под утро, выпила минералки и, спросонья промахнувшись, завалилась к Имсу.
Поежившись под многотонной тяжестью взгляда майора, Кэнди проснулась и громко взвизгнула.
Прозвучал сигнал тревоги.
Ребята торопливо вскакивали с коек и пола, кое-как приводя себя в порядок. Вытягивались двумя рядами в проходе: сонные, встрепанные, еще до конца не осознавшие масштаб произошедшего.
Все это время майор Артур спокойно стоял и смотрел на Имса. И только когда тот поднялся, набросив простыню на голые ноги Кэнди, Артур повернулся к нему спиной и обвел казарму долгим взглядом.
– Это моя вина.
Артур повернулся к Имсу, и все головы в казарме повернулись вслед за ним.
– Это моя вина, сэр, – голос у Имса был хриплый, но твердый, – это я принес алкоголь, я пригласил гостей. Остальные… они спали, сэр. Они тут не причем.
– Я знаю, сержант. Следуйте за мной.
Имс последовал за Артуром, а я последовал за ним. Тихо, бесшумно. Как умею только я один.
Майор провел Имса в свой кабинет. В уже пустой кабинет, но там все еще пахло женскими духами, виски и похотью. Такой запах быстро не выветривается.
В кабинет меня, разумеется, не пустили, но я знал, что за окнами кабинета растет большой куст сирени. И что Артур обязательно откроет створки окна, откроет широко.
Мне ничего не помешает. Я никому не помешаю.
Я тихий.
Имсу жестом было приказано сесть на стул. Возвышаясь над сержантом, Артур – причесанный, свежевыбритый, затянутый в отглаженную форму – выглядел особенно устрашающе.
Вот только мне не было страшно. Впервые за долгое время.
Что-то сломалось во мне, что-то…
– Я так понял, что вы отлично отдохнули этой ночью, сержант, – голос Артура был сладкий, как сироп от кашля.
Имс пробормотал что-то вроде, что да, не жалуется. В глаза Артуру он не смотрел. Видимо, все еще мучился похмельем.
– А вот я теперь останусь без отдыха. Теперь мне придется вновь ехать в город, сержант, – склонившись к Имсу, Артур говорил мягко, как с ребенком, – и тратить весь свой заслуженный выходной, чтобы утешить мистера Кобба. Ведь его уволят сегодня же. Кто-то должен будет отвезти его в город, выслушать, ободрить…
Майор отстранился и внимательно осмотрел Имса с ног до головы. Имс тоже поднял голову, но его глаз я не видел.
Артур улыбнулся.
– Я буду очень занят, мне придется отключить телефон. Поэтому, пожалуйста, сержант Имс, ведите себя прилично на гауптвахте.
Имс молчал, но майор скрестил руки на груди, словно ему было неприятно смотреть на сержанта.
– И чтобы вам было стыдно за свое поведение, сержант Имс, знайте, – Артур вновь наклонился к лицу Имса, – что, утешая своего бедного друга, я буду вспоминать вас.
Майор опомнился в последнюю секунду. Опомнился и успел выставить перед собой правую руку, но это не остановило Имса. С громким рыком раненого, но не покоренного зверя он прыгнул вперед, опрокидывая майора на жесткий пол.
Несколько секунд из кабинета слышались яростные звуки борьбы, потом вдруг все стихло, и я похолодел от мысли, что случилось непоправимое. Но в ту же секунду, привлеченные шумом, в кабинет ворвались верные капралы.
Сразу трое бросились оттаскивать Имса. Один из них отлетел назад, но потом Имс встал сам, позволил заломить себе руки и увести прочь. Капралы, повинуясь хриплому приказу Артура, ушли вслед за ним.
Стало тихо.
Майор медленно поднялся, спиной к двери, лицом к окну. И лишь один я, стоя в спасительной тени сиреневого уста, видел, что у майора расстегнуты брюки.
И из ширинки бесстыдно вывалился крупный, возбужденный член.
Хотел бы я сказать, что все затихло. Но это было не так.
По базе со скоростью лесного пожара ползли страшные слухи. Что Имс скрутил четверых здоровых бугаев-сержантов, угнал армейский джип и сбежал. Что перед этим он переехал Артура. С особой жестокостью.
Что он улетел с базы на вертолете.
Умчался на русском танке.
Но к утреннему построению, как всегда в семь ноль-ноль, вышел Артур.
Бледный, с темными кругами под глазами, он вышел к строю, дал нам всем вдоволь налюбоваться своей разбитой губой и синяком на скуле. А потом объявил, что сержант Имс наказан неделей строгого карцера. После чего его переведут на гауптвахту. Еще на неделю.
Мы встретили это сообщение в полном молчании. Но когда майор ушел, слухи вновь возобновились. Вернувшиеся с гауптвахты рассказывали страшную правду о том, что произошло этой ночью.
Что Имса действительно поместили в карцер.
В тот самый карцер.
И что Артур сам провел с ним разъяснительную беседу. Шепотом говорили, что крики и стоны были слышны даже сквозь оббитую металлом дверь.
Что Имс умолял.
Последнему, впрочем, верили не многие.
– Сержант Имс скоро к вам вернется, – сиплым, но твердым голосом объявил на вечернем построении Артур.
Этому не верил никто.
Тем же вечером по моей наводке ребята поймали в коридоре парня, который подметал улицу за карцером. Загнанный в угол казармы, тот, под градом угроз, посулов и проклятий, сдался и рассказал, что он видел Имса.
Вчера, привлеченный криками, он подошел к карцеру и, встав на ящик, заглянул в маленькое, зарешеченное окошко.
Парень рассказал страшное.
Имс был без сознания. Избитый, голый, едва прикрытый обрывком простыни, он лежал на спине на разбросанной, разоренной постели.
И улыбался.
В полном молчании все расступились и выпустили рассказчика из казармы.
Ночью я не мог уснуть.
Остальные тоже долго ворочались, но усталость взяла свое, и через пару часов после отбоя в казарме все крепко спали.
Все, кроме меня.
Я не мог спать, как не мог есть за ужином.
Это было невыносимо.
Невыносимо молча лежать и думать о том, что случилось, о том, что завтра вечером, пока мы будем в комнате отдыха, майор вновь пойдет в карцер.
К Имсу.
Наверное, я все же задремал. Потому что когда я вновь открыл глаза, за окном светало. Должно быть, было около четырех часов утра.
Я бесшумно встал и вышел из спальни.
Вначале я хотел просто выбраться за ворота и, поймав попутку, доехать до штаба. Мне надо было в штаб. Мне уже два месяца надо было в штаб, что я вообще здесь делал все это время?
Я почти дошел до ворот, но потом вернулся.
Пробрался в комнату отдыха, где несколько минут смотрел на большую металлическую тумбу, отмечавшую центр комнаты.
А потом я наклонился, отвинтил крепления, которые удерживали эту тумбу на полу, выдвинул из полого дна колесики и тихо покатил ее прочь. Прочь по коридору, через всю базу, прямо на плац.
И только установив тумбу ровно в центре бетонной площадки, я вышел за ворота.
Мне надо было в штаб.
Часть вторая. Жизненная.
Испытательный срок.
К вечеру Имс успел перемерить шагами свой неожиданно просторный «каменный мешок», попрыгать в тщетной попытке добраться до узкого окошка, выместить свое недовольство на железной двери, на вмурованной в стену узкой койке, на самой стене.
Артур – гад, подлец, собака – спровоцировал его! А он повелся, повелся как баран!
Когда обитая железом дверь отворилась, и в карцер вошел майор, Имс успел накрутить себя до того, что молча прыгнул вперед, даже не посмотрев, есть ли у Артура сопровождение.
Артур был один. И в сопровождении, судя по всему, не нуждался.
Имса встретили его кулаки, может быть, не такие уж тяжелые, но весьма болезненные. И бьющие точно в цель.
Они дрались молча, изредка со стоном выдыхая, выплевывая воздух из легких после очередного удара. Имс хотел расплатиться за все. За карцер, за унизительную санобработку, за все придирки, за сапог на своей спине.
Артуру тоже явно было что сказать. И за что выместить обиду и раздражение.
Осознав эту мысль, Имс приостановился и пропустил хук справа, который отправил его спиной вниз на бетонный пол. Падая, он ухватил Артура за мундир и повалил на себя, обнимая руками за плечи. Заглянул в глаза – карие, яростные.
И поцеловал взасос.
Имс целовался жадно, исступленно, крепко прижимая Артура к себе, не давая вырваться, не давая вздохнуть. Вечность спустя он на секунду отстранился, торопливо расстегнул тугой мундир майора и вновь принялся целовать его губы, щеки, оголившуюся грудь.
Артур не поощрял его, но и не сопротивлялся. И только вздрагивал, слыша треск ткани, чувствуя горячие губы Имса на своей коже.
Мундир отлетел в сторону, свалились на пол вычищенные до блеска черные ботинки, вслед за ними полетели брюки. Имс швырнул Артура на спину, схватил за бедра, вздергивая вверх, открывая для себя.
Артур выгнулся дугой, касаясь лопатками пола, и укусил себя за ладонь, закрывая свободной рукой рот.
Как вдруг Имс остановился.
Тяжело дыша, он высвободил левое бедро Артура и осторожно потянул его за руку, заставляя разжать зубы, подхватывая губами слюдяную ниточку слюны, целуя багровый отпечаток укуса.
– Скажи «да», – жарко, жадно зашептал Имс, – разреши мне. Скажи «да».
Он почти молил.
Закрыв глаза, Артур едва заметно кивнул. И глухо вскрикнул, вновь запечатывая свой рот ладонью, когда Имс с силой толкнулся внутрь, одним движением преодолевая последнее сопротивление.
Вцепившись в Артура, Имс двигался мелкими, рваными толчками. Наконец приспособился, влился в ритм, лег на Артура, заставляя того убрать руку ото рта.
Целуя, выпивая его стоны, зашептал что-то глупое, сбивчивое:
– Тихо, тихо… не кричи так. Сейчас… сейчас будет хорошо.
Вместо ответа Артур укусил его за губу.
Имс низко застонал и резко двинулся вперед, проволакивая Артура по полу. Он трахал его, возя по бетону и без умолку болтая:
– Блядь… узкий, черт… расслабься же, не могу… сейчас кончу… давай, ну!
И Артур дал.
Обвил Имса ногами за талию и дал, вскидывая бедра, подхватывая, убыстряя ритм, ерзая горячим членом по животу Имса.
А потом кончил. Кончил, заставив Имса вновь заорать, громко и протяжно.
Артур всегда выигрывал.
– Ты всегда выигрываешь...
– Считаешь это игрой, Имс?
Артур, уже в белье, сидел на койке и надевал рубашку. Он был бледен, но руки держал ровно, спокойно застегивая пуговицу за пуговицей.
Руки задрожали у Имса, когда он пришел в себя и увидел на члене кровь. Но Артур отогнал его, чувствительно ткнув под ребро, и не дал осмотреть «ущерб».
Он продолжал одеваться.
Имс сидел на полу, пытаясь уложить в голове произошедшее. Но ничего не получалось.
– Нет, я не считаю это игрой, Артур.
– Хорошо. – Артур застегнул последнюю пуговицу. – Тогда что это было? Зачем ты явился в Гнездо и стал устраивать здесь цирк? Зачем тебе все это понадобилось, можешь сказать, наконец?
– Я хочу тебя вернуть, – просто сказал Имс. – Хочу, чтобы все было как раньше.
– Как раньше – это как? – Артур положил руки на колени. – Мотаться по всем штатам, встречаясь урывками, потому что я в штабе, а ты под прикрытием и постоянно меняешь документы, имена, национальности? А мне под угрозой увольнения нельзя к тебе даже приближаться? Три года, Имс, три долбаных года! Просто потому, что ты мечтал играть в Джеймса Бонда и не хотел быть штабной крысой.
– Слушай…
– А еще, – Артур был настроен высказать все до конца, – еще надо упомянуть, что когда один из нас мчался черти куда, чтобы урвать пару часов, он мог застать своего любовника не в мотеле, а на больничной койке. С трубками, торчащими из всех отверстий. А где их не было, там постарались хирурги!
– Это было один раз!
Артур несколько секунд молчал, а потом тихо сказал:
– Мне хватило.
Настал черед Имса молчать. Наконец он вздохнул:
– Но я уже полгода как при штабе. Меня рассекретили. И я теперь майор. Кстати.
Артур, не глядя на него, подтянул к себе брюки.
– Поздравляю. И что? Или ты думал, что я все брошу и радостно побегу обратно?
– А почему нет? Почему нет? Тебе что, так нравится сидеть на этой чертовой базе?
– А ты забыл, как я здесь оказался?
Имс осекся, поняв, что затронул не ту тему. Но было поздно.
– Так я тебе напомню. После одной нелепой шутки все того же шутника Бонда…
– Только вот не вали все на меня!
– И не подумаю. Я сам виноват. Виноват, что поддался, что согласился на эту идиотскую затею. И что попался.
– И нас наказали.
– Меня, Имс. Наказали меня, выслав из штаба, затормозив на несколько лет мое продвижение по службе, засунув сюда, на эту «чертову базу». А тебя, насколько я помню, отправили в очередную операцию. По итогам которой вручили медаль.
Имс замолчал, потом вскинулся, хмуря брови:
– Да, но в штабе без тебя через месяц взвыли. Они же сразу попросили тебя обратно! Почему ты не вернулся?
– Я бы сказал, что у меня есть гордость, Имс. Но ты не знаешь значения этого слова.
– Ты думаешь, я поэтому явился сюда? Поэтому ползал на плацу? Потому что у меня нет гордости?
– А почему, Имс? Скажи мне?
– Потому что я хочу тебя вернуть. Если секретный агент Имс тебя не устраивал, то, быть может, штрафник Имс подойдет? И впрямь, столько интереса к моей персоне я не чувствовал даже в начале нашего знакомства.
Артур покачал головой.
– Все и всегда должно происходить так, как ты хочешь? Мне казалось, что абсурдность этого утверждения дети понимают уже в три года. Максимум в пять.
– И зачем же я вернулся, скажи мне тогда?
– Стало скучно? Захотелось секса? Разозлился, что это я бросил тебя два месяца назад? Поэтому ты решил придти и разрушить то, что я создавал все эти три года. Просто потому, что тебе приспичило сделать это.
– Это не так! – возмутился Имс.
– Да? А чем ты занимался тут все это время?
– Артур, – настойчиво позвал его Имс, не делая попыток встать, – все не так. Я хочу, чтобы ты вернулся. Я тут две недели сортиры драил, лишь бы быть рядом, и это правда. В штабе тебя три года вспоминают со слезами на глазах. Стоит подмигнуть, и тебя внесут туда на руках. С почестями. С повышением!
Артур помолчал, потом решительно покачал головой:
– Нет, Имс. Нет.
Железная дверь тихо хлопнула. Загремел засов.
Имс поднялся с пола, напился из раковины, хромая, добрался до койки, лег и неожиданно улыбнулся.
Артур пришел к нему, они выпустили пар, поговорили. У них даже был секс.
Завтра Артур придет снова, и Имс сможет убедить его вернуться.
Сможет!
На следующий день дверь не открылась. На третий день тоже.
Имс зверем метался по карцеру, требовал начальство, открыть дверь, выпустить его наружу. Требовал объяснить, какого хуя тут творится?!
Вместо Артура к нему спустился заместитель. Хмуро сообщил, что майор второй день как уехал по делам. И повторно зачитал Имсу его приговор.
Неделя в карцере. Неделя на гауптвахте.
Имса что-то не устраивает?
Имса не устраивало все. Буквально все. И он мог бы это исправить, назвавшись, сняв маску, вытребовав всего один телефонный звонок.
Куда уехал Артур? Зачем? Что за срочное дело сорвало его с места, где он пропадает несколько дней?
Утешает своего бедного друга? Кобба?!
Последняя мысль была настолько абсурдна, что сразу же отрезвила Имса. А трезвость заставила думать серьезно.
О том, что да, он может сорваться с места, найти Артура и… И что?
А также о том, что Артур его действительно спровоцировал. Посредством все того же Кобба.
Который был стопроцентным гетеросексуалом.
О, Артур знал, как Имс ревнив, знал, как вызвать у него алый туман перед глазами, спровоцировать на поступки, которые тот никогда бы не сделал, будь он в здравом уме. Никогда бы не набросился на Артура среди бела дня, в жесточайшем похмелье, можно сказать, у всех на глазах.
Артур заставил его это сделать. Зачем? Чтобы разорвать их отношения окончательно? Или хотел что-то сказать этим? Что?
Имс был готов стены грызть от ярости и отчаяния.
Теперь, когда у него появилось время подумать, он действительно припомнил, что Артура кое-что не устраивало в их отношениях. Точнее, много чего не устраивало.
Практически все.
Бесконечные отлучки Имса, секретность, давление начальства, торопливые, неряшливые свидания в грязных, холодных гостиничных номерах. Невозможность иметь дом, нормальную семью, хоть какое-то постоянство.
Но почему, почему он терпел? Ни слова, ни жалобы, ни скандала. И даже новость о том, что они расстаются, Артур преподнес спокойно и сдержанно. Попутно огорошив Имса тем, что давно и много говорил о том, что конкретно его не устраивает.
Просто Имс его не слушал.
– Я не истеричка, чтобы закатывать скандалы, Имс. Если ты меня не слушаешь, когда я говорю спокойно, значит, ты просто не хочешь слышать. Нам лучше расстаться.
Имсу казалось – все будет как обычно. Он придет, улыбнется, пошутит – и Артур растает. Охотно забудет обиду и примет его, Имса, в свои горячие, любящие объятия. Неужели он всерьез решил завести семью, построить прочные отношения – с кем-то другим? Не с Имсом?
Имс упал на койку, обхватывая руками голову.
Он был в полной заднице.
Прошла неделя, Имса перевели на гауптвахту. Здесь были люди, с которыми можно было поговорить, и Имс уже через сутки знал, что произошло в Гнезде за время его отсутствия. И пусть за это время штрафники схватились за головы и активно старались загладить прошлые промахи перед начальством, сторонясь опального сержанта – Имс все равно добыл нужную информацию.
Капрал Сайто сбежал.
Правда, его уже через несколько часов вернули, но он и не сопротивлялся. Он оказался вовсе не капралом, а лейтенантом, который попал на базу каким-то таинственным образом после плена в Ираке.
Рассказывали, что беднягу контузило, мозги у него переклинило, и Сайто выставил свое отсутствие в части во время плена как самоволку. За что и был понижен и отправлен на штрафную базу. С которой он вчера и сбежал.
Возвращенный, Сайто целую ночь писал рапорт, а потом уехал в сопровождении майора Артура.
Который должен вот-вот вернуться.
Которого так ждал Имс.
Артур вернулся, когда до конца срока отсидки Имсу оставалось всего два дня.
Приехав на базу, майор тотчас же вызвал Имса в свой кабинет, бросил на стол перед ним пачку бумаг и устало, без чинов и приветствий сказал:
– Вот. Это твои. Рапорт о твоем пребывании, протоколы, докладные – все. Твоя «экспедиция» сюда теперь считается спецоперацией по возвращению лейтенанта Сайто в ряды армии США. Он теперь герой, а ты получишь очередную медаль.
– Почему я? – Имс, не глядя, сгреб со стола бумаги.
– Потому что в своем рапорте он через строчку поминает твое имя. Как ты помог ему преодолеть кризис и все такое.
– Удушу, – бессильно произнес Имс, – подушкой удушу.
– Подушкой?
– Руки пачкать не хочу.
– Понятно.
Артур говорил тихо, без сарказма. Он действительно очень устал, достаточно было взглянуть на его чуть примятую форму, на темные круги под глазами, на подрагивающие пальцы рук.
Молча переминаясь с ноги на ногу, Имс чувствовал, как по его спине начинает расползаться холодок. Вот сейчас Артур поднимет голову, упрет в него пустой, чужой взгляд и скажет:
– Проваливай.
Вздрогнув, Имс чуть не выронил бумаги. Несколько мгновений он пытался понять, правда ли Артур это сказал, или это его воображение. А потом ему стало все равно.
– Артур. Артур посмотри на меня. Я хочу тебе кое-что сказать
Артур молча поднял голову.
– Я… я виноват. Я правда виноват перед тобой. Но я хочу все исправить.
– Что «все», Имс?
– Вообще все. Все с самого начала. Я был мудаком, да, но ты ведь любил меня и мудаком, правда?
– Имс…
– Дай мне шанс, Артур, пожалуйста. Вот они, – Имс, не глядя, ткнул палацем за окно, на плац, – они получили свой шанс все исправить. Шанс искупить. Так дай его и мне. Дай мне… испытательный срок.
– Испытательный срок? – Артур положил руки перед собой на стол, – что это изменит, Имс?
– Я не знаю. Может, ничего. Может быть, все. Но я без тебя не могу. Хочешь, я переведусь к тебе, хоть бы и сортиры драить. Но я не могу так…. не могу и все. Я мотался по этим заданиям только потому, что знал, ты меня ждешь. Мне надо было доказать тебе… не знаю, что, но надо было. – Имс поник. - Прости, что я все испортил.
Имс замолчал, глядя в пол перед собой. Вздохнув, Артур осмотрел за окно, на Имса, потом вновь за окно.
– Испытательный срок…. И что ты будешь делать?
– Все что хочешь!
– Хорошо, – Артур глубоко вздохнул, – тогда… Тогда отправляйся в штаб, улаживай свои дела, получай поздравления и все такое и…. И возвращайся сюда майором. Без цирка. Тогда и поговорим.
– Хорошо.
Имс улыбался. Пытался сдержаться, но все равно улыбался, как идиот. Чтобы хоть как-то скрыть ликующую радость, он зашуршал бумагами, собирая их в папку.
– Кстати, Имс… эта байка о твоем «переводе» сюда…
– Да?
– Ты правда раздел Джонсона, Чезвика и Хардинга в покер?
– Откуда ты?.. Нет, это была импровизация. А ты думал, правда?
– Ну, – Артур склонился над ящиком стола, – ты описал анатомию Джонсона довольно правдоподобно.
– А ты откуда знаешь про его кривой хуй?! – взвился было Имс, но сдулся, как проколотый шарик, стоило Артуру поднять голову. – Ладно-ладно. Извини, погорячился. Я пойду.
– Да, иди уже, Имс. Иди.
– Я скоро вернусь!
– Хорошо.
– Очень скоро!
– Отлично.
– Ты соскучиться не успеешь!
– Буду ждать. Буду… да, буду ждать.
Автор: Яшмовая Гунян
Бета: Bianca Neve
Форма: миди
Пейринг/Персонажи: Имс/Артур, Сайто, Кобб, Мол
Категория: слэш
Жанр: юмор, романс
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Новенький, сержант Имс, ворвался в наше Гнездышко и сразу все поставил с ног на голову.
Количество слов: 9276
Задание: фильм "Пролетая над гнездом кукушки"
Примечание: ретеллинг, АУ по отношению к обоим канонам
Фик подарен +Lupa+, человеку, который проделал титанический труд. Она проверяла почти все наши фики. Она читала и проверяла их, иэто при том что у нее была своя команда.
Когда я дарила +Lupa+ этот фик, я очень надеялась, что юмор ее приободрит )))
П.С. за коллаж спасибо JS[Shrimp]


Часть первая. Веселая.
Неуставные отношения.
…Кто из дому,
раз-два,
кто в дом,
раз-два.
Кто
ку-ку
над кукушкиным гнездом.
Армейская считалка.
раз-два,
кто в дом,
раз-два.
Кто
ку-ку
над кукушкиным гнездом.
Армейская считалка.
Вот я. Тихий японец по имени Сайто. Мету плац.
Вжих-вжих, скребет метла, вжих-вжих.
А вот мои товарищи по оружию. Тут и там, там и тут. Подметают, убирают, начищают. Не сидят без дела. Майор не любит, когда кто-то сидит без дела. Если подобное случается, он немедленно находит лентяю занятие, да такое, что лучше уж скрести бетон метлой.
Я и скребу, вжих-вжих. Хорошее занятие. Тихое.
А это черные слуги. Его помощники. Следят за мной, смотрят, пропущу я где-то пылинку или нет. Пропущу – все запомнят. И на построении вцепятся, поволокут на расправу.
Впрочем, за мной следят вполглаза. Я тихий.
Я молчу.
Вжих-вжих. Метла шуршит громче моих мыслей. Сам я тихий, очень тихий, практически неслышный. Мне даже дали прозвище – немой.
Я здесь уже два месяца и все время молчу. Здесь хорошо. Тихо и никто ничего не взрывает. Если «вести себя хорошо» и «соблюдать правила», то в Гнездышке даже… уютно.
Гнездышко – это мы так зовем нашу базу. Маленькую, далекую базу «Кукушкино гнездо». Сюда направляют в исправительных целях.
И нас тут исправляют. Или оставляют навсегда.
Больше-то нас все равно никуда не возьмут.
***
Новенький прибыл на базу «Кукушкино гнездо» строго по расписанию.
У нас тут вообще все происходит строго по расписанию, поэтому никто не удивился тому факту, что новенький прибыл ровно в десять утра.
И ни минутой позже.
Распорядок – это плоть и кровь «Кукушкина гнезда», плоть и кровь, скажу я вам.
В шесть – подъем.
В семь – построение.
До половины девятого нас гоняют по плацу.
В девять завтрак.
В половине десятого... впрочем, это все скучно. Добавлю лишь, что распорядок соблюдается неукоснительно, минута в минуту, круглый год. В жару и в мороз, в дождь, и в слякоть, и… Всегда.
К этому привыкаешь. Становишься послушным рабом часов.
И майора Артура.
Майор Артур, а это действительно была его фамилия, правил базой «Кукушкино гнездо» вот уже три года. Три года он превращал захудалое местечко, этакую компостную кучу на задворках армии, в свой личный филиал Ада.
Очень чистого, строго упорядоченного Ада, где затянутые в черное верные слуги – младший офицерский состав – карали нас, простых грешников, вскрывали наши черепные коробки и вкладывали туда устав. Глава за главой.
Устав и распорядок.
После обработки майора Артура вы даже по нужде будете ходить строго по расписанию. Просто потому, что раньше положенных часов не приспичит. Тряси своим концом над писсуаром, не тряси – без толку.
Кстати о писсуарах.
Сегодня привезли новенького, а значит, надо будет мыть душевые с особой тщательностью.
Потому что новенького ждет полная санобработка. Не знаю, как у вас, а у нас в Гнездышке новичков обрабатывают так, что они потом готовы на все что угодно, лишь бы не быть вычищенными снова.
Еще бы. Санация, помимо кучи унизительных процедур, включает в себя огромную, прямо-таки ведерную клизму. Наверное, в этом есть смысл. Глубокий и философский. Новичок освобождается от всего наносного и готов с чистого листа служить обществу.
Правда, когда смысл такой огромный и такой глубокий, освобождаться от наносного становится очень неприятно.
И душевые порой страдают изрядно.
Новенький, сержант Имс, ворвался в наше Гнездышко и сразу все поставил с ног на голову. Он не стал ждать, пока оформят его документы, и пошел гулять по базе. Он отвертелся от досмотра врача, он громко разговаривал и даже смеялся на плацу. На который Имс попал без разрешения, просто пройдя базу насквозь.
Здесь-то его и поймали.
Поймали за святотатством.
Имс – веселый, шумный, в мятой форме и нечищеных сапогах – лихо козырнул наблюдавшему за работами майору Артуру.
А потом схватил его за руку и сердечно потряс ее.
Гром не разразился только потому, что на пронзительно голубом небе не было ни единого облачка. Никто не слышал, что именно сказал сержанту Имсу Артур, но того отнесло на добрую пару шагов и намертво приморозило к серому бетону плаца.
Там его и скрутили верные слуги майора и потащили на дооформление.
Отойдя на пару десятков шагов, новенький очнулся и все оставшееся до отбоя время продолжал вести себя так, словно это база задолжала ему экскурсию.
Словно ничего не произошло.
Я все это видел, потому что предусмотрительно подметал под окнами главного корпуса. Отсюда я видел майора, оставшегося в одиночестве после того, как сержанта увели.
Майор вел себя как обычно, словно и не произошло непозволительного нарушения субординации. И лишь раз, думая, что никто его не видит, он тщательно отряхнул руки.
У майора Артура всегда были чистые руки, идеальная прическа и безупречная, без единой морщинки или залома, форма. В его сапоги можно было смотреться при бритье, причем в качестве бритвы использовать его же воротнички или манжеты. Правда, тому, кто осмелился бы на подобный эксперимент, я бы не дал ни минуты на этом свете.
Майор Артур – царь и бог Кукушкина гнезда. Опасно даже думать о том, чтобы покуситься на его неприкосновенное владычество.
Был тут один парень, как раз в первую неделю моего пребывания в Гнезде. Веселый парень, балагур. Звали его Нэшем. Он как-то назвал майора вслух «ваше величество» и пошутил что-то по поводу Короля Артура. Вечером этот весельчак упал с лестницы и выбил себе два передних зуба.
И хотя у него было несколько свидетелей, а майор в это время вообще был в городе, все на базе знали, откуда пришло воздаяние.
Нет, сержант Имс – нынешний новичок – долго здесь не задержится. Не с его манерами.
Он все с самого начала делал не так, этот Имс. Он сумел-таки облазить всю базу, со всеми перезнакомиться, получить обед вместе с ужином на одном подносе (потому что «ему не додали завтрака») и, оперируя одними лишь словами, отвоевал себе право спать в самом теплом углу казармы.
А главное, он каким-то немыслимым образом оказался вечером в комнате отдыха, миновав санобработку.
Последнее вызвало закономерный интерес у коренных обитателей базы – у нас, у штрафников.
Посмеиваясь и шутя, ребята хлопали Имса по плечам, жали руку и делились собственными ощущениями от давешних процедур. Все они когда-то были новичками, и лишь задница Имса осталась нетронутой после оформления бумаг.
– Да, ребята, ваш майор – он весельчак, – смеялся Имс. – Меня часто переводили, я знаю, что нагнуть новичка – дело святое. Но чтобы вот так, с выдумкой – это я в первый раз вижу.
И он вновь расхохотался.
У него был громкий, звучный смех, совсем не такой, к которому привыкли эти стены. После промывки кишок и мозгов не больно-то похихикаешь, а потом за тебя берутся черные слуги, и смех исчезает сам собой.
Имс смеялся весело и от души. Он был красивый парень: крепкий, жилистый, с татуировками на обоих плечах и груди и с едва зажившим шрамом на носу. Хороший был удар, нос у Имса до сих пор отливал красным и распух, как у клоуна. Костяшки его пальцев были заметно сбиты. Девушки от таких парней без ума. А еще у Имса были крупные, пухлые губы, длинные ресницы и лукавый, обещающий черт знает что взгляд.
Было в этом Имсе что-то английское.
Наконец сержанту задали главный вопрос:
– Ну и за что ты сюда, к нам?
– Карты, ребята, – как можно каяться так искренне, и так нагло при этом ухмыляться? – Карты, родимые, довели меня до сей юдоли скорби и порядка.
Он обвел нас веселым, плутовским взглядом и внезапно предложил:
– Сыграем?
И на свет появилась замусоленная, потрепанная колода.
– По маленькой, а? А я расскажу вам свою веселую историю.
Ребята посмотрели на карты. И дружно вздохнули.
Карты в колоде были с порно-картинками. 52 две сладкие позиции, и это были не рисунки, нет. Настоящие фото.
У тех, кто играл, глаза враз стали масляными. А те, кто стоял и смотрел, те и вовсе растеклись ухмылками. Покраснели. Стали переминаться с ноги на ногу. Картинки были просто блеск.
Севших с ним за столик Имс обыграл вчистую. И, кстати, по маленькой у Имса начиналось с десяти долларов – когда мы, если и играли на деньги, выше десяти центов не ставили. Когда начинали хрустеть бумажки, у майора случалась бессонница.
Что выливалось в тотальную проверку казармы.
Довольно насвистывая, Имс набил бумажками оба кармана, попутно рассказав в красках, как раздел одного майора и двух лейтенантов в буквальном смысле этого слова.
– И вместо того, чтобы погладить меня по головке, – Имс выразительно задвигал бровями, – они выслали меня сюда. Ну не свинство ли? А ведь у того майора и правда был кривой хуй. Я так и сказал ему: сэр, у вас кривой хуй. С этим, сэр, надо что-то делать. – Он печально вздохнул, демонстрируя вселенскую скорбь. – Никто не ценит правду в этом мире, ребята. Вот никто.
Он собрал карты, мимоходом перетасовав колоду в «магазином» порядке, и вновь широко улыбнулся.
– Ну а как с этим делом обстоит у нашего майора? У славного майора Артура, у майора Стройные Ножки, все в порядке с... ээээ... личным составом?
Вокруг Имса немедленно образовался широкий круг свободного пространства.
Майор Артур был неприкосновенен.
– Ээээ… майор Артур – это холодильник, – глупо и несмело пошутил кто-то из сидящих в углу.
– Он практикует вуду.
– Он пьет кровь новобранцев и младенцев.
– Лучше с ним не связывайся, сынок.
– У него нет эмоций, это ж ходячий манекен.
– На батарейках.
– Знаешь, почему это место так называют? Потому что тут все немного ку-ку. А майор – больше всех.
Я молчал, хотя знал больше брехунов и умников. Молчание в Гнезде ценилось выше золота. А еще я слушал.
И смотрел.
Что бы там не говорили сейчас ребята, майор Артур знал кое-что об эмоциях.
Они у него были, да, сэр.
Отвращение, раздражение, гнев – эти три были самые частые. Еще скука и, крайне редко, удивление.
Мне бы не поверили, если бы я рассказал, сколь многим страстям подвержен наш майор. Но я молчал. И наблюдал за скупыми признаками, указывающими на ту или иную эмоцию.
За два месяца пребывания в Гнезде я выучил их все.
Первой эмоцией, которую вызвал у майора сержант Имс, было, без сомнения, раздражение. Перед святотатственным рукопожатием крылья носа майора едва заметно затрепетали, а пальцы сильнее обычного сжали переплет папки с назначениями и дежурствами.
Вот и все, но я-то заметил. Что бы он ни сказал Имсу, я знал, что майор Артур был раздражен.
Но в тот момент это лишь означало, что пока не стоит попадаться на глаза майору чаще обычного.
Если не попадаться вообще – он пойдет меня искать.
Время на базе шло своим чередом.
По расписанию.
Хорошо жить по расписанию. Всегда знаешь, что произойдет в следующий момент, через минуту, час, день.
Сегодня, во время утреннего построения, ожидаемо достанется новичку. Его выставят перед строем и вывернут наружу все его грешки, все, чем он оплачивал билет в наше уютное Гнездышко.
После чего майор Артур скажет короткую, хлесткую речь о том, что ждет новенького в Гнезде.
И, заметьте, майор никогда не лжет.
Новичок же, публично выпоротый и публично же прощенный, на ватных ногах вернется в к нам, благодаря в душе небеса за то, что его не заставили раздеться и пробежать через строй.
Многие после речи майора Артура признавались, что были готовы сделать и не такое.
Так всегда бывает, так должно было быть и на этот раз.
– Вы прибыли сюда, чтобы вас научили уважать дисциплину, сержант Имс, – завершая речь, отчеканил Артур, и его слова, словно рядовые, послушно выстроились перед ним в непроницаемую броню.
Артур всегда прав. Его слова непогрешимы как святое писание. Как устав.
И сержант Имс должен сейчас склонить голову перед затянутым в форму Архангелом и вымученно пробормотать:
– Так точно, сэр.
И быть награжденным нарядом вне очереди.
Вместо этого Имс удивленно осведомился:
– Правда? А я думал, меня послали на курорт… Спасибо вам, сэр! Пелена спала с моих глаз! Век вам этого не забуду! Сэр!
Артур и глазом не моргнул.
– Встаньте в строй, сержант.
И мы поняли, что над головой Имса грянул гром.
Попав в комнату отдыха в отведенное расписанием время – за час до отбоя – Имс немедленно принялся расспрашивать всех о майоре Артуре.
Ему не пришлось долго упрашивать. Ребят уже распирало поделиться информацией о глубине той жопы, в которую попал болтливый сержант.
Попал, даже без санобработки жопы собственной.
Про Артура ходили разные толки.
Лидером был слух, что майора перевели сюда из Гуантанамо, понизив за излишнюю жестокость.
Меньшей популярностью пользовалась версия, что Артур – разработка секретной правительственной лаборатории. И не человек вовсе, а робот.
Киборг.
Более подкованные в медицине щеголяли теориями о проведенной лоботомии, в результате которой Артур перестал ощущать какие либо эмоции.
Менее подкованные голосовали за то, что он таким родился.
И совсем никто не слушал брехунов, которые утверждали, что Артура сюда прислали три года назад из штаба. Вышвырнув в буквальном смысле слова за неуставные отношения.
Что, мол, был страшный скандал, который еле-еле удалось замять, разжаловав одного из виновников и услав за тридевять земель другого.
Этому бреду не верил никто.
Во-первых, Артур был тут всегда. Как небо, земля и воздух. Никто не мог представить себе Гнездо без Артура.
Во-вторых, если Артуру и можно было как-то приписать слово «отношения», то слова «неуставные» в его словаре, в его понимании мира не было. И горе тому, кто произнесет эту крамолу в его присутствии.
У нас карали даже за мысли.
Имс выслушал всех. Все версии, слухи, сплетни.
А потом предложил расслабиться.
– Ваши разговорчики меня страшно возбудили, парни. Вот просто страшно. Боюсь не дойти так до казармы. Еще встречу вашего киборга, и он может подумать, что у меня встало на его подтянутый зад.
Все, кроме меня, нервно рассмеялись. Я нервничал молча.
– А поскольку мне не светит уединение, – продолжал Имс, поглаживая солидную выпуклость в своих форменных брюках, – то давайте устроим соревнование?
– Соревнование? – пискнул кто-то из заднего ряда.
– Да, – Имс вжикнул молнией, – чей выстрел будут первым, тот и выиграл. Расчехляем орудия, ребята. Родина ждет!
Все, как один, расстегнули ширинки. Сержант Имс действовал на нас как ведерная порция гипнотического зелья.
Кто-то сдернул штаны и с меня и даже пристроил мою руку на моем же вялом мужском достоинстве.
Соревнование началось.
Кто-то стонал вслух, кто-то просто шумно дышал, раззадоривая остальных, кто-то молча таращился на похабные вкладыши от жвачки, наклеенные на здоровенную металлическую тумбочку – единственное сомнительное украшение в центре комнаты отдыха. Эти картинки оказались сейчас очень кстати.
Лишь Имс, похоже, не нуждался в допинге. Закрыв глаза, он равномерно работал рукой, уперев вторую в бедро, словно порнозвезда. И только я видел, как он бесшумно произнес, кончая:
– Да… майор Крепкий Зад.
Разумеется, Имс выиграл.
В тот, первый раз этого никто заметил. Все были слишком увлечены происходящим. Общий порочный дух сплотил нас в эти короткие минуты удовольствия, когда один за другим ребята стонали и вскрикивали, пачкая себя, пол, обувь и безответную тумбу.
В этой вакханалии даже я смог ощутить себя мужчиной.
Одним из последних, но смог.
Идея соревнования пришла позже. Имс не дал нам расслабиться и позорно все забыть, о, нет.
Но вначале был разнос.
Утром сазу после построения майор Артур произнес выговор перед строем за… ну, за то, чем мы вместе занимались в комнате отдыха.
Голос майора звенел, поднимаясь к небесам. Наверное, оттуда и должна была пролиться на наши головы заслуженная кара в виде огненного дождя или, по крайней мере, кислоты.
В Ад таких как мы не пустят, это точно.
Мы просто плевок на ногах последнего отброса общества.
Мы никто и ничто.
Всему взводу недвусмысленно предписывалось заползти под плинтус и сидеть там до конца дней своих, стеная и предаваясь раскаянию.
Тихо стеная.
Не нарушая комендантского часа.
– Кто-нибудь хочет высказаться в свое оправдание?
– Это была жизненная необходимость. Сэр. – Голос сержанта Имса был бодр, как овца, которой только что обрили все, включая ляжки. – Крайняя нужда плотского свойства толкала нас на страшные поступки, но мы устояли. Мы устояли, сэр! Мы могли пойти в… – Имс понизил голос, но его все равно было слышно даже стоящим в задних рядах, – в самоволку, сэр. Вот до чего надо довело воздержание.
– Сержант. Перестаньте паясничать.
– Я говорю правду, сэр! – Имс подпустил в голос искренней обиды, – мы устояли! Мы взяли себя в руки и остались мужчинами. Сэр!
Черная прямая брови Артура резко изогнулась дугой.
Передние ряды синхронно отступили назад, оставляя Имса стоять в одиночестве, словно добровольца, вызвавшегося на опасное задание.
– Да, сэр! – вновь гаркнул Имс, – мы остались мужчинами, а не хлюпиками, не способными найти достойный выход из сложившейся ситуации! Сэр!
Брови Артура двумя молниями сошлись над ровной переносицей, и в наступившей тишине прозвучал отчетливый скрип его зубов.
Имса в тот раз даже не отправили в наряд. «Инцидент» был тщательно предан забвению.
Как будто ничего и не случилось.
Но оно случилось. И продолжало случаться и дальше.
Имс был неудержим, как вода в горсти, как ветры после бобовой похлебки. Он был ярок, шумен и приметен, как прыщ на носу. Он обсуждал, он спрашивал, он критиковал.
И все это Имс проделывал, неукоснительно соблюдая устав.
На свой извращенный манер.
Никто из нас даже не подозревал, что некоторые пункты устава можно выполнять буквально.
Например, отдавать честь старшему по званию. На бумажке. Лично. В руки. А потом ежечасно справляться о состоянии свой чести. Потому что «честь – она как яйца. Дана нам раз и на всю жизнь. Сэр».
А некоторые действия производить просто потому, что в уставе не было запрещающих это указаний.
Петь на плацу. Арии на итальянском языке. Рассказывать в столовой анекдоты про трупы, зомби и некрофилию. Отжиматься со стонами: «да милая, да, я сейчас!» Громко обсуждать внешний вид старших по званию.
Особенно майора Артура.
Имс выяснил, что мы можем ходить в душевые не только по расписанию, а в любое свободное время. Что у нас, оказывается, есть плазменная панель и спутниковая тарелка, соединив которые, мы получили доступ к двумстам каналам вместо привычных десяти.
Сержант Имс целенаправленно разрушал прочный распорядок Гнезда. И это имело закономерные последствия.
Мы расслаблялись.
Теперь каждый вечер мы собирались в комнате отдыха не просто так, а со смыслом.
Ребята проигрывали свои деньги Имсу, смеялись и шутили, пачкали ставшие уже мутными картинки на металлической тумбочке. Соревнуясь, кто быстрее, кто больше, кто дальше. Кто сможет, кончая, поразить нарисованную маркером кривую мишень.
– Слушайте, этот кошмар надо давно выбросить, – сказал как-то Имс, ткнув пальцем в тумбу, – она мозолит мне глаза и оскорбляет мое чувство прекрасного.
К тому времени ребята были готовы на все. Даже обхватить эту металлическую штуку и отволочь ее к выходу.
Вот только ничего не получилось. Сколько они не пыхтели, тумба даже не сдвинулась с места. В конце концов, ее накрыли маск-сеткой и оставили в покое.
– Эх, – сказал на это Имс, – если ее отсюда выкинут, то у майора Артура, наверное, челюсть отвалится. А хуй встанет. Хотел бы я на это посмотреть.
Кто-то пошутил на тему предсмертного желания, и на этом про тумбу забыли.
Упорство сержанта Имса было сродни застрявшей в дереве бензопиле. Он тянул туда и сюда, он вгрызался, рвал и дергал. По уму, от такого психа следовало бы держаться подальше, но он словно магнитом притягивал к себе людей.
К нему шли, к нему тянулись.
Наша казарма стала самой популярной на базе, а наша комната отдыха – самой многолюдной.
Имс щедро платил за такое внимание. Он начал подвергать сомнению устоявшиеся традиции Гнезда.
Например, отчего сигареты нам выдают под расписку? Отчего ходить в свободное время нельзя группами больше четырех? Громко включать радио? Вообще включать музыку во время работ?
И какого черта не наймут с десяток уборщиц?
Артур молча наблюдал за сержантом. Кому-то могло показаться, что майор даже начал поддаваться, отступать перед этим натиском.
Нам и правда начали выдавать все личные вещи без расписок и отдали радио в полное распоряжение. Но все это было лишь затишьем перед бурей. Я-то видел, что майор просто ждет, чтобы покрепче ухватить Имса за мускулистый загривок.
Имс должен был попасться на чем-то крупном.
А пока майор отвечал булавочными уколами.
Майор Артур стоял на плацу. Раздраженный, так как Имс вновь привлек к себе его внимание, не мог не привлечь, он ведь танцевал вальс с метлой в качестве партнерши.
Очень чувственно танцевал.
Майор был очень раздражен. А это значило, что кого-то прямо сейчас отправят в наряд.
– Прекратите паясничать, сержант. И если у вас так много свободного времени, потратьте часть его на дезинфекцию уборных.
Имс только широко улыбнулся. И нежно погладил гладкий черенок метлы. Вверх и вниз.
– Когда я буду драить писсуары, я потрачу часть своих мыслей на вас, сэр.
Имс отдал честь, повернулся и вышел, чеканя шаг.
К этому времени у него уже поджил нос, и он еще больше стал похож на англичанина.
Я бы решил, что он шпион, если бы он не болтал так много.
Шпионы – они молчат.
Сцена, свидетелем которой я стал, повторялась раз за разом. Имс нарывался на все новые и новые наказания, словно в этом и была его цель пребывания в Гнезде: раздражать майора Артура и получать за это наряды вне очереди.
Неугомонного сержанта чаще обычного отправляли драить то сортиры, то плац, то личные помещения офицеров.
А дополнительные физические нагрузки он отрабатывал вообще каждый день.
И все ему было нипочем. Там, где другие ломались, он только насвистывал, насмешливо комментируя очередную экзекуцию.
Даже майор Артур начал проявлять нетерпение.
Так, во время очередного штрафного комплекса «для укрепления мышц», Артур поднял ногу и опустил свой блестящий сапог прямо на поясницу Имса. Тот как раз отжимался над большой лужей и закономерно полетел лицом в грязь.
– Держите бедра ровнее, сержант.
Как раз перед этим шел страшный ливень, все попрятались в казармы и не спешили выходить. Так что кроме нас троих на плацу никого не было.
Имс отрабатывал комплекс, Артур надзирал, а я, кутаясь в безразмерный дождевик, как раз нес майору горячий кофе.
Майор его выпил, глядя, как Имс продолжает отжиматься под дождем, постоял еще немного и ушел, оставив сержанта без присмотра.
Если бы я делал ставки, то этот раунд точно остался за Имсом.
Так прошла неделя.
Наступило время сеанса с доктором Коббом.
Кобб – это наш психолог. Старожилы рассказывали, что, откопав в уставе, что нам по штату необходим такой док, майор Артур откапал заодно и Кобба. И тот прижился в Гнезде. Словно всегда здесь был.
Кобб мне не нравится. Слишком дотошный, слишком въедливый. Все время требует, чтобы я с ним разговаривал. А я не хочу. Только начни с их братом разговаривать – и все, пиши пропало. Вцепятся, как клещи, и повиснут, пока не высосут все слова.
Лучше сразу молчать.
А еще этот Кобб был слишком смазливый. Голубоглазый блондин с открытым, располагающим взглядом. И лицо у него было какое-то… детское. Такому стоило бы сниматься в рекламе, а не вскрывать головы штрафникам.
Но майору он нравился. Они иногда даже уезжали вместе с доком в город. Наверное, Кобб – единственный штатский, чье существование майор Артур соглашался признавать.
Имсу эта информация не пришлась по душе. Я видел, как он раздувал ноздри, как забилась синяя жилка на его шее. Но ребятам Имс только улыбнулся и спросил:
– Вот как? Значит, этот Кобб – приятель нашего майора Розовые Ушки? И что, они запираются вместе в кабинете? Ходят в общий душ?
Предположение о том, что у майора могут быть такие… земные потребности, вызвало общий нервный смех. И бурное отрицание.
Кто-то высказался на тему, что у майора вообще никогда и никого не было, потому что у него вместо члена – сосулька. Кто-то возражал, что очень даже было и до сих пор есть, правда, никто не знает, в каком морге Артур держит этот труп.
Как бы то ни было, утром Имс познакомился с Коббом.
Я ждал, что он начнет задирать нашего мозгоправа, все ждали. Но Имс был само очарование.
Имс улыбался, тряс Коббу руку, хлопал его по плечу и выражал искреннюю радость от того, что получит бесплатно то, за что штатские отваливают немаленькие денежки. Он вызывался первым лечь на кушетку, на пол, на стол перед Коббом и рассказать ему – и всем нам, – как он, Имс, в детстве мочился в постель. И как хотел младшую сестренку… своего соседа по общежитию.
Он был просто душка.
В конце первого же «сеанса» сержант Имс уговорил Кобба присоединиться к нам в увольнительной.
– Вы же хотите понаблюдать нас в… эээ… неестественных условиях обитания? Соглашайтесь, док, – подзуживал Имс, – вам понравится. Мы напьемся и будем такие мягонькие, такие податливые… как титьки многодетной мамаши из гетто.
– Вы знаете, какие они на ощупь, сержант? – улыбнулся ему мозгоправ.
– Док, – Имс приложил ладонь к своей груди, – если вас возбуждает подобное вымечко, то клянусь бородавками бабушки – я вам это обеспечу. Идете с нами?
И док согласился.
Как выяснилось, Кобба «вымечко» не возбуждало. А возбуждали его прелестные грудки официантки, которая приносила нам пиво.
Бар «У Майлса» был привычен к нашествиям солдатни, а Мол – к сальным шуточками и щипкам пониже спины. Точнее, к попыткам ущипнуть – на этот случай у нее была с собой длинная спица. Один точный укол, и тебе уже ничего и никого больше не захочется щипать.
Но восхищенные взгляды и неуклюжие комплименты нашего дока так отличались от привычных «ухаживаний», что Мол даже подмигнула ему, наклоняясь с подносом к столику.
Наклоняясь ниже обычного.
– Хороша, а? – Имс не оставил это без комментария.
– Да, – пьяно выдохнул Кобб, – безумно.
– Ну так скажи ей это.
– Нет, – доктор помотал головой, – нет-нет. Не здесь.
– Уловил, док, – Имс хлопнул Кобба по плечу, – надо будет сообразить ей пропуск на базу.
Кобб отнекивался, путано объясняя, что Имс его неправильно понял, Имс ржал, ребята пили, горланили песни, скармливали четвертаки музыкальному автомату и танцевали, лапая пониже талии пьяных девиц.
Мир тонул в пивных парах и сигаретном дыму.
И вот уже Мол, бросив фартук на стул, подсаживается за столик к Коббу и Имсу. Никто не может отказать сержанту, и она болтает с ним и с Коббом и смеется, склоняя к круглому плечу свою хорошенькую, темноволосую головку.
И грудки прыгают под белой блузкой в такт ее смеху.
Хорошо.
После увольнительной майор Артур пошел в атаку.
На утреннем построении он вызвал сержанта Имса выйти перед строем и начал унизительную публичную порку. Сегодня его голос звучал громче обычного. Больнее бил по нервам.
Или, может быть, это было похмелье? И то, что все мы спали не больше трех часов?
– Вас предупреждали, что сержант Имс был направлен на нашу базу за азартные игры. – Голос майора отдавался у меня в районе затылка, – но вы не смогли удержаться. Увы, обаяние сержанта сыграло с вами дурную шутку. С вами и с вашими кошельками.
Затем майор зачитал всему строю, сколько мы проиграли за последние дни и на сколько обогатился Имс.
Сержант, когда ему дали слово, выразил протест и заверил майора, что потратил все выигранные деньги на презервативы. Которые собирался раздать всем нам.
– Я за чистоту рядов, сэр!
В ответ на это майор отправил Имса в наряд на плац.
Имс отдал честь, но посетовал, что завидовать не хорошо.
И вернулся в строй.
Покачивая бедрами.
Но мы рано расслабились, думая, что достанется только Имсу.
В этот же день майор Артур решил провести дезинфекцию всех, кто выходил в увольнительную.
Объявили об этом перед обедом, громко, чтобы все в столовой слышали, что мы ходили в увольнительную, что мы предположительно «были в контакте», что нас нельзя вот так класть на чистое армейское белье. Без дезинфекции.
Майор Артур улыбался со своего места всей столовой. И сержанту Имсу персонально. А Имс – под столом, так, что это видел только я – скрутил черенок своей ложки штопором.
Улыбаясь майору Артуру.
Дезинфекция заключалась в том, что нас всех согнали в душ и вымыли противоблошиным шампунем.
Честно.
Нас, здоровых лбов, заподозрили во вшивости. Приказ начальства звучал недвусмысленно.
– Все оволошенные части должны быть обработаны специальным средством.
И это должно было стать настоящим наказанием.
Все началось с того, что нам не дали гель.
Нас – голых, ждущих запуска в душевые – выстроили в длинную дрожащую шеренгу. Мимо которой должны была пройти два капрала с здоровенным тюбиком. Они хотели сами намазать липким черным гелем все наши оволошенные части. Но комментарии Имса по поводу сексуальных приставаний и мокрых снов, которые ожидают капралов, перевернули все с ног на голову
Ребята стали кривляться и вставать в развратные позы, добившись того, что капралы зашвырнули в нас флаконом шампуня, велев намазаться самим.
А потом загнали в душ.
Душевые у нас как в психушке. С одной стороны кафель, вода льется из раструбов на потолке, мыло и мочалки, а с другой – за стеклянной стеной – смотровой коридор.
Это чтобы можно было надзирать, не твориться ли в душевых чего-то неподобающего. Ну, там мыло кто-то уронит… а кто-то и поднимет.
За нами постоянно наблюдали.
Поэтому никто не удивился, что в разгар помывки, когда мы с остервенением вычесывали из волос липкий, похожий на деготь гель, за стеклом показался майор Артур.
Он просто стоял, прислонившись к стене и глядя на нас, потенциально зараженных, с легкой усмешкой того, кто чист, как ангел на небесах.
А у нас тут был ад. Мокрый, душный, жаркий ад. Усиливая атмосферу, Имс выкрутил все краны на «очень горячо», отчего душевую немедленно заволокло белым паром. А сам сержант встал в центре и принялся смывать с себя гель. С волос, из подмышек, размазывая пену по груди и животу, гладя себя в паху… и все это стоя лицом к стеклу. К майору Артуру.
Тот ничем не выдал, что как-то задет подобной демонстрацией, лишь изогнул левую бровь аккуратной дугой.
Явно не удовлетворенный таким пренебрежением, Имс подошел близко к стеклу и прижался к нему, покачивая крепкими ягодицами.
– Поиграем в Титаник!
Он воздел обе руки вверх, прижимая их ладонями к стеклу, и начал сползать вниз по стене.
Ребята, забросив помывку, шутками и улюлюканьем подбадривали Имса. Кто-то даже запел, подражая Селин Дион.
Пар закрыл от меня стекло, так что выражения лица майора я не видел. А когда кто-то додумался выкрутить холодную воду и пар рассеялся – в коридоре было пусто.
После происшествия в душевой даже самому последнему новобранцу стало ясно, что над Гнездом собирается буря. И в ее эпицентре– сержант Имс.
Не стоило Имсу так откровенно выделываться перед майором. Не стоило вспоминать это за завтраком на следующее утро. В общей столовой у нас отличная акустика.
И тем более ему не стоило подходить на плацу к Артуру после всего этого.
– Добрый день, сэр.
– Мы уже здоровались, сержант.
– Да, но это было утром, а сейчас – день, сэр.
– Добрый день.
– Отличная погода, сэр!
– Сержант. Если вам нечем заняться, то я могу это…
– Сэр! Не будьте таким букой!
– Букой, сержант?
– Да, сэр. Это портит ваше прекрасное лицо. Сэр. Оно такое кислое, что у меня сердце разрывается.
– Сержант.
– Да, сэр. У меня есть сердце, сэр. И когда я вижу, как вы страдаете…
– Я не страдаю, – голосом майора можно резать лед. На тонкие-тонкие ломтики.
– Я все понимаю, сэр, – Имс понизил голос, но мне было прекрасно слышно, я ведь стоял рядом, – но я знаю безотказное средство, сэр.
– Сержант, замолчите.
– Глубокий ректальный массаж, сэр. Очень помогает. От геморроя.
– Наряд.
Голос у майора был как Северный Полюс. Холодный и чуть шершавый.
– Я хотел лишь помочь, сэр!
– Чистить личные помещения.
– Это был медицинский совет!!!
– А после – полная санация. Идите.
Развернувшись на месте и щелкнув каблуками, Имс промаршировал несколько шагов в сторону главного корпуса. Но остановился и внятно, так, чтобы всем было слышно, пробормотал:
– Я разочарован в вас, сэр.
Мы ждали взрыва.
Имс ждал взрыва, я видел это, видел по его напрягшейся спине, сжатым пальцам, прямой осанке.
Вот сейчас Артур сдастся, закричит: «два наряда!», проявит эмоции.
Но Артур промолчал, словно ничего не было.
И один лишь я услышал, как Имс скрипнул зубами.
Когда Имс вернулся после санации, все уже были в казарме. Против обыкновения, никто не прокомментировал произошедшее, хотя раньше в любого, кто отправлялся на свидание с «узким концом», просто вцеплялись штатные остряки.
Но Имс не был любым.
Увидев, что никто не собирается зубоскалить по поводу ведерных клизм, Имс достал откуда-то травку, скрутил косячок и, затянувшись, пустил его по кругу.
Когда папироска кончилась, он скрутил вторую. А потом кто-то достал из тайника бутылку бренди.
Казарма молча переваривала произошедшее. После второй, неизвестно откуда взявшейся бутылки переваривать стали шумнее. А после третьей и вовсе разговорились.
– Ну вот скажите мне, – вопросил Имс, – разве не хорошо?
Все нестройно согласились с ним, что да, блядь, зашибись как хорошо.
– Ну и на кой черт нам тут этот майор? Это Артур? – не унимался Имс.
– А вот тут ты не прав, – возразил один из штрафников. Он был тоже сержант, как и Имс, что позволяло ему разговаривать вот так запросто. – Не прав ты, Имс. Мы все тут – штрафники. Ты штрафник, я штрафник, немой япошка тоже штрафник. И здесь мы, потому что не смогли приспособиться к армии. Выскочили из системы и валяемся на обочине, – он замолчал, явно довольный своей метафорой, потом продолжил, – и нам нужны майоры, типа этого Артура, чтобы они вернули нас на положенное место. Усек?
– Не усек, – возразил Имс, – нахуя вам какой-то майор?
На Имса зашикали.
– Не говори так. Он услышит и…
– И что? Прогонит через строй, вооруженный дубинками? Публично вздернет на дыбе? Высечет? Бросьте, такие методы уже не в моде. Не тот век.
– Ага. Он всего лишь вставит тебя перед строем…
– Осудит перед всеми…
– Скажет, что разочарован…
– Отправит на санацию…
– Или в карцер…
– Что за карцер? – уцепился за последнюю фразу Имс.
– Страшное место, – давешний сержант ловко отобрал у Имса третью самокрутку и глубоко затянулся, – страшное место. Все буйные оправляются прямиком туда. А после разъяснительной беседы возвращаются шелковыми. Вон как наш немой. Он неделю сидел в карцере – сразу как прибыл. С тех пор молчит и подметает, молчит и подметает.
– Никто не хочет в карцер, Имс, – подтвердили из темного угла, –никто.
– Да ну нахуй такую жизнь, – возмутился Имс, отбирая свой косячок. – Если бы меня попробовали вот так мурыжить, я бы знаете что сделал?
– Что?
Это я сказал. Громко сказал, вслух. А никто даже и не удивился, что немой – говорит.
– Я бы взял ту уродливую штуку, что торчит у нас в комнате всеобщего отдохновения, и, – Имс хлопнул себя по колену, – отволок бы ее на плац. Как памятник одному знакомому холодильнику. А потом перемахнул бы через ограду и был таков.
– Ну, ты по суду сюда, да? Армия или тюрьма? – нахмурился сосед Имса, – нам-то проще. Подписал «по собственному» – да и все. Развод. С разделом имущества.
– То есть?
– То и есть. Мы все на контракте. Захотим – разорвем и в пампасы.
– Так что же вы тут сидите? – Имс даже приподнялся на постели.
Давно ребята в нашей казарме так дружно и весело не смеялись.
– Да потому, – вытер слезы давешний сержант, – что если мы выдержим эту мозгоправку, то у нас будет наилучшее досье. С полным прощением всех грехов. Тех, кто вылетает из Гнезда с положительной характеристикой от майора Артура, с руками отрывают на самые теплые места. Вот и все.
Имс долго переваривал эту информацию, а потом выдал.
– Да, вы меня удивили. А я не часто удивляюсь, так что это надо отметить. Я устрою вечеринку.
Имс сдержал слово. На следующий же день, майор по расписанию уехал в город. Все знали, что он вернется только завтра днем, поэтому сегодня мы можем гулять хоть до утра.
Как Имс достал алкоголь в таких количествах, а главное, как он доставил его на базу, осталось для всех загадкой. Но в итоге после отбоя у нас в казарме была выпивка, закуски и девочки.
Девочек обеспечил Кобб. Да-да, наш добрый доктор сдался перед могучим натиском Имса и выдал ворох уже подписанных пропусков.
В обмен на то, что Имс пригласит Мол. Официантку с крепкими грудками Имс пригласил, пообещав экскурсию по базе, где экскурсоводом будет, разумеется, Кобб.
Никто не возражал.
На нашу долю достался десяток веселых девочек, жадных до выпивки, танцев и крепких мужских ласк.
Вначале ребята даже немного растерялись. Женщины чуть ли не впервые переступали порог нашей казармы. Но стоило зазвенеть стаканам, как первое напряжение спало. А дальше все как-то само пошло.
Ребята смело мешали в бумажных стаканах виски, содовую и неизвестно откуда принесенный лед, резали армейскими ножами закуску и этими же ножами вскрывали жестяные банки с паштетом.
Кто-то вспомнил про радио, и вот уже несколько пар начало перетаптываться, обнявшись и заводя сидевших вокруг ленивыми движениями горячих тел.
Сержант Имс курил, сидя на своей койке, и наблюдал за всем этим с непроницаемым выражением лица. Он шутил, когда к нему обращались, и улыбался, когда видел, что на него смотрят. Но в остальное время он просто молча смотрел.
У меня возникло странное ощущение, что целью сегодняшней вакханалии было вовсе не потрясти устои Гнезда и не потратить на нас выигранные у нас же денежки.
Что у Имса была более глубокая цель.
Но шум, выпивка и девочки быстро отвлекли меня, не дав сосредоточиться на этой мысли.
Да, девочки были что надо.
Особенно я запомнил Кэнди и Сэнди. Румяные, хихикающие, они уселись по обе стороны от меня и принялись щебетать, какой я душка. Просто потому, что молчу. Но я не винил их за отсутствие логики. Когда тебе расстегивают ширинку и начинают запускать внутрь штанов наманикюренные пальчики, тут не до обвинений.
– Ой, Кэнди, куда мы попали? – хихикала Сэнди,– это ведь казарма, да? Дела!
Потом кто-то утащил Сэнди со словами, что Господь велел делиться. Кэнди же осталась со мной почти до утра.
А утром разверзся апокалипсис.
Майор вернулся в шесть утра. Видимо, для того, чтобы в семь наблюдать наше построение.
Но вместо этого ему пришлось наблюдать голую задницу доктора Кобба, уснувшего в его, Артура, личном кабинете.
Кобб спал, накрыв ладонью крепкую грудку Мол. Вторая грудка, ничем не прикрытая, была открыта взору майора полностью.
И моему взору тоже.
Я вышел по нужде, а потом, привыкший просыпаться рано, прошелся по пустым комнатам –просто так. И я первый заметил возвращение майора Артура.
Думая, как бы поднять тревогу, я схватил метлу из ближайшего чулана и начал подметать коридор. Молясь, что он пройдет мимо, скроется в своей кабинете, и тогда можно будет бежать в казарму и будить остальных.
Тревогу поднял сам майор. Чужая голая задница на собственной кушетке мало кому придется по душе.
Развернувшись на месте, майор Артур прошел прямиком в нашу казарму. А я тихо-тихо прокрался за ним. Когда надо, я могу быть совсем незаметным.
В казарме спали. Когда Артур распахнул дверь, в ноздри мне ударил тяжелый запах алкоголя, пота и несвежих продуктов. Удивительно, как быстро я отвык от этих миазмов, ведь я не далее как полчаса назад вышел отсюда.
Майор прошел через казарму, переступая через лежащие тела, и встал напротив койки сержанта Имса.
Тот спал на спине, закинув руки за голову, а в ногах у него сопела Кэнди. Она выбралась из моей койки под утро, выпила минералки и, спросонья промахнувшись, завалилась к Имсу.
Поежившись под многотонной тяжестью взгляда майора, Кэнди проснулась и громко взвизгнула.
Прозвучал сигнал тревоги.
Ребята торопливо вскакивали с коек и пола, кое-как приводя себя в порядок. Вытягивались двумя рядами в проходе: сонные, встрепанные, еще до конца не осознавшие масштаб произошедшего.
Все это время майор Артур спокойно стоял и смотрел на Имса. И только когда тот поднялся, набросив простыню на голые ноги Кэнди, Артур повернулся к нему спиной и обвел казарму долгим взглядом.
– Это моя вина.
Артур повернулся к Имсу, и все головы в казарме повернулись вслед за ним.
– Это моя вина, сэр, – голос у Имса был хриплый, но твердый, – это я принес алкоголь, я пригласил гостей. Остальные… они спали, сэр. Они тут не причем.
– Я знаю, сержант. Следуйте за мной.
Имс последовал за Артуром, а я последовал за ним. Тихо, бесшумно. Как умею только я один.
Майор провел Имса в свой кабинет. В уже пустой кабинет, но там все еще пахло женскими духами, виски и похотью. Такой запах быстро не выветривается.
В кабинет меня, разумеется, не пустили, но я знал, что за окнами кабинета растет большой куст сирени. И что Артур обязательно откроет створки окна, откроет широко.
Мне ничего не помешает. Я никому не помешаю.
Я тихий.
Имсу жестом было приказано сесть на стул. Возвышаясь над сержантом, Артур – причесанный, свежевыбритый, затянутый в отглаженную форму – выглядел особенно устрашающе.
Вот только мне не было страшно. Впервые за долгое время.
Что-то сломалось во мне, что-то…
– Я так понял, что вы отлично отдохнули этой ночью, сержант, – голос Артура был сладкий, как сироп от кашля.
Имс пробормотал что-то вроде, что да, не жалуется. В глаза Артуру он не смотрел. Видимо, все еще мучился похмельем.
– А вот я теперь останусь без отдыха. Теперь мне придется вновь ехать в город, сержант, – склонившись к Имсу, Артур говорил мягко, как с ребенком, – и тратить весь свой заслуженный выходной, чтобы утешить мистера Кобба. Ведь его уволят сегодня же. Кто-то должен будет отвезти его в город, выслушать, ободрить…
Майор отстранился и внимательно осмотрел Имса с ног до головы. Имс тоже поднял голову, но его глаз я не видел.
Артур улыбнулся.
– Я буду очень занят, мне придется отключить телефон. Поэтому, пожалуйста, сержант Имс, ведите себя прилично на гауптвахте.
Имс молчал, но майор скрестил руки на груди, словно ему было неприятно смотреть на сержанта.
– И чтобы вам было стыдно за свое поведение, сержант Имс, знайте, – Артур вновь наклонился к лицу Имса, – что, утешая своего бедного друга, я буду вспоминать вас.
Майор опомнился в последнюю секунду. Опомнился и успел выставить перед собой правую руку, но это не остановило Имса. С громким рыком раненого, но не покоренного зверя он прыгнул вперед, опрокидывая майора на жесткий пол.
Несколько секунд из кабинета слышались яростные звуки борьбы, потом вдруг все стихло, и я похолодел от мысли, что случилось непоправимое. Но в ту же секунду, привлеченные шумом, в кабинет ворвались верные капралы.
Сразу трое бросились оттаскивать Имса. Один из них отлетел назад, но потом Имс встал сам, позволил заломить себе руки и увести прочь. Капралы, повинуясь хриплому приказу Артура, ушли вслед за ним.
Стало тихо.
Майор медленно поднялся, спиной к двери, лицом к окну. И лишь один я, стоя в спасительной тени сиреневого уста, видел, что у майора расстегнуты брюки.
И из ширинки бесстыдно вывалился крупный, возбужденный член.
Хотел бы я сказать, что все затихло. Но это было не так.
По базе со скоростью лесного пожара ползли страшные слухи. Что Имс скрутил четверых здоровых бугаев-сержантов, угнал армейский джип и сбежал. Что перед этим он переехал Артура. С особой жестокостью.
Что он улетел с базы на вертолете.
Умчался на русском танке.
Но к утреннему построению, как всегда в семь ноль-ноль, вышел Артур.
Бледный, с темными кругами под глазами, он вышел к строю, дал нам всем вдоволь налюбоваться своей разбитой губой и синяком на скуле. А потом объявил, что сержант Имс наказан неделей строгого карцера. После чего его переведут на гауптвахту. Еще на неделю.
Мы встретили это сообщение в полном молчании. Но когда майор ушел, слухи вновь возобновились. Вернувшиеся с гауптвахты рассказывали страшную правду о том, что произошло этой ночью.
Что Имса действительно поместили в карцер.
В тот самый карцер.
И что Артур сам провел с ним разъяснительную беседу. Шепотом говорили, что крики и стоны были слышны даже сквозь оббитую металлом дверь.
Что Имс умолял.
Последнему, впрочем, верили не многие.
– Сержант Имс скоро к вам вернется, – сиплым, но твердым голосом объявил на вечернем построении Артур.
Этому не верил никто.
Тем же вечером по моей наводке ребята поймали в коридоре парня, который подметал улицу за карцером. Загнанный в угол казармы, тот, под градом угроз, посулов и проклятий, сдался и рассказал, что он видел Имса.
Вчера, привлеченный криками, он подошел к карцеру и, встав на ящик, заглянул в маленькое, зарешеченное окошко.
Парень рассказал страшное.
Имс был без сознания. Избитый, голый, едва прикрытый обрывком простыни, он лежал на спине на разбросанной, разоренной постели.
И улыбался.
В полном молчании все расступились и выпустили рассказчика из казармы.
Ночью я не мог уснуть.
Остальные тоже долго ворочались, но усталость взяла свое, и через пару часов после отбоя в казарме все крепко спали.
Все, кроме меня.
Я не мог спать, как не мог есть за ужином.
Это было невыносимо.
Невыносимо молча лежать и думать о том, что случилось, о том, что завтра вечером, пока мы будем в комнате отдыха, майор вновь пойдет в карцер.
К Имсу.
Наверное, я все же задремал. Потому что когда я вновь открыл глаза, за окном светало. Должно быть, было около четырех часов утра.
Я бесшумно встал и вышел из спальни.
Вначале я хотел просто выбраться за ворота и, поймав попутку, доехать до штаба. Мне надо было в штаб. Мне уже два месяца надо было в штаб, что я вообще здесь делал все это время?
Я почти дошел до ворот, но потом вернулся.
Пробрался в комнату отдыха, где несколько минут смотрел на большую металлическую тумбу, отмечавшую центр комнаты.
А потом я наклонился, отвинтил крепления, которые удерживали эту тумбу на полу, выдвинул из полого дна колесики и тихо покатил ее прочь. Прочь по коридору, через всю базу, прямо на плац.
И только установив тумбу ровно в центре бетонной площадки, я вышел за ворота.
Мне надо было в штаб.
Часть вторая. Жизненная.
Испытательный срок.
К вечеру Имс успел перемерить шагами свой неожиданно просторный «каменный мешок», попрыгать в тщетной попытке добраться до узкого окошка, выместить свое недовольство на железной двери, на вмурованной в стену узкой койке, на самой стене.
Артур – гад, подлец, собака – спровоцировал его! А он повелся, повелся как баран!
Когда обитая железом дверь отворилась, и в карцер вошел майор, Имс успел накрутить себя до того, что молча прыгнул вперед, даже не посмотрев, есть ли у Артура сопровождение.
Артур был один. И в сопровождении, судя по всему, не нуждался.
Имса встретили его кулаки, может быть, не такие уж тяжелые, но весьма болезненные. И бьющие точно в цель.
Они дрались молча, изредка со стоном выдыхая, выплевывая воздух из легких после очередного удара. Имс хотел расплатиться за все. За карцер, за унизительную санобработку, за все придирки, за сапог на своей спине.
Артуру тоже явно было что сказать. И за что выместить обиду и раздражение.
Осознав эту мысль, Имс приостановился и пропустил хук справа, который отправил его спиной вниз на бетонный пол. Падая, он ухватил Артура за мундир и повалил на себя, обнимая руками за плечи. Заглянул в глаза – карие, яростные.
И поцеловал взасос.
Имс целовался жадно, исступленно, крепко прижимая Артура к себе, не давая вырваться, не давая вздохнуть. Вечность спустя он на секунду отстранился, торопливо расстегнул тугой мундир майора и вновь принялся целовать его губы, щеки, оголившуюся грудь.
Артур не поощрял его, но и не сопротивлялся. И только вздрагивал, слыша треск ткани, чувствуя горячие губы Имса на своей коже.
Мундир отлетел в сторону, свалились на пол вычищенные до блеска черные ботинки, вслед за ними полетели брюки. Имс швырнул Артура на спину, схватил за бедра, вздергивая вверх, открывая для себя.
Артур выгнулся дугой, касаясь лопатками пола, и укусил себя за ладонь, закрывая свободной рукой рот.
Как вдруг Имс остановился.
Тяжело дыша, он высвободил левое бедро Артура и осторожно потянул его за руку, заставляя разжать зубы, подхватывая губами слюдяную ниточку слюны, целуя багровый отпечаток укуса.
– Скажи «да», – жарко, жадно зашептал Имс, – разреши мне. Скажи «да».
Он почти молил.
Закрыв глаза, Артур едва заметно кивнул. И глухо вскрикнул, вновь запечатывая свой рот ладонью, когда Имс с силой толкнулся внутрь, одним движением преодолевая последнее сопротивление.
Вцепившись в Артура, Имс двигался мелкими, рваными толчками. Наконец приспособился, влился в ритм, лег на Артура, заставляя того убрать руку ото рта.
Целуя, выпивая его стоны, зашептал что-то глупое, сбивчивое:
– Тихо, тихо… не кричи так. Сейчас… сейчас будет хорошо.
Вместо ответа Артур укусил его за губу.
Имс низко застонал и резко двинулся вперед, проволакивая Артура по полу. Он трахал его, возя по бетону и без умолку болтая:
– Блядь… узкий, черт… расслабься же, не могу… сейчас кончу… давай, ну!
И Артур дал.
Обвил Имса ногами за талию и дал, вскидывая бедра, подхватывая, убыстряя ритм, ерзая горячим членом по животу Имса.
А потом кончил. Кончил, заставив Имса вновь заорать, громко и протяжно.
Артур всегда выигрывал.
– Ты всегда выигрываешь...
– Считаешь это игрой, Имс?
Артур, уже в белье, сидел на койке и надевал рубашку. Он был бледен, но руки держал ровно, спокойно застегивая пуговицу за пуговицей.
Руки задрожали у Имса, когда он пришел в себя и увидел на члене кровь. Но Артур отогнал его, чувствительно ткнув под ребро, и не дал осмотреть «ущерб».
Он продолжал одеваться.
Имс сидел на полу, пытаясь уложить в голове произошедшее. Но ничего не получалось.
– Нет, я не считаю это игрой, Артур.
– Хорошо. – Артур застегнул последнюю пуговицу. – Тогда что это было? Зачем ты явился в Гнездо и стал устраивать здесь цирк? Зачем тебе все это понадобилось, можешь сказать, наконец?
– Я хочу тебя вернуть, – просто сказал Имс. – Хочу, чтобы все было как раньше.
– Как раньше – это как? – Артур положил руки на колени. – Мотаться по всем штатам, встречаясь урывками, потому что я в штабе, а ты под прикрытием и постоянно меняешь документы, имена, национальности? А мне под угрозой увольнения нельзя к тебе даже приближаться? Три года, Имс, три долбаных года! Просто потому, что ты мечтал играть в Джеймса Бонда и не хотел быть штабной крысой.
– Слушай…
– А еще, – Артур был настроен высказать все до конца, – еще надо упомянуть, что когда один из нас мчался черти куда, чтобы урвать пару часов, он мог застать своего любовника не в мотеле, а на больничной койке. С трубками, торчащими из всех отверстий. А где их не было, там постарались хирурги!
– Это было один раз!
Артур несколько секунд молчал, а потом тихо сказал:
– Мне хватило.
Настал черед Имса молчать. Наконец он вздохнул:
– Но я уже полгода как при штабе. Меня рассекретили. И я теперь майор. Кстати.
Артур, не глядя на него, подтянул к себе брюки.
– Поздравляю. И что? Или ты думал, что я все брошу и радостно побегу обратно?
– А почему нет? Почему нет? Тебе что, так нравится сидеть на этой чертовой базе?
– А ты забыл, как я здесь оказался?
Имс осекся, поняв, что затронул не ту тему. Но было поздно.
– Так я тебе напомню. После одной нелепой шутки все того же шутника Бонда…
– Только вот не вали все на меня!
– И не подумаю. Я сам виноват. Виноват, что поддался, что согласился на эту идиотскую затею. И что попался.
– И нас наказали.
– Меня, Имс. Наказали меня, выслав из штаба, затормозив на несколько лет мое продвижение по службе, засунув сюда, на эту «чертову базу». А тебя, насколько я помню, отправили в очередную операцию. По итогам которой вручили медаль.
Имс замолчал, потом вскинулся, хмуря брови:
– Да, но в штабе без тебя через месяц взвыли. Они же сразу попросили тебя обратно! Почему ты не вернулся?
– Я бы сказал, что у меня есть гордость, Имс. Но ты не знаешь значения этого слова.
– Ты думаешь, я поэтому явился сюда? Поэтому ползал на плацу? Потому что у меня нет гордости?
– А почему, Имс? Скажи мне?
– Потому что я хочу тебя вернуть. Если секретный агент Имс тебя не устраивал, то, быть может, штрафник Имс подойдет? И впрямь, столько интереса к моей персоне я не чувствовал даже в начале нашего знакомства.
Артур покачал головой.
– Все и всегда должно происходить так, как ты хочешь? Мне казалось, что абсурдность этого утверждения дети понимают уже в три года. Максимум в пять.
– И зачем же я вернулся, скажи мне тогда?
– Стало скучно? Захотелось секса? Разозлился, что это я бросил тебя два месяца назад? Поэтому ты решил придти и разрушить то, что я создавал все эти три года. Просто потому, что тебе приспичило сделать это.
– Это не так! – возмутился Имс.
– Да? А чем ты занимался тут все это время?
– Артур, – настойчиво позвал его Имс, не делая попыток встать, – все не так. Я хочу, чтобы ты вернулся. Я тут две недели сортиры драил, лишь бы быть рядом, и это правда. В штабе тебя три года вспоминают со слезами на глазах. Стоит подмигнуть, и тебя внесут туда на руках. С почестями. С повышением!
Артур помолчал, потом решительно покачал головой:
– Нет, Имс. Нет.
Железная дверь тихо хлопнула. Загремел засов.
Имс поднялся с пола, напился из раковины, хромая, добрался до койки, лег и неожиданно улыбнулся.
Артур пришел к нему, они выпустили пар, поговорили. У них даже был секс.
Завтра Артур придет снова, и Имс сможет убедить его вернуться.
Сможет!
На следующий день дверь не открылась. На третий день тоже.
Имс зверем метался по карцеру, требовал начальство, открыть дверь, выпустить его наружу. Требовал объяснить, какого хуя тут творится?!
Вместо Артура к нему спустился заместитель. Хмуро сообщил, что майор второй день как уехал по делам. И повторно зачитал Имсу его приговор.
Неделя в карцере. Неделя на гауптвахте.
Имса что-то не устраивает?
Имса не устраивало все. Буквально все. И он мог бы это исправить, назвавшись, сняв маску, вытребовав всего один телефонный звонок.
Куда уехал Артур? Зачем? Что за срочное дело сорвало его с места, где он пропадает несколько дней?
Утешает своего бедного друга? Кобба?!
Последняя мысль была настолько абсурдна, что сразу же отрезвила Имса. А трезвость заставила думать серьезно.
О том, что да, он может сорваться с места, найти Артура и… И что?
А также о том, что Артур его действительно спровоцировал. Посредством все того же Кобба.
Который был стопроцентным гетеросексуалом.
О, Артур знал, как Имс ревнив, знал, как вызвать у него алый туман перед глазами, спровоцировать на поступки, которые тот никогда бы не сделал, будь он в здравом уме. Никогда бы не набросился на Артура среди бела дня, в жесточайшем похмелье, можно сказать, у всех на глазах.
Артур заставил его это сделать. Зачем? Чтобы разорвать их отношения окончательно? Или хотел что-то сказать этим? Что?
Имс был готов стены грызть от ярости и отчаяния.
Теперь, когда у него появилось время подумать, он действительно припомнил, что Артура кое-что не устраивало в их отношениях. Точнее, много чего не устраивало.
Практически все.
Бесконечные отлучки Имса, секретность, давление начальства, торопливые, неряшливые свидания в грязных, холодных гостиничных номерах. Невозможность иметь дом, нормальную семью, хоть какое-то постоянство.
Но почему, почему он терпел? Ни слова, ни жалобы, ни скандала. И даже новость о том, что они расстаются, Артур преподнес спокойно и сдержанно. Попутно огорошив Имса тем, что давно и много говорил о том, что конкретно его не устраивает.
Просто Имс его не слушал.
– Я не истеричка, чтобы закатывать скандалы, Имс. Если ты меня не слушаешь, когда я говорю спокойно, значит, ты просто не хочешь слышать. Нам лучше расстаться.
Имсу казалось – все будет как обычно. Он придет, улыбнется, пошутит – и Артур растает. Охотно забудет обиду и примет его, Имса, в свои горячие, любящие объятия. Неужели он всерьез решил завести семью, построить прочные отношения – с кем-то другим? Не с Имсом?
Имс упал на койку, обхватывая руками голову.
Он был в полной заднице.
Прошла неделя, Имса перевели на гауптвахту. Здесь были люди, с которыми можно было поговорить, и Имс уже через сутки знал, что произошло в Гнезде за время его отсутствия. И пусть за это время штрафники схватились за головы и активно старались загладить прошлые промахи перед начальством, сторонясь опального сержанта – Имс все равно добыл нужную информацию.
Капрал Сайто сбежал.
Правда, его уже через несколько часов вернули, но он и не сопротивлялся. Он оказался вовсе не капралом, а лейтенантом, который попал на базу каким-то таинственным образом после плена в Ираке.
Рассказывали, что беднягу контузило, мозги у него переклинило, и Сайто выставил свое отсутствие в части во время плена как самоволку. За что и был понижен и отправлен на штрафную базу. С которой он вчера и сбежал.
Возвращенный, Сайто целую ночь писал рапорт, а потом уехал в сопровождении майора Артура.
Который должен вот-вот вернуться.
Которого так ждал Имс.
Артур вернулся, когда до конца срока отсидки Имсу оставалось всего два дня.
Приехав на базу, майор тотчас же вызвал Имса в свой кабинет, бросил на стол перед ним пачку бумаг и устало, без чинов и приветствий сказал:
– Вот. Это твои. Рапорт о твоем пребывании, протоколы, докладные – все. Твоя «экспедиция» сюда теперь считается спецоперацией по возвращению лейтенанта Сайто в ряды армии США. Он теперь герой, а ты получишь очередную медаль.
– Почему я? – Имс, не глядя, сгреб со стола бумаги.
– Потому что в своем рапорте он через строчку поминает твое имя. Как ты помог ему преодолеть кризис и все такое.
– Удушу, – бессильно произнес Имс, – подушкой удушу.
– Подушкой?
– Руки пачкать не хочу.
– Понятно.
Артур говорил тихо, без сарказма. Он действительно очень устал, достаточно было взглянуть на его чуть примятую форму, на темные круги под глазами, на подрагивающие пальцы рук.
Молча переминаясь с ноги на ногу, Имс чувствовал, как по его спине начинает расползаться холодок. Вот сейчас Артур поднимет голову, упрет в него пустой, чужой взгляд и скажет:
– Проваливай.
Вздрогнув, Имс чуть не выронил бумаги. Несколько мгновений он пытался понять, правда ли Артур это сказал, или это его воображение. А потом ему стало все равно.
– Артур. Артур посмотри на меня. Я хочу тебе кое-что сказать
Артур молча поднял голову.
– Я… я виноват. Я правда виноват перед тобой. Но я хочу все исправить.
– Что «все», Имс?
– Вообще все. Все с самого начала. Я был мудаком, да, но ты ведь любил меня и мудаком, правда?
– Имс…
– Дай мне шанс, Артур, пожалуйста. Вот они, – Имс, не глядя, ткнул палацем за окно, на плац, – они получили свой шанс все исправить. Шанс искупить. Так дай его и мне. Дай мне… испытательный срок.
– Испытательный срок? – Артур положил руки перед собой на стол, – что это изменит, Имс?
– Я не знаю. Может, ничего. Может быть, все. Но я без тебя не могу. Хочешь, я переведусь к тебе, хоть бы и сортиры драить. Но я не могу так…. не могу и все. Я мотался по этим заданиям только потому, что знал, ты меня ждешь. Мне надо было доказать тебе… не знаю, что, но надо было. – Имс поник. - Прости, что я все испортил.
Имс замолчал, глядя в пол перед собой. Вздохнув, Артур осмотрел за окно, на Имса, потом вновь за окно.
– Испытательный срок…. И что ты будешь делать?
– Все что хочешь!
– Хорошо, – Артур глубоко вздохнул, – тогда… Тогда отправляйся в штаб, улаживай свои дела, получай поздравления и все такое и…. И возвращайся сюда майором. Без цирка. Тогда и поговорим.
– Хорошо.
Имс улыбался. Пытался сдержаться, но все равно улыбался, как идиот. Чтобы хоть как-то скрыть ликующую радость, он зашуршал бумагами, собирая их в папку.
– Кстати, Имс… эта байка о твоем «переводе» сюда…
– Да?
– Ты правда раздел Джонсона, Чезвика и Хардинга в покер?
– Откуда ты?.. Нет, это была импровизация. А ты думал, правда?
– Ну, – Артур склонился над ящиком стола, – ты описал анатомию Джонсона довольно правдоподобно.
– А ты откуда знаешь про его кривой хуй?! – взвился было Имс, но сдулся, как проколотый шарик, стоило Артуру поднять голову. – Ладно-ладно. Извини, погорячился. Я пойду.
– Да, иди уже, Имс. Иди.
– Я скоро вернусь!
– Хорошо.
– Очень скоро!
– Отлично.
– Ты соскучиться не успеешь!
– Буду ждать. Буду… да, буду ждать.
Конец
@темы: fanfic: rus, NC-17
И вот, знаете, я люблю НЦу. Очень. Нежно и трепетно. Но есть такая штука, как НЦа мозга. Вот спасибо за нее отдельное. И - не бейте меня больно и почкам - жалко, что фик не макси, хотя все гармонично и сказано. Но просто грустно, что оно так вот шустро закончилось
четверг,12-е, да, смешной ))) Мы все были в мыле под конец ФБ и юмор получился совершенно неожиданно. Особенно учитывая совсем не смешной наш канон и весьма депрессивную Кукушку. Но наши мальчики могут все!
Суэньо, рада что мозг спасен
ФБ не таинственная )) ФБ очень хорошая. И в нашей команде было много хороших, отличных и просто шикарных работ.
А не макси... ну у меня на спецквест было два миди. Или одно макси или два миди, увы ((( Потом тут довольно прозрачная история. Артур конечно так просто не вернется и Имсу придется многое пересмотреть в отношениях. Но самый главный камень уже заложен, остальное дело времени.
Now-or-Never, спасибо ))) Особенно приятно получить отзыв снова, уже после ФБ
персонажи - прекрасны! стиль - восхитителен!
спасибо большое, автор.)
много раз спасибо!:-)
Вообще-то это очень грустный текст и Артура мне тут реально жалко. ели человек отгораживается уставом, воротничками и ботинками, то это значит что что-то тут не так. Имс совсем не хорошо себя вел, но я верю что он исправится.
я уже пару дней как хотела найти и перечитать этот фик!
Это было абсолютно прекрасно!
Danita_DEAN, я рада что он вызывает желание перечитать
Пирра,
Вторая тоже прелесть. Так мииленько.
Читала, затаив дыхание! Это просто невероятно! *закончился запас слов восхищения*
Я не умею писать комментариибобрятинка, это и есть комментарий )) Спасибо! Всегда приятно знать что пишешь не зря.
Книгу обажаю))) поэтому не могла пройти мимо))))
Ваш фик чудесен, невероятно легок и позволяет с юмором посмотреть на серьезные жизненные ситуации!!!
Спасибо за доставленное удовольствие! Читалось "на ура"!
Огорчает только объем - ну мало же
Правда читать пришлось раз пять, вписывая цитаты и озадачиваясь поиском хоть каких-то параллелей с Началом.
Параллели так и не нашлись, но получилось два миди. Это и еще одно (потом выложу). Ретелинг (это) и кроссовер ))
Суэньо, спасибо. Я правда очень рада, что все это - видно. Имс слишком многое получал ничего не отдавая взамен и был уверен, что этот поток никогда не закончится. А ведь ели человек не закатывает скандалы и не кричит, а говорит о своих проблемах спокойно, то это не значит что его все устраивает...
Но так как я никогда не пишу без ХЭ, то Имс у меня действительно многое осознал и готов многим поступится, так как вычленил для себя главное что ему нужно в отношениях. Ему нужен Артур
А самому Артуру вообще-то тоже стоило быть немного более... настойчивым. Да, для некоторых удар кувалдой это слишком тонкий намек, но и ждать что взрослый мужчина измени свой характер тоже глупо. Это просто невозможно.
Но так как я задаю условие "герои искренне любят друг друга" то оба смогут преодолеть этот кризис и все будет хорошо.
Не мало
Яшмовая Гунян, много слов)))
Второй миди обязательно выложу. Просто я сейчас раздумываю дописать его (там на мой взгляд не хватает куска) и выложить или выложить и потом дописать...
Суэньо, я действительно вкладывала чуть менее насыщенные эмоции, но мне и правда интересно узнать что получается на выходе. Какие мысли это вызывает, какие образы.
длинно. Позиция автора
С нетерпением жду вашей следующей выкладки.